было не важно.
Она решительно сделала шаг, конечно же, наступив на что-то острое. Ойкнула и… снова ойкнула, когда Эдди подхватил её на руки.
…там, в романе, дикий благородный шаман тоже нес графиню на руках. Через пустыню. И это казалось романтичным, а теперь подумалось, что ему, бедному, наверняка тяжело было. Эва ведь не легкая. И не хрупкая, в отличие от графини, которая еще умирать решила. Дура. И так тяжело было, через пустыню волочь, а еще и умирающую. Почему тогда она восхищалась? И куда восхищение подевалось? И что Эве делать-то? Это ко всему неприлично!
Ладно, если бы и вправду через пустыню, но тут же город!
Цивилизация!
Увидит кто.
- Слушай… - окликнула Эдди девица. – А что там тебе напредсказывали…
- Не обращай внимания. Скоро уже все…
Эва кивнула, хотя и сама не отказалась бы узнать, что там ему напредсказывали. Матушка вот как-то обратилась к провидице, и Эву с собой взяла. И та женщина в черных одеждах, строгая и пугающая, лила воск в воду, а потом еще палец Эве пробила иглой.
И предсказала удачное замужество.
Очень выгодную партию.
Мама потом долго и скептически Эву разглядывала, вздыхала и больше к провидице не брала. Да и сама не ездила.
Эва поерзала, но тут же спохватилась и затихла. Еще уронят… а вообще, конечно, так себе способ. Если по дорожке от ворот до дома, то одно, а вот через пустыню так идти… спина же затечет. И ноги.
И…
Дверь открылась.
- Привет, - сказала Эва брату и рукой помахала. – А я вот… вернулась.
Её поставили на ноги, и она с трудом подавила желание вцепиться в Эдди. А еще спрятаться за него. Даже подумалось, что хорошо, что он такой огромный. Прятаться за такого – одно удовольствие.
- Вижу, - сказал Берт и потом сгреб её, сдавил так, что дышать невозможно стало.
Эва только и смогла, что пискнуть.
- Чарльз, я… идем.
Он отстранился.
И потом, спохватившись, сам поднял Эву. Да что за… у нее ноги имеются, между прочим! Пусть даже не слишком чистые, но стоять-то она способна.
И ходить.
- Мелкая, я так… волновался! – Берт сделал два шага и опустил.
Отпустил.
- Жива?
Эва кивнула.
- Цела?
Она опять кивнула. Наверное, надо что-то сказать. Такое. Душевное. Соответствующее моменту. Она же… она пыталась придумать речь. И даже как-то немного сочинила. Но все придуманные слова разом из головы вылетели.
Прав был учитель.
Безголовая она.
И с дырявой памятью. И…
- Теперь все будет хорошо… - он снова обнял. – Я не позволю тебя обидеть. Никому…
И силой потянуло.
Да что с ним такое-то? Берт, конечно, не папа, но раньше никогда себе не позволял подобных… эмоций. Да еще и при посторонних.
- Девочка моя! – матушка выплыла в холл, и желание спрятаться стало почти непреодолимым. – Девочка…
В обморок, что ли упасть.
- Мама! – Эва позволила себя обнять. И сама обняла. И все-таки расплакалась, хотя плакать совершенно не собиралась. Да и слез-то не было. Не было, не было, а потом как взяли и потекли.
Ручьями.
Стыд-то какой!
- Целитель ждет, - матушка приподняла полу плаща и нахмурилась. – Идем. Тебе нужен отдых…
- И ужин! – крикнула та, в платье. – Ужином её тоже покормите, пока совсем не отощала… что? Я не думаю, что её там разносолами пичкали. И вообще…
В животе вдруг заурчало, а Эва подумала, что и вправду не отказалась бы от ужина.
А еще лучше, если будет общий.
И…
И матушка решительно взяла Эву под руку.
- Несомненно, дорогая, но сначала целитель…
Послушать, о чем станут говорить, не получится.
Жаль.
Но… если потом Берта спросить? Или не Берта…
- Мама, - Эва вытянула руку, показав серую полосу браслета, который и не сказать, чтобы мешал, но все же был лишним. – Снять бы…
- Сперва целитель! И умыться… Господи, Эва, на кого ты похожа? Хорошо, что на тебе плащ… и это просто-напросто неприлично!
Эва прикрыла глаза, слушая такое знакомое, такое успокаивающее ворчание матушки.
Она дома.
Она… действительно дома!
Старший Орвуд слушал молча. Внимательно. Иногда кивал, словно соглашаясь то ли с Чарльзом, то ли с какими-то своими мыслями.
За окном забрезжил рассвет. И серые тени метались по ту сторону стекла. Чужая сила давила, пусть даже хозяева и сдерживали её. Но сам этот дом давно и прочно пропитался ею.
- За нами долг, - произнес Орвуд-старший веско. И Бертрам склонил голову, подтверждая, что долг есть. И не будет забыт.
- Вы будете их искать?
- Не уверен…
- Отец?
- Во-первых, Эва и вправду вернулась. Она цела. Физически здорова. Что до остального, то… в случившемся есть и её, и наша вина. Во-вторых, не сомневаюсь, что её похититель давно мертв. Подобные нити рвут первыми. В-третьих… скажем так, мы можем попытаться найти что-либо, но… для чего? Кому ты собираешься мстить, Берт? Этой… торговке живым товаром?
Бертрам мотнул головой.
- Или остальным? Они лишь исполнители. Их смерть ничего не изменит.
- А что изменит? – тихо спросил Чарльз. И Орвуд-старший честно ответил:
- Не знаю. Знаю, что если убить этих, то скоро появятся другие. Третьи… они уже есть. Где-то там, на окраинах. И те, кто вылавливает молоденьких дурочек, напевая им песни о любви. И те, кто потом этих дурочек продает. И те, кто покупают…
- Их тоже можно найти.
- Можно, - взгляд Орвуда был тяжел. – Только… это как раз и опасно.
Он поднялся и подошел к подоконнику, оперся на него, коснувшись лбом серого стекла. Рассвет пробирался в город незаметно, да еще и туман породил, сизый, драный.
- Возможно, когда-нибудь в будущем… в далеком будущем… мир изменится настолько, что все люди станут добры. И будут относиться друг к другу с сочувствием…
- Вы сами в это верите? – не удержался Чарльз.
- Нет, - Орвуд смотрел в туман. Что он видел? И видел ли хоть что-то? – Когда-то… я имел неосторожность состоять в подобном клубе.
- Отец?
- Мы далеко не все знаем о своих близких. Это надо принять. Я был молод. И горел желанием изменить мир. К лучшему. Никто и никогда не хочет менять мир к худшему. Только к лучшему… чтобы ни бедных, ни больных… ни голодных, ни замерзающих насмерть потому как не за что купить
