Я взглянула на диск. Пятница точно обрадуется, можно не сомневаться.
— И, — добавила Полли, наклоняясь ко мне и заговорщически подмигивая, — необязательно говорить ему, что это от нас. Я знаю, каковы подростки, и немножко родительской славы весьма ценится.
— Спасибо, — искренне сказала я.
Это был не просто диск — это была валюта.
— Отлично! — воскликнула мама. — У тебя хватит времени на чашку чая и ломтик баттенбергского кекса?
— Нет, спасибо. Мне надо забрать кое-что у Майкрофта из мастерской, а потом я сразу поеду.
— А как насчет кекса на дорожку?
— Я только что позавтракала.
В дверь позвонили.
— О-о-о! — протянула Полли, украдкой выглядывая в окно. — Во забава. Похоже, маркетолог.
— Точно, — отозвалась моя матушка весьма воинственным тоном. — Посмотрим, сколько нам удастся его продержать, пока он не пустится с воплями наутек. Я изображу легкое слабоумие, а ты будешь по-немецки жаловаться на радикулит. Попробуем побить наш личный рекорд по задержанию маркетологов — два часа двенадцать минут.
Я горестно покачала головой.
— Когда же вы обе повзрослеете…
— Какая ты рассудительная, доченька, — сварливо пробурчала мама. — Доживешь до наших лет и степени физического одряхления — научишься развлекаться при каждом удобном случае. А теперь брысь!
И они выгнали меня в кухню, пока я мямлила что-то насчет лечебного плетения корзинок, партий в вист или домашнего мыловарения, то есть занятий, которые подошли бы им больше. Но их вполне устраивало применение умственных пыток к маркетологам.
Я вышла в заднюю дверь, пересекла сад за домом и тихо вошла в деревянный флигелек, служивший лабораторией моему дяде Майкрофту. Включила свет и подошла к своему «порше», зачехленному и оттого имевшему слегка заброшенный вид. Его так и не починили после аварии, произошедшей пять лет назад. Повреждения были не такие уж страшные, но 356 запчастей в наши дни недешевое удовольствие, а свободных денег у нас не водилось. Я сунула руку в кабину, потянула замок и открыла капот. Под ним я хранила саквояж с двадцатью тысячами валлийских тоцинов, абсолютно бесполезных по эту сторону границы. Но в Мертире на них можно купить дом с тремя спальнями. Разумеется, у меня и в мыслях не было перебираться в Социалистическую Республику Уэльс — деньги требовались мне для сделки по валлийскому сыру, запланированной на сегодняшний вечер. Я убедилась в сохранности денег и стала накрывать машину чехлом, но тут какой-то шум заставил меня обернуться. В полумраке у верстака стоял дядя Майкрофт. Безусловный гений, чей острый ум раздвинул границы широчайшего спектра дисциплин, в том числе генетики, термоядерного синтеза, абстрактной геометрии, вечного движения и любовных романов. Это с его подачи началась революция домашнего клонирования, это он, по всей видимости, разработал очиститель памяти, и именно он изобрел Прозопортал, забросивший меня внутрь книги. Одет он был в свой фирменный шерстяной костюм-тройку, только без пиджака, с закатанными рукавами сорочки, и пребывал в настроении, которое мы дружно называли «изобретательский режим». Казалось, он сосредоточен на тонком механизме, чье назначение не представлялось возможным угадать. Я молча наблюдала за ним с растущим ощущением чуда, и вдруг он меня заметил.
— А-а! — улыбнулся он. — Четверг! Давненько я тебя не видел… Все в порядке?
— Да, — неуверенно ответила я, — по-моему.
— Восхитительно! Я только что придумал дешевую форму энергии: совместив макароны и антимакароны, мы станем свидетелями полной аннигиляции равиолей и высвобождения громадного количества энергии. Могу с уверенностью предсказать, что среднего размера каннелони[7] хватит для питания Суиндона на год с лишним. Впрочем, я могу и ошибаться.
— Ты нечасто ошибаешься, — тихо сказала я.
— Думаю, я с самого начала ошибся в том, что вообще начал изобретать, — ответил Майкрофт после минутного раздумья. — Из того, что я могу это делать, вовсе не следует, что я должен этим заниматься. Если бы ученые перестали думать о своих творениях, мир стал бы лучшим…
Он оборвал свою речь, вопросительно взглянул на меня и заметил с нехарактерной для него проницательностью:
— Ты как-то странно на меня смотришь.
— Ага, — промямлила я, тщательно выбирая формулировку. — Понимаешь… мне кажется… так сказать… я очень удивлена.
— Правда? — Он отложил устройство, над которым работал. — А почему?
— Ну, — уже тверже ответила я, — я удивлена тем, что вижу тебя, потому что ты умер шесть лет назад!
— Умер? — переспросил Майкрофт с неподдельной озабоченностью. — Почему мне никто не сказал?
Я пожала плечами за неимением ответа.
— Ты уверена? — спросил он, погладив себя по груди и животу, затем измерив пульс в надежде убедить себя, что я ошибаюсь. — Знаю, я немного рассеян, но уж такое-то я бы запомнил.
— Да, абсолютно уверена. Я присутствовала при этом.
— Ничего себе, — задумчиво пробормотал Майкрофт, — ведь если твои слова верны и я действительно мертв, то вполне возможно, что это вовсе не я, а некая голографическая запись с вариативными реакциями… Давай-ка поищем проектор.
На поиски ушло добрых пять минут. Не найдя ничего хоть отдаленно напоминающего голографический проектор, мы с Майкрофтом уселись на упаковочный ящик и несколько секунд сидели молча.
— Мертв, — буркнул Майкрофт с оттенком покорности в голосе. — Никогда раньше не приходилось. Ни разу. Ты точно уверена?
— Точно. Тебе было восемьдесят семь. Вполне ожидаемый исход.
— Ах да, — откликнулся он, словно у него шевельнулось смутное воспоминание. — А Полли? — вдруг вспомнил он о жене. — Как она?
— Очень хорошо. Они с мамой взялись за старое, как обычно.
— Достают маркетологов?
— В том числе. Но она ужасно по тебе скучает.
— И я по ней. — Внезапно он занервничал. — Она никого еще себе не завела?
— В девяносто два?
— Чертовски привлекательная женщина… и умная к тому же.
— Нет, не завела.
— Хм. Что ж, если увидишь кого-нибудь подходящего, о любимая племянница, подтолкни его в ее сторону, ладно? Я не хочу, чтобы она была одинока.
— Я сделаю это, дядюшка, обещаю.
Мы еще немного помолчали, и я поежилась.
— Майкрофт, — сказала я, вдруг подумав, что его появление может, в конце концов, и вовсе не иметь научного объяснения, — я хочу кое-что проверить.
Я коснулась его кончиками вытянутых пальцев, но там, где им полагалось встретить твердое сопротивление рукава, ничего не оказалось — пальцы прошли насквозь. Его здесь не было. Или он был, но как нечто нематериальное — призрак.
