мы — свободные люди и сами задаем правила.
— Вы уже рабы Падшего, — сказал я. — Может, его и спросите, кто вы для него? Он где-то рядом — я чувствую.
— Рот закрой, — посоветовал Красные Шорты. — Иди вперед и не дергайся.
— Палача убить невозможно, ты в курсе?
— В курсе. Но мы можем провести один интересный ритуал, и, может быть, ты и не восстанешь в ближайшие сто тысяч лет. А за это время мы разберемся с проблемами. Шагай!
Я зашагал. А что было делать? Сильное ощущение Матери Киры не давало страху овладеть мной, хотя подползала тревога. Если сейчас ничего не произойдет, все закончится для меня плачевно…
И что-то произошло.
Задняя дверца черного внедорожника распахнулась, и из салона выбралась заспанная девица с недовольной физиономией. Она была невысокого роста, упитанная, в полосатом топике, очень маленьком, открывающем рыхлый татуированный живот, и просторных штанах, в которых раньше занимались йогой. Мода в новом мире не в почете: каждый наряжается в то, что удобно лично ему, а не приятно окружающим или соответствует каким-то нормам морали и традиций. Я, к примеру, сейчас был в тонкой белой рубахе с длинными рукавами и капюшоном, причем рубаха на размер больше нужного, и в льняных шортах.
— Жрица! — сказал Красные Шорты, остановившись. Я тоже замер.
Я прямо-таки кожей чувствовал, как этого парня переполняет сектанское восторженное благоговение и преклонение перед этой пухлой дамочкой. Странно, конечно, что они размышляют о свободе, эти сектанты. Насколько я понимаю, секта и личная свобода — понятия плохо совместимые. Но, вероятно, я понимаю неправильно?
Если Падший и топит за свободу человечества, то последователи ухитрились извратить идею. Собственно, ничего удивительного. Люди обладают гигантским талантом все извращать. Учение о вреде Трех Волн и праве людей самим выбирать судьбу эта компашка свела к банальной секте с громкими титулами и иерархиями.
Или же Падший — действительно кто-то вроде дьявола, и все его последователи превращаются в марионеток вроде этих типков.
Черные Шорты почтительно сказал:
— Маша, тебе уже лучше? Голова не болит?
В его голосе явственно прозвучала ласка — почти интимные интонации.
Понятно. Жрице не чужды обычные человеческие слабости. Ей подчиняются как священной особе, это видно невооруженным глазом, но как минимум с одним своим сторонником она состоит в отношениях…
Маша уставилась на меня водянистыми глазами навыкате, проигнорировав вопрос о голове. Надо же, подумал я, предыдущая Жрица была Даша. А эта — Маша. У поклонниц Падшего других имен нет?
— Мы его поймали, Жрица, — торжественно доложил Красные Шорты. — Палача. Вот он. Явился сюда, как ты и предрекала. Времени мало, надо проводить ритуал…
Маша перебила его хриплым со сна голосом:
— Отпустите его.
Парни аж вздрогнули от неожиданного приказа. Признаться, я тоже офигел, хотя подспудно ждал чего-то подобного.
— Как отпустить? — переспросил Красные Шорты, разом утеряв весь пафос. — Мы его столько времени искали!
Жрица перевела на него взгляд. Снова посмотрела на меня, откашлялась и выпрямилась. Словно хотела показаться более высокой и величественной.
— Только что во сне мне было еще одно видение. Падший требует отпустить Палача. Он сказал… сказал…
Она наморщила обгоревший на солнце лоб, пытаясь вспомнить слова своего господина. Видимо, подробности сна быстро улетучивались из памяти.
Я подсказал:
— Он сказал, что устал сражаться со мной в веках, потому что я снова восстану в новом теле и с новой душой, а он восстанет в новом теле со старой душой. Он хочет договориться со мной — раз и навсегда.
Выпуклые глаза Жрицы стали еще выпуклее.
— Верно… — выдохнула она. — Так он и сказал…
Она кивнула миньонам, и те молча опустили винтовки. Хотя зачем было целиться в безоружного? Если я сделаю одно-единственное резкое движение, продырявить меня пулями будет легче легкого. Видать, побаивались они меня… Знать бы только, на что способен Палач.
— Я бы хотел проехать здесь, — напомнил я.
— Мы уберем машины, — пообещала Маша, и парни, не медля больше, запрыгнули в джипы, завели двигатели. Я повернулся и пошел к автодому.
— Палач!
Я обернулся.
— Прошу, сделай правильный выбор, — крикнула Маша. — Слушай сердце — и больше ничего и никого!
Я ничего не ответил, сел за руль и аккуратно покатил по узкой горной дороге мимо внедорожников, которые отъехали на обочину.
Когда проезжал мимо стоявшей на краю асфальта Маши-Жрицы, она закричала что-то. Голос заглушил шум двигателя. Но, кажется, до меня долетели слова “Слушай сердце”.
***
Примерно через час осторожной езды по горным дорогам я увидел впереди детскую фигурку в голубой футболке и белых шортах. Пригляделся — старый знакомый Толик.
Я затормозил в паре метров от него. Отсутствующего выражения лица как не бывало — Толик преобразился, глаза смотрели ясно, даже остро, по-взрослому. Понятно, подумал я. Это уже не совсем Толик. В нем проявился Праотец.
Я полез из кабины наружу, и тут со стуком с соседнего сидения на пол упала Расписная Бита. Словно напомнила о себе. Я подобрал ее, выбрался из кабины на дорогу и закинул Орудие Палача на плечо. Громко сказал:
— Привет, Толик!
— Я не Толик, — тут же отозвался Зрячий. — Точнее, не полностью Толик. Меня зовут Вид Пурвиа. Следуй за мной. Мы пойдем пешком.
— Ты Праотец? Это ты меня позвал магией?
Толик кивнул — маленький, серьезный и важный.
— Тебя позвала Сила Сбора. Ты — один из нас.
Слово “Сбора” он произнес нараспев и не совсем внятно. Прозвучало как “Собора”. Он повернулся и зашагал к обочине, где начиналась каменистая тропа, идущая в горы. Я пошел следом.
Было жарко и даже душно. Не шевелилась ни одна ветка кряжистых кустов и деревьев по обе стороны от тропы. Оглушительно звенели и трещали насекомые — то ли цикады, то ли кузнечики. В выцветшем небе кругами летала какая-то птица. Несколько раз я заметил юрких ящериц, которых и не разглядишь, пока они не шевельнутся.
— А Падший… — заговорил я через несколько десятков шагов, — тоже там будет?
— Естественно. Он один из нас. Когда-то он пошел против Великого Замысла и отпал от Сбора, но силу призыва он не может игнорировать.
Я пробурчал под нос:
— То есть все-таки мы все рабы, получается… Даже Падший, который борется за свободу, полностью не свободен.
Идущий впереди Толик — или Вид Пурвиа, — не оборачиваясь, издал странный звук. Вроде бы смешок. Заявил:
— Свобода — это иллюзия, которая приводит к беде.
Я остановился.
— То есть свобода, блин, это иллюзия, а рабство реально?
Толик тоже остановился, обернулся. Мягко улыбнулся, как взрослый несмышленышу. На лице Толика эта улыбка выглядела смешно. Он пригласил меня
