а потом поняла, что спит он так, как спят только после визита в Посмертье. Убийственно крепко, можно не опасаться, что пленник проснется. Я взяла Дара за ноги, оттащила от двери, затем выдернула ремень из его брюк и перетянула ноги. На руки использовала рубашку, скатала ткань в жгуты и затянула узлы в нескольких местах. Дарлан оказался гибким малым, руки его легко выворачивались в любую сторону и под самыми недоступными углами, поэтому и связывались проще простого.
От самого Дарлана несло прелой водой и гнилью.
Вот настолько он сюда торопился! Может, хотел что-то важное сказать, да не успел? Сначала острил, потом грозил, а после и вовсе вырубился… да, определённо Дар собирался что-то сообщить, ведь у нормальных людей после Посмертья желаний не так много, но все они одной направленности: отмыться и забыться.
Связанным Дарлан все равно выглядел опасно. Камера маленькая, а он проснется злым, очень злым… подумав, я развязала ему ноги, стащила брюки и после перетянула ноги сразу в нескольких местах. Да, так намного лучше.
Теперь Дарлан напоминал спящую гусеницу.
Осталось только дождаться его побуждения.
Ближе к обеду по двери грохнули кулаком — оказалось, альтьер Миткан пожаловал в поисках Дарлана. Начальника королевской полиции не отыскали во дворце, вот и вспомнили обо мне. Теория подтвердилась, охрана Дарлана видела. Дурацкий альтьер Миткан, всегда невовремя.
— Спит он, — ответила я раздраженно на череду вопросов.
— Делает что?
— Устал человек, из Посмертья вернулся. Приходите позже.
— Мы немедленно заходим…
Казалось бы, зачем предупреждать… но посыл я разгадала сразу, а как разгадала, так и обрадовалась: ладно, не такой уж альтьер Миткан и дурацкий, сам подкинул отличную идею. Помнится, он всеми руками за благочестие и приличия?
— Не смейте! Дарлан выйдет, как только проснется, а сейчас мы не одеты.
— Вы…
— Как думаете, почему он сюда вообще пришел? — спросила я вкрадчиво.
Видимо, альтьер Миткан ничего не думал, потому что не ответил. Я прижалась ухом к двери, но тщетно, тут и ради пары фраз приходилось орать во все горло, а уж услышать шаги или тихий разговор… постояв так некоторое время, я вернулась к оконцу. Думаю, альтьер Миткан ушел.
Ждать, пока Дарлан очнется, было утомительно, несколько раз я пыталась его растормошить, но он только бормотал во сне. Очнулся лишь ближе к вечеру, когда я взялась за корзину Августы. На запах мяса живенько зашевелился, а пинки не действовали, надо же.
— Кормить не буду, — обозначила я, глядя, как Дарлан непонимающе моргает и пытается осознать, в какой переплет попал. Он молодец: понял быстро и сразу взялся за выражения, знать которые приличной альтьере не полагается. Но я поняла каждое слово, суть сводилась к одному: я дурная баба, а Дарлан молодец.
— Между прочим, Августа принесла нож. Правда, он для сыра, но уверена, им можно отрезать и что-то другое, — охладила я чужой пыл.
Дарлан мгновенно остыл, то ли уже выговорился, то ли уверовал, что баба я настолько дурная, что обещание выполню, глазом не моргнув. Может, оно и так, но ножа в корзине не было.
— Что ты хочешь? — вздохнул он.
— Немного правды. И свободы.
— А если откажу, будешь пилить меня ножом для сыра?
— Моя фантазия не настолько ограничена, — ответила я с укором.
— Уж надеюсь… — Дарлан завозился на месте, пытаясь… честно говоря, непонятно, что он сделать пытался. То ли развязаться, то ли удобное положение принять. Наконец, он взглянул на меня с мольбой: — У меня нос чешется, ты не могла бы…
— Не могла бы. Неудобства закаляют характер, так старик Лу всегда говорил… или речь шла об испытаниях? В любом случае, старик ни разу не додумался лишать нас с Александром пищи.
— Лишать… тебя не кормили?
— Не особо.
— Это… — Дарлан опять выругался и попытался сесть. Получалось у него не очень, руки его я сцепила позади, перевязала с ногами, да и вообще, узлов наплела немало, проявила старание. Кое-как Дар смог привстать, но не более того.
— Ида, я не знал, — сказал он, глядя мне в глаза. — Такого не должно было случиться, уверен, ты сама понимаешь. Ты и в этой камере не должна была оказаться! Я приказал тебя запереть, это правда, но про тюремную башню и словом не обмолвился. И… у тебя был шанс уйти. И никакой камеры тогда бы не случилось. Подумай обо всем, возьми себя в руки и развяжи меня. Ты этой выходкой ничего не изменишь, меня будут искать и найдут здесь, а против стражи в одиночку не отбиться.
— Альтьер Миткан уже приходил, я сказала, что мы развлекаемся наедине. Как только закончим, ты выйдешь в люди. Вряд ли в ближайшее время тебя будут спасать, так что… время на разговор у нас есть. И я понимаю, что мне не выбраться, Дар, поверь, поэтому и готова на любой разговор. Вообще любой.
— Пытать меня будешь?
— Не хотелось бы, но если придется… у тебя есть шанс рассказать все как есть. И никаких повреждений тогда не случится.
— Понял тебя.
— Начнем с самого простого: я виделась с твоей любовницей Церой, и поведала она кое-что интересное. О пророчестве. Не моем, а твоем. Оно сейчас исполняется, Дарлан? — я смотрела на Дара внимательно, наблюдала за реакцией. Он все-таки не Актер, не мастер скрыть каждую эмоцию.
Вот и сейчас Дар не подвел, перекосило его знатно.
— Спроси о чем-нибудь другом, — процедил он сквозь зубы. — Я в слова Храма не верю, о чем говорил много раз. Любое их пророчество — это просто слова, ничем не подкрепленные, в которые мы должны поверить. Пусть так, но… но иногда эти слова, Ида, неплохо подпитывают конфликты или поддерживают, например, отчаявшуюся королеву. Храму важно устоять при любом короле, остальное — детали. И я поверить не могу, что мы сейчас…
— А я поверить не могу, что ты держишь меня за дуру до такой степени, — перебила я, бросая недоеденный бутерброд в корзину. — Просто слова, значит? Ничем не подкрепленные? Тогда почему я в камере оказалась, почемумоябезопасность сейчас под угрозой? Ты же этим прикрываешься, Дар? Безопасностью? Вот и ответь, что мне угрожает? И почему меня стоит оберегать больше, чем самого короля? Чем жизнь во дворце вдруг стала плоха? Ну же, Бурхардингер, объясняй!
Иногда такое случается: врешь, врешь и
