Тем временем, на палубе явно происходили какие-то события. Глухо стукнула какая-то тяжёлая крышка. Прошуршали чьи-то шаги. Чуть чаще затарахтел двигатель. Звонко лязгнул металл. Илья прильнул ухом к двери. Он услышал чьи-то приглушённые, но явно возбуждённые голоса и его рука непроизвольно ухватилась за рукоятку пистолета.
– Вот так и становятся пиратами, – подумал он, отводя указательным пальцем скобу предохранителя. А что прикажете делать? Ждать пока нас закуют в наручники и сдадут местной полиции? Невозможно даже представить себе такое!
Он погасил ночник, приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. В каюте капитана находились уже трое. Сам капитан, склонившийся над экраном радара, О’Нейли со стаканом в левой руке, и один из матросов, у которого действительно были рыжеватые волосы. Пользуясь тем, что никто из них не смотрел в его сторону, Хромов ужом выполз на палубу и, используя любые укрытия перебрался на корму катера, где укрылся за небольшой надстройкой, прикрывавшую вход в машинное отделение. Отсюда, оставаясь совершенно невидимым, он мог легко контролировать всё, что происходило на катере. Шли долгие минуты. О чём шли переговоры троицы, Хромов понять не мог, но по той решительности с которой они размахивали во время разговора руками, явно готовилось нечто экстраординарное. Он на всякий случай даже вынул пистолет и, пристроив руку поудобнее, взял на прицел выход из рубки.
– Если они полезут в каюту к Анжеле, – решил он, – то первым уложу «Холёного». Это враг явный, с ним церемонится нечего. А матросов просто припугну и запру в машинном отделении. Капитан, я думаю, не будет слишком сопротивляться. Какая в конце концов ему разница, куда идти? Сказано на Родос, значит пусть и держит на Родос.
Он нервно ощупал карманы брюк и тут его пальцы натолкнулись на нож.
– Ой, – тут же вспомнил он, – так в его же ручке вмонтирован компас! Вот сейчас мы и проверим куда идём. Смутно припоминая лекции по географии, он быстро сообразил, что остров Родос находится на восток от оконечности Крита, на расстоянии примерно 250–300 км. Повернув к глазам ту сторону ножа, в которую был врезан небольшой компас, он даже присвистнул от удивления. Светящаяся во тьме стрелка чётко указывала на то, что катер по-прежнему шёл на восток, вернее слегка на северо-восток.
– Это что же получается, – озадаченно потёр лоб Хромов, – выходит мы вовсе и не сворачивали!
Ситуация, в которой единственным для себя выходом он считал захват судна, в считанные секунды поменялась с точностью до наоборот.
– Так о чём же они тогда договариваются? – озадачился он. Не может быть, чтобы их переговоры не касалось нас. И эти слова, «они на борту» и «спят»! Ей Богу, кроме нас никто здесь, кажется никто не спит, и спать не собирается.
Хромов включил подсветку часов и увидел, что до рассвета ещё более трёх часов. Ветер и заморосивший дождь действовали на него не лучшим образом, но уходить со своего поста он не собирался, считая, что рано или поздно в отношении его будет предпринята какая-либо провокация. И в этот момент произошло то, чего Илья не ожидал никак. Резко распахнулась дверь машинного отделения и оттуда словно чёртик из табакерки выскочил второй матрос. Видеть Илью он не мог, поскольку тот находился у него за спиной, но его-то наш оперативник рассмотрел прекрасно, поскольку тот был освещён светом трюмной лампы. И что особенно он рассмотрел, так то, что решительно направившийся к рубке матрос держал в руке американский пистолет-пулемёт, весьма похожий на «Ингрем».
– Вот и началось, – с каким-то облегчением подумалось Хромову, – сейчас посмотрим, кто чего стоит. Что-то долго они собирались?
Он напружинил мускулы, но то, что произошло потом, не вписалось буквально ни в какие рамки. Матрос рывком распахнул дверь не его каюты, а капитанской рубки и, что-то гортанно крикнув по-гречески, дал короткую очередь в воздух. После грохота выстрелов наступила такая тишина, что всё дальнейшее воспринималось словно в безвоздушном пространстве. Илья увидел, как все обители рубки, мгновенно вздёрнув над головой руки, вскочили со своих мест и застыли словно изваяния. Видя такой оборот дела, странный моряк разразился куда как более длинной тирадой, из которой Илья так же не понял ни слова. Единственно, что было для него абсолютно ясно, так это то, что тот просто вне себя от злобы.
– Эх, была бы здесь Анжелка, – подумал Илья, – она бы мне растолковала в чём суть перебранки.
Он перехватил пистолет поудобнее и на всякий случай взял на прицел спину автоматчика. И в ту же секунду, словно отзываясь на его мысленную просьбу из двери каюты словно привидение медленно показалась девушка. Она была в белом, поскольку уходя Илья закутал её в большое банное полотенце и поэтому её внезапное появление поразило буквально всех. На долю секунды автоматчик, видимо никак не ожидавший появление ещё одного человека, потерял бдительность и, мгновенно уловив этот момент, рыжеволосый бросился на него словно кошка на мышь. К нему на помощь с яростным криком рванулся и капитан. Завязалась скоротечная драка, в которой все трое, вопя и размахивая кулаками клубком покатились по палубе. На всё эту безумную картину молча взирал стоявший в дверном проёме рубки О’Нейли, так и забывший опустить руки. Естественно что и Илья, совершенно не понимая причины вызвавшей такую ожесточённую схватку, не спускал глаз с дерущихся моряков. Внезапно в ночной тишине простучала короткая очередь и клубок тел тут же распался. Анжела, слабо ойкнув, покачнулась и, раскинув руки, плашмя рухнула на чёрные доски палубы.
– Ах, вашу мать! – взревел Илья, выскакивая из своего убежища, – все руки за голову! Всех сейчас перестреляю!
Кричал он само собой по-русски, и, естественно, никто из находящихся на палубе, слов его не понял. Единственный, кто был немного более в курсе предыдущих событий, был только «Холёный», который тоже не ожидал от него подобной выходки, но тем не менее успевший незаметным движением пальцев выключить в рубке свет. В результате этой манипуляции освещённым остался только сам Илья, над головой которого ярко горел зелёный сигнальный фонарь. Уже имея некоторый печальный опыт ночных перестрелок, Хромов не стал дожидаться очереди в упор и несколько раз подряд торопливо выпалил в мечущихся в полутьме людей. Четвёртую пулю он успел послать в чёрный проём двери рубки и тут выпущенная в его сторону автоматная пуля во второй раз за эти сутки сбила его с ног. Спасло его только то, что стреляли в него из положения лёжа и прицел был неверен. Угодивший ему в грудь свинцовый комочек перед этим отрикошетил от каменной твёрдости досок палубы, после чего саданул прямо по набитому монетами кошельку, весящему на его груди. Но, тем не менее, ранение было достаточно серьёзное, и он сразу почувствовал это. Когда к нему вернулась способность слышать, он отметил про себя, что на катере было подозрительно тихо и только неутомимый двигатель молотил без умолку. Илья, напрягаясь изо всех сил, поднял чугунной тяжести голову. В мутной, какой-то нерезкой мгле ночи было видно, как к нему медленно приближается человеческая фигура. Хромов пошарил вокруг себя, пытаясь нащупать пистолет, но тот при падении отлетел достаточно далеко. Лимит его сил на этом исчерпался, и голова майора с костяным стуком вернулась обратно на доски. Фигура приблизилась ближе, практически вплотную. И тут он понял, кто это был. Над ним склонился тот самый рыжеволосый, который у него вызывал наибольшие подозрения. Хромов закрыл глаза, медленно погружаясь в сладкое забытьё и только на секунду в этом мире его задержал обращённый к нему вопрос, заданный почему-то по-русски: – Эй Вы живы что ли? А, Илья Фёдорович?
