— Не думаю, что в нашем случае это сработает в полном объеме, — скупо возразила Лена. Почему-то ее не особо впечатлила рассказанная мною байка.
Как-то незаметно для себя мы перебрались на мою широкую кровать…
…Потом наступила приятная пауза. Мы долго лежали молча, поглаживая друг друга, а я уже начал медленно проваливаться в тягучее пространство сна, как она вдруг спросила:
— И почему ты говорил, что все это чушь?
— А? — я вздрогнул, поскольку практически уснул. — Ты о чем?
— Про эту твою будущую книгу.
— Хоть от излишних знаний никто еще не умирал, во всяком случае, в нашем веке, но рисковать пока что не стоит. — Я уже пришел в себя, и сна как не бывало.
— В смысле — рисковать? Нет, ты от меня шуточками не отделаешься! Ты же сам многое видел, своими глазами. А остальное было восстановлено на основании фактов и рассказов непосредственных свидетелей.
— Свидетелей чего? Это все косвенные доказательства, а прямых подтверждений нет. А я в своих наблюдениях могу и ошибаться.
— Это почему это косвенные? — она привстала, оперлась на локоть, и начала разглядывать мою усталую и довольную физиономию.
— Очень просто, — пояснил я. — Мне же могли подсыпать ЛСД или что-то подобное, показать пару фокусов или сделать особое внушение. А может — провели воздействие на мозг. Запрограммировали сознание, например. Хотя бы тогда, в нашем любимом кафе, помнишь? А те девушки — просто необыкновенно ловкие аферистки и необычайно умелые фокусницы. Я же не могу поверить, в самом деле, что к моему отцу пришел ангел вместе с демоном, что он захватил их оружие во время битвы, а потом они перенесли его душу в тело ученика? А еще потом для меня самого устроили ознакомительную экскурсию в какой-то потусторонний мир и показали тысячелетнюю битву между ангелами и демонами? Или ты предпочитаешь, чтобы я поверил, будто наш мир это игровое пространство для представителей каких-то сверх… нет, даже гиперцивилизаций? Ты хоть понимаешь, что все это звучит как полнейший вздор? Бред сумасшедшего?
— Мы обычно видим только то, что знаем. Или то, что хотим знать. Причем часто делаемся неспособными увидеть очевидные, казалось бы, вещи, поэтому наше восприятие изменяет мир вокруг нас. В случае с тобой это не совсем так, но отличие не очень принципиально. Ну? Что скажешь?
А что я мог сказать? Нам сильно мешают жить стереотипы: нравственные, религиозные, расовые и всякие прочие. Вокруг разные культуры, всевозможные правила, чужие взгляды и сам по себе человек уже перестал для нас существовать, а мы, быть может, перестали существовать для него. Неумение терпимо относиться к окружающим нас разным людям — это серьезное ограничение, сильно осложняющее нашу жизнь. Как тяжело научиться легкости и простоте в общении с любым человеком, умению сохраняя собственное достоинство, уважать других и видеть в них только лучшее. Все люди находятся в мире негативных воздействий, которые скверно сказываются на их внутреннем состоянии. Одно из правил человеческой жизни состоит в том, что необходимо уметь распоряжаться своими умственными процессами, потому как именно эти процессы могут заполнить нас или весельем, или его противоположностью. Однако именно эти полезные соображения редко приходят на ум в суете и толкотне повседневной жизни. У нас просто нет времени на такую философию.
— Ну? — повторила она. — О чем задумался так круто?
— Идеализм все это, — наконец сказал я, — причем идеализм субъективный. Есть такое направление в философии, когда отвергают правомерность наличия объективной реальности, независимой от воли и сознания субъекта.
— Ты, наверное, такой умный, потому что правильно питаешься, — неестественно и мрачно пошутила Елена. Опираться на локоть ей уже надоело, и она снова легла рядом со мной.
— Нет. Это я правильно питаюсь, потому что умный, — привычно парировал я. — Гораздо проще предположить, что моего старика просто убили, чтобы завладеть его собственностью. А когда это не получилось напрямую, для меня разыграли спектакль, чтобы я, как наследник, был более сговорчив и податлив. Незаметно подсунули какие-то наркотики, напичкали галлюциногенами и запудрили мозги. Мой отец, предвидя какие-то осложнения, в последний день жизни спрятал рукопись и диски с информацией в тумбочке Юлькиного офиса. Поскольку он знал о ее проблемах (потом она мне призналась, что плакалась ему в жилетку) то догадывался, куда она меня поселит. Возможно, его чем-то шантажировали, пока он был жив. А файлы с намеками он скинул еще и на флешку, которую переправил через Сквипа. На ту же карточку он записал не самые важные отрывки из своей книги, чтобы я понял что искать. В результате у меня из-под самого носа украли и то, и другое. А с завещанием старик вообще настолько перемудрил, что я так и не смог разобраться до сих пор.
Аргументы у нас обоих как-то поистощились и мы стали молча смотреть в потолок. Через несколько минут тишины я вдруг неожиданно для самого себя сказал с вопросительной интонацией:
— Слушай Лен, выходи за меня замуж?
— Ну, наконец-то! Думала, ты никогда не скажешь.
— Так что? — спросил я придавленным голосом.
— Что «что»? — переспросила моя подруга.
— Ты выйдешь за меня?
— Все-таки ты балда Виктóр. Абсолютно непроходимый болван. Вот уже и волосы стали седеть на висках, и плешка проявилась, морщинки на лбу, а ума так и не прибавилось. Думаешь, я вернулась бы к тебе после тех лет, если б не хотела этого? Ну конечно выйду. Только одно обязательное условие!
— Какое? — встрепенулся я. Воистину женщины в чем-то аналогичны шпионам и диверсантам. Они все время стремятся отыскать наш запасной замаскированный аэродром и уничтожить его.
— А вот такое. Ты обязательно напишешь эту свою книгу, а потом устроишь мне пышную свадьбу: ты, я и «Вдова Клико».
Пенитенция (исп. penitencia) — епитимья. Наказание, налагавшееся церковью.
Настоящее имя — Иоганн Мюллер.
Ансельм Лаонский (Ланский) (1050–1117) — французский христианский мыслитель X–XI века. Автор книги «Вопросы или Сентенции», в которых сравнивались взаимоисключающие положения, выявленные в Священном писании.
Николай Лирский (1280–1349) — французский схоласт и христианский теолог. Оказал значительное влияние на возврат к буквальному толкованию Библии.
Герменевтика — наука об искусстве толкования текстов.
