— Господи, — простонал он, пытаясь стереть кровь с рубашки носовым платком. — Да вы и в самом деле грязный полицейский.
— Это всего лишь производственная травма. Детектив Дэвис повернулась на сиденье и осветила меня фонариком.
— Его порезали, Дэви.
— А может быть, он сам нанес себе рану, — прошипел Варном, все еще возясь со своей рубашкой и с носовым платком. — Боже, да из него льет, как из свиньи.
— Пустяки, — фыркнул я, хотя знал, что это не так. Я чувствовал сильную усталость. Из-за боли в руке трудно было связывать слова между собой.
— Я везу его в госпиталь, — заявила Дэвис.
— Только после того, как мы получим от него заявление, — уточнил Варном.
— Я распознаю артериальную кровь, когда ее вижу, — возразила Дэвис и завела мотор. — Не хочу, чтобы его смерть повесили на нас.
Варном обратился ко мне:
— Ну, госпиталь гам или не госпиталь, но вы все равно должны об лснить, на каком основании связались с подозреваемым.
— Поберегите ваш пыл, — посоветовал я. — Просто у нас с мистером Дином была приватная беседа. К тому же он, по вашему мнению, вовсе не подозреваемый. — Я плотно придерживал левую руку правой, но, кажется, так и не смог остановить кровотечение. Рукав пропитался кровью с манжеты до самого локтя. Я добавил: — Может, вам следовало бы чуточку прибавить скорость, детектив Дэвис. Кажется, вы не ошиблись насчет артериальной крови.
— Посмотрите на него, — возмутился Варном. — Пьяный грязный полицейский, считающий, будто в одиночку может справиться с психопатом.
— Вы можете ненавидеть меня до самых печенок, — возразил я. — Но я-то думаю, что мы оба должны заботиться о справедливости. Барри Дин — в центре этого дела, есть у него алиби или нет. Он близок к тому, чтобы все мне рассказать, и я не уверен, откроется ли он кому-то еще.
— Чушь собачья, — бросил Варном. — У нас ничего на него нет. Он был на Кубе во время убийства Софи Бут. Этим все сказано. И если раньше вы могли заниматься хотя бы делопроизводством, теперь я сомневаюсь, что вам доверят даже это. Из-за вашей некомпетентности погибли четыре прекрасных полисмена, а вы продолжаете думать, будто способны работать в полиции. Вас необходимо остановить. Для вашего же блага и для блага полиции.
— А как насчет вас, детектив Дэвис? — поинтересовался я. — Мне известно, что вы должны были помогать этому человеку отправлять те послания через анонимный кубинский ретранслятор, потому что, если честно, я не думаю, что Варном умеет даже печатать на машинке. Я знаю, вы это сделали, потому что вы подруга Тоби Паттерсона. Но неужели вы действительно хотите, чтобы Дин оставался на свободе? А ведь у менно это и произойдет, если мне не удастся заставить его заговорить.
— У вас большие неприятности, — отозвалась Дэвис. — И вам не поможет, если вы начнете предъявлять такие дикие обвинения. Но если вы нам все расскажете, Джон, я обещаю, что мы арестуем Дина за нападение на сотрудника полиции.
— Это не его вина, — проговорил я.
Она взглянула на меня в зеркало заднего вида. Очень холодный расчетливый взгляд, более пристальный, чем взгляд Варнома, полный гневного отвращения.
— Не понимаю, почему вы невзлюбили Дина. Но у него твердое алиби на момент убийства Софи, и вам известно, что ДНК свидетельствует против Энтони Бута.
— Ловко же вы все представили, — заметил я. — Но это ничуть не поможет вам стать накоротке со мной.
— Я лишь хочу вам помочь, чтобы вы сделали правильный выбор, Джон, — покачала головой Дэвис. — Если вы подадите жалобу на Дина, если подробно объясните нам, что вы там делали, мы сможем арестовать его за то, что он вас ранил.
— Его долги куда больше, — не отступал я. — Кроме того, я вовсе не собираюсь обвинять себя самого и подавать на него жалобу. Выполняйте свои обязанности. А я полицейский не того плана.
— Нет, — покачал головой Варном, когда мы подъехали и остановились у входа в Вестминстерский госпиталь. — Вы долбаный идиот.
Варном повел меня к дверям, хотя я не переставал повторять, чтобы он убирался ко всем чертям. Он сопровождал меня до самого приемного покоя, где сестра велела мне успокоиться и прекратить ругаться.
— Полиция, — пояснил я, достал одной рукой удостоверение и стукнул им о высокий деревянный барьер, чтобы оно раскрылось. Свет был слишком ярким, он слепил меня, а гравитация, кажется, почему-то усилилась: я просто вынужден был вцепиться в барьер. И залил его кровью.
Сестра взглянула на мое удостоверение и сказала:
— Это не имеет значения. Здесь со всеми обращаются одинаково.
— Убежден, это произведет впечатление на кого угодно, — презрительно вымолвил Варном. — Мы, разумеется, будем об этом помнить, когда в следующий раз кто-то из наших явится сюда с тяжелой резаной раной, и вы позовете людей, чтобы они с этой раной управились. А сейчас, мисси, руки в ноги и приведите этому человеку врача.
— Да пошел ты, — выругался я. — Ты такой же, как я, когда доходит до того, чтобы разыгрывать тяжелый случай.
Мне хотелось сесть. Из-за того, что ряды оранжевых пластмассовых стульев вместе с сидящими на них кое-где пациентами, потрепанными, израненными и искалеченными, находились слишком далеко — меня отделяло от них целое поле сверкающего чистотой линолеума, — я уселся прямо на пол под самым барьером, но, кажется, плюхнулся несколько сильнее, чем рассчитывал, и услышал, как кто-то где-то позвал врача.
Меня запихнули на каталку и повезли в одноместную палату, где худющий молодой человек в белом халате проделывал с моей рукой всевозможные болезненные штуки, а я смотрел на него, испытывая блаженство от того, что лежу и что избавился от Варнома. Отчаянно хотелось курить, но я понимал, что не время просить сигарету.
— Мне нужно всего несколько стежков, — небрежно обронил я.
— Думаю, вам нужно кое-что еще, — сказал врач. — Вам проткнули радиальную артерию, ту, откуда поступает вся кровь. Вам повезло, что не поврежден нерв. Ведь это был нож, да?
— Он у меня в кармане, — сообщил я.
— Боже, как я ненавижу ножи! — пробормотал доктор. — Каждый субботний вечер мы получаем два десятка тяжелых ножевых ранений. Они могут быть опаснее пулевых. На прошлой неделе нам досталась перфорация кишечника — пятидесятисантиметровая дыра, дошла почти до позвоночника, ее нанесли японским мечом. Ну и воняло… Вы бы не поверили.
Он натянул перчатки и прикрыл линзы своих очков в стальной оправе защитными акриловыми стеклами, потом снял повязку и прощупал рану тупой стальной иглой, пошевелил каждый мой палец.
— Нужно на вашу артерию наложить шов, — заключил он, — а после я зашью рану.
