Я припарковался прямо у нужного подъезда. Сергея Сергеевича дома не оказалось. Дверь нам открыла его новая пассия. Беззастенчиво встретила нас в голубом шелковом халатике, стыдливо смыкая его полы, чуть оголив при этом верх груди.
— Не знаю, где он, — пожимала она плечами. — А что случилось? Это по поводу его сына? — с нескрываемым любопытством спрашивала женщина.
— А вы кто ему будете? — нахмурился я.
— Известно кто, — развела та руками. — Я новая невеста Сергея Сергеевича. Вот. Даже паспорт свой могу показать. Мне скрывать нечего…
— Быстро он невесту завел, еще со старой женой, наверное, не успел развод до конца оформить, а вы уже его захомутали.
— Нет, — радостно провозгласила “невеста”. — Развод он уже получил.
— А как же его бывшая жена к этому отнеслась? Что она вам сказала?
— А я ее ни разу не видела. Да и зачем мне это? Сережа сразу сказал, что разведется с ней, когда мы только встречаться начали.
— И когда это было?
— Три месяца назад, — улыбнулась женщина, будто хвастаясь таким бурным романом.
— Ладно, передайте Сергею Сергеевичу, что заходил Петров, и чтобы он перезвонил срочно следователю Горохову.
— Передам, до свидания, — тетя закрыла дверь, как-то уж слишком наигранно нам улыбаясь.
Мы доехали до низа, но из лифта я не вышел. Замер и хлопнул себя по лбу:
— Твою мать! Федя, давай назад, скорее!
— Куда назад?
— Наверх! — я торопливо нажал кнопку седьмого этажа.
— Что случилось? — Недоумевал Погодин.
— Зинченко внутри. В квартире!
— С чего ты взял?
— Ботинки его стояли в пороге. Будто он только что разулся, а убрать не успел, и тут мы заявились. А он человек аккуратный, всегда ботиночки на полку обувную убирает. Я раньше у них в квартире бывал, не припомню бесхозной обуви в прихожей.
— Ну, допустим, он там, и что с того? Зачем так суетишься? Подумаешь, спрятался от ментов. Видать, надоели мы ему.
— Не все так просто, Федя, мысль меня озарила. Ясная, как солнце в июньском зените. Нельзя нам Зинченко упустить. Сними пистолет с предохранителя.
— Ты что? Думаешь, он там жену свою прячет? — глаза Погодина полезли на лоб.
Я горько усмехнулся и не успел ничего ответить. Створки лифта распахнулись, и я рванул к знакомой квартире. Нажал на звонок. В этот раз открывать нам не торопились. Но я ясно слышал за дверью возню. Потом глазок накрыла чья-то тень. Но замком никто не щелкнул.
Я нажал на кнопку звонка. Чуть подождал. Нажал еще, потом еще и еще. И вот уже трезвонил без остановки. Забарабанил по двери кулаком. Потом двумя.
— Вот суки!
Я прислонил лицо поближе к щелке между дверью и косяком и прокричал:
— Открывайте! Милиция! Или мы взломаем дверь!
В ответ тишина. Мертвая, как в гробу.
— Не сможем мы дверь такую сломать, — Федя тревожно наблюдал за мной. — Тут топор нужен или лом. Вон какая дверь добрая. Крепкая зараза, хоть и деревянная.
— А всю дверь мы ломать и не будем. Такую нахрапом не возьмешь. Мы замок из строя выведем.
— Как же мы замок раскурочим, — удивился Федя, — если его даже и не видно? Только скважина торчит.
— Дай-как мне твой пистолет, Федор.
— Зачем?
— Дай пистолет, Погодин!
— Андрюха, ты что удумал?
— Увидишь, — прошипел я, а потом рявкнул: — Пистолет быстро дал!
Федя не стал больше спорить и достал ПМ. Я дослал патрон в патронник и навел ствол на участок двери, где был вмонтирован врезной замок. Целился туда, где, скорее всего, крепился ригель:
— Отойди, Федор, от греха подальше.
Погодина уговаривать не пришлось, стеная и охая по поводу моего “беззакония”, он смылся за угол. Уже оттуда доносились упреки, что, мол, проникновение нам припишут, а ему так и неизвестно, ради кого или чего мы рискуем.
Бах! Бах! Бах! — выстрелы прогремели оглушительно, усиливаемые подъездным эхом, пронеслись раскатами по всем лестничным площадкам.
Было такое ощущение, что палили сразу отовсюду. Три пули покорежили замок и разнесли полотно двери в щепки. Я рванул массивную ручку, и раскуроченный замок с “мясом” вывалился на порог. Я заскочил в квартиру. В коридоре стояла ошарашенная любовница Зинченко.
— Что вы делаете?! — заверещала она, опомнившись.
Она забыла придерживать халат, и он распахнулся.
— Где ваш пояс? — громко спросил я.
— Что? — женщина испуганно на меня уставилась.
— Пояс от халата где, говорю!
— Я не знаю… — пролепетала она. — Какое это имеет значение!
— Где Зинченко?
— Его нет дома, я же говорила.
— Врешь! — я пробежал по комнатам, но никого не нашел.
Но я чувствовал, что он здесь. Распахнул дверь в ванную. Зинченко вжался в угол, закрывшись шторкой.
— Выходи! — холодно проговорил я.
Тот вылез в коридор. Его трясло, слишком уж он испугался моей пальбы.
— Только не стреляй! — лепетал он. — Я с детства боюсь выстрелов. Прошу, Петров, не стреляй.
— Все кончено, Сергей Сергеевич, — я добавил в голос железа. — Поясок, что нашли на вчерашней убитой, точь-в-точь как на халатике твоей любовницы. Судя по виду, одежка это импортная и в Новоульяновске редкая. Даже, скорее всего, привезенная в одном экземпляре. Как и та злополучная кофта. Но это мы легко проверим, продавались ли в городе еще такие халаты.
— Какой поясок, я не понимаю… — Зинченко затрясло еще больше.
— Которым ты придушил женщину в парке. Ничего более подходящего не нашел. Думал выдать это убийство за дело рук Новоульяновского душителя. Но ты немного не рассчитал. Почерк слишком отличается. Тот душитель не оставлял веревок на шеях жертв. Убивал только молоденьких, стройненьких. Все были примерно одинакового возраста, не больше тридцати лет. И самое главное… Все они были не замужем. Будто он мстил им. Такие, в его понимании, семью могли разбить.
— Я не понимаю, о чем ты, Петров!
— Все ты, гад, понимаешь… – Я достал из нагрудного кармана фото убитых девушек и швырнул перед Зинченко на пол. Та, что задушена была последней, как будто сама специально упала к нему ближе всех. Даже на черно-белой фотографии было видно багровый цвет лица и голубизну шелка петли на шее.
Зинченко закрыл лицо руками:
— О господи! Я
