— Вот и в Польше тоже с тамошней горой крестов всякие легенды связаны. Ну, знаешь, как это бывает — и про исцеления, и про всякие чудесные явления. Правда, говорят, даже археологи там чего-то накопали. Вообще все это — только легенды.
— Да, конечно, — согласился Алекс. — А позже, когда Литве навязали коммунистический режим, судьба Горы стала трагична — много раз предпринимались попытки уничтожить это место. Однако каждый раз после того, как бульдозер сносил с горы все кресты, они появлялись вновь. Эти действия стали своего рода мирным протестом жителей Литвы против политики, проводимой тогдашними властями. Вот…
— Интересно, я об этом ничего не слышала, хоть и ездила в Литву… давно, правда, в детстве. В Каунас, в Друскининкай, в Клайпеду… Мне нравятся прибалтийские города.
— Ваш город тоже ничего так…
— Я помню, что ты же всегда любил Питер… Знаешь, пару недель назад у меня неожиданно возникло несколько свободных часов, и я захотела посмотреть глазами чужого человека на город знакомый с детства. Ехала в троллейбусе и смотрела в окно, мимо, обгоняя, проезжали дорогие иномарки и наши дешевые автомобили. Я думала обо все на свете. Потом ездила в трамваях, бродила по улицам, наблюдала — все вокруг напоминало кадры из давно забытых фильмов. Видела дождь — размытый блеск светящихся вывесок через мокрое стекло, ручьи по асфальту, и бегущих людей… Знакомо?
— Конечно, — Алекс не возражал. — Но почему?
— Потому, что это есть везде. В каждом городе, где когда-либо побывала я… или ты. Одно и тоже. А тогда, две недели назад, я вышла на какой-то случайной остановке. Было холодно, с неба падало что-то напоминающее снег. Люди проходили мимо и зло заглядывали мне в глаза, но их жестокие, недовольные взгляды ничуть не меня пронимали. Проходящие мимо парни, пытались разглядеть в глазах отгадку на мою тайну. А я просто шла, ничего практически не замечая вокруг. Потом приехала домой, попыталась поесть, но в горло особо ничего не залезло. Чувствовала себя усталой и никому не нужной...
— Но это не так важно, да? А важно то, что в этом городе, как и в любом другом, большом или маленьком, есть абсолютно все для нормальной жизни.
— Может быть, — не возражала Лора, — но, где-то далеко, шумит прибой ласкового моря, где-то играет огнями Эйфелева башня, где-то Карлов мост, а где-то туманная набережная и Вестминстерское аббатство на том берегу… Зато здесь, сегодня, в парке так красиво падает дождь, и ветер разносит прошлогодние листья… Я тогда очень пожалела, что не взяла с собой фотоаппарат. Просто стояла, смотрела и думала. Умом понимала, что хорошо там, где я есть, где я живу, и будет хорошо везде, где бы я ни оказалась, но…
— Просто надо помнить, что ощущение дома, счастья и покоя, не зависит от окружения, и ты всегда в силах все изменить. Я правильно понял твою мысль?
— Да, но… Понимаешь, несмотря ни на что я уже давно хочу на юг, к морю. Этот гнилой город на болоте довел меня до лютой ненависти к себе. Я хочу туда, где синее небо и теплый ветер пахнет пряностями. Где солнечные зайчики пляшут на дощатом полу, на стенах развешены связки сладкого лука, а на полках стоят причудливые глиняные горшочки, наполненные приправами. Где запах корицы смешивается с запахом имбиря. И, доверившись своему неопытному носу, немного порывшись на полках, обязательно можно найти гибискус, гвоздику, сушеную кожуру апельсина, ваниль, базилик и шафран. Взобравшись по старой деревянной лестнице, достать до самых верхних полок, и сидя там высоко — под самым потолком — грызть вкусные орешки, то и дело, засовывая нос в банку с кофейными зернами. И любоваться той узорчатой скатертью теней, что лучи вечернего солнца, проникая через кружевные ставни, застилают громадный деревянный стол. Я хочу туда, где можно выйти прохладным утром к шумному прибою и вздохнуть полной грудью напоенный морской воздух. Но я туда если и поеду, то очень-очень нескоро, я сейчас в этом месте и мне необходимо любить то, что я вижу вокруг. А я не могу... Я чего-то не понимаю в этой жизни: вот сидишь, ромашки нюхаешь, а потом бац и циник!
— А в циники просто так не попадают. Это приходит с мудростью.
— Мне кажется не все так просто насчет мудрости — старики вот иногда обратно в детство впадают, это уже передоз мудрости что ли?
— Не, у стариков постепенно отказывает мозг. Это всегда так. Слабеют мышцы, кости делаются хрупкими и ломкими, теряет эластичность кожа, стареют сосуды, сердце. И нервные клетки мозга.
40. Пол Жданов
Вызов к Шефу пришел как всегда неожиданно. Старик был явно чем-то очень доволен, что считалось редкостью в последнее время. Все-таки возраст — что тут скажешь.
— Ну, как Пол, работаем? Результаты есть?
Сделав многоопытное лицо, я ответил:
— Кое-что есть Босс, но все скучновато как-то. И потом — такое впечатление, что мою работу кто-то саботирует. Мешает. Даже в других отделах нашей Службы я не вижу желания сотрудничать. Каждый раз приходится давить. Надоело!
— Ага! Докладывай, выкладывай!
Я кратко изложил директору свои основные достижения за последнее время. Немного пожаловался, хоть и не люблю этого. Шеф явно расстроился.
— Я ожидал от тебя большего. Ладно, ты обедал? Может — поедим? Сейчас принесут обед, и мы перекусим. Как насчет пива? Составишь мне компанию? Тогда посидим в неформальной обстановке и душевно поговорим. Есть о чем.
Я обалдел. Чтобы сам Шеф предложил своему служащему на работе пива? В своей компании?
— Начнем с того, что я считаю нужным оборудовать твой отдел системой постоянного наблюдения, — объяснял Старик. — Все помещения, без исключения, снова напоминаю тебе. Там что-то уже есть, но это все прошлый век: плохое качество, множество слепых зон, а некоторые помещения вообще не оборудованы. Ты сам набросай план установки — технические схемы этажа возьмешь в техотделе, сошлешься на меня. Потом с этим наброском поработают специалисты, проект утвердят и воплотят в реальность.
Я не знал, что и ответить.
— Пока мы будем питаться, я расскажу тебе одну занятную историю. Да не переживай ты так, все нормально, и меня еще не хватил мозговой паралич, — продолжал Шеф. — Просто сейчас пришло сообщение от Хозяина, что финансирование нам будет увеличено, и, в немалой степени, благодаря твоему отделу, цени! Но! Ты не расслабляйся, все, что я тебе тогда говорил — остается в силе, и существование твоего отдела до сих пор зависит от произведенных тобою эффектов. Странно, да? Но из таких вот парадоксов состоит вся наша жизнь.
В этот момент принесли два подноса — для меня и для Старика. Кроме тарелок с едой, на каждом стояло по дегроновой бутылке с пивом.
