Нет нужды говорить о том, что с тех пор Кроу даже близко не подходил к часам де Мариньи! Он вполне утолил свою жажду знаний, по крайней мере на время, в этом направлении исследований.
А еще он старался по возможности не вспоминать об ужасах той ночи. Точнее, он хотел навсегда забыть то дьявольское телепатическое ощущение, возникшее у него, когда Пэсти исчез в часах. Похоже, де Мариньи, Филлипс и Уолмсли были абсолютно правы! На самом деле часы представляли собой своеобразную машину времени.
Кроу сам точно не знал, что нанесло такой ужасный удар его сверхразвитым паранормальным способностям. И действительно, где-то там, в далеких мирах Альдебарана, в месте схождения сил вне времени и пространства, не принадлежащего ни одному из промежуточных измерений — наличие которых признается только в самых диких теориях, — озеро Хали ненадолго вспенивается и снова затихает…
А Титусу Кроу осталась только память о неизвестных жгучих кислотах, о внеземных приливах и о неистовстве огромных зверей, которых обычному человеку невозможно представить даже в самых необузданных своих фантазиях.
Эпизод четвертый
БАНКИР ИЗ БИАФРЫ
Ричард Джеперсон
Ричард Джеперсон — человек, страдающий амнезией. Его точный возраст определить нелегко: Джеперсону может быть как тридцать, так и пятьдесят. На его плечи ниспадает масса черных как смоль локонов по моде Карла II, и он носит тонкие усики, как у Фу Манчу.[70] Лицо у него почти болезненно худое и достаточно смуглое, чтобы сойти за сицилийца или туарега. Высокий, худой и костлявый, он одевается в одежду, разноцветье которой потрясает буйством флюоресцирующих красок, и носит по нескольку колец на каждом пальце. У него такой облик, что он был бы столь же уместен на палубе пиратского корабля, как и в ресторане на Кингс-роуд в Челси.
Немногий уступает ему и его помощница Ванесса — ей чуть больше двадцати, и она могла бы стать моделью, с ее струящейся гривой рыжих волос ниже пояса, ртом как у итальянки, подведенным перламутровой помадой, скуластым, как у викингов, лицом и неестественно огромными зелеными глазами. Вместе с бывшим констеблем Фредом Риджентом они втроем разъезжают в принадлежащем Джеперсону серебристо-сером «роллс-ройсе» по имени «Призрачная акула», расследуя странные и необычные случаи в качестве представителей клуба «Диоген».
Ким Ньюман создал Ричарда Джеперсона в начале 1970-х годов в одной из первых своих проб пера. Сначала персонаж появился в короткой пьесе, называвшейся «Дракула возвращается» (Dracula Returns), теперь забытой, и автор, еще будучи школьником, написал о нем серию рассказов и даже роман.
Когда Ньюман решил сочинить сериал в стиле 1970-х годов о сверхъестественных приключениях, в духе Джейсона Кинга, «Мстителей» и Питера Саксона, он достал своего героя — вместе с закадычными друзьями Фредом и Ванессой — из нафталина. Джеперсон официально дебютировал в новелле «Конец Пьера Шоу» (The End of the Pier Show) в антологии «Ночная тьма» (Dark of the Night, 1997), а следующий рассказ, «Не сходи с ума…» (You Don't Have to Be Mad…), появился в сборнике «Серебристая луна» (White of the Moon, 1999).
По пути в Сомерсет Ричард Джеперсон попал в аномальную зону. Время перевалило за полночь. Майская ночь была ясной. Сидя за обтянутой кожей баранкой своего «роллс-ройса» «Призрачная акула», он обдумывал важное задание, приведшее его из Челси на запад страны. И тут темнота качественно изменилась. Джеперсон приглушил вмонтированный в приборную панель восьмидорожечный магнитофон, оборвав джазовую тему в стиле кул, сопровождавшую его в поездке. Он затормозил, заставив замечательную машину замереть, не проехав и трех метров.
Он не слышал ночных птиц. «Вейрдсвиль», — подумалось ему.
Набросив свободный оранжевый сюртук поверх пурпурной шелковой рубашки, Джеперсон выбрался из машины.
Он остановился на прямой дороге, проложенной по равнинам. Звезды и узкая полоска месяца были достаточно яркими, чтобы освещать ровные заболоченные луга, лабиринты заполненных водой канав, превращающих ландшафт в лоскутное одеяло.
Здесь, на скучной земле, все в порядке.
Но в небесах?
Откинув с глаз вьющиеся волосы, он посмотрел вверх.
Его охватил непривычный страх.
Он сразу увидел, что было не так.
Он снова бегло осмотрел созвездия, чтобы убедиться, что не ошибся с направлениями. Полярная звезда. Кассиопея, сидящая женщина. Орион, охотник.
Большая Медведица, она же Плуг, исчезла.
Черное пятно пустоты во Вселенной.
Он уже сталкивался со всякими странностями и прежде, но такого космического масштаба — никогда. Это не могло быть локализованным явлением. Если Семь Звезд действительно исчезли, значит, изменилась вся Вселенная.
Он осознал, что дрожит.
Момент миновал. Он глянул вверх, и с созвездиями все было в порядке. Большая Медведица сверкала, семь алмазных осколков в небесах. Ричард продрог от холода в сердце, который был сильнее ночной прохлады. Все-таки в мире по-прежнему было что-то не так.
Он снова сел в «Призрачную акулу» и поехал дальше.
Двумя часами раньше он находился в цокольном этаже своего дома в Челси. Он медитировал, добравшись уже до середины ритуала очищения, включавшего недельный пост. Уже прошел через голод, терзавший его желудок первые три дня. Достиг уровня понимания. Сила вливалась в него, мозг его творил чудеса в постижении окружающих крупиц загадочного.
Против всех четких правил, Фред — один из его помощников — прервал его медитацию, позвав к телефону. Он не стал терять время на возмущение. Фред был выбран за надежность. Он не стал бы мешать, если бы не это дело исключительной важности.
Обменявшись несколькими словами с Катрионой Кей, Ричард велел Фреду выгнать «роллс» из гаража и послал Ванессу, еще одну свою помощницу, купить три пакета жареной трески с картошкой. На ходу он одной рукой крутил руль и переключал передачи, а другой ел. Он не мог позволить себе физическую слабость, являвшуюся результатом поста. Пока он насыщался, желудок его завязывался узлом. Он справился с побочными эффектами внезапного пира при помощи одной лишь силы мысли. Нарушив ритуал, он много потерял. По мере того как рыба и картофель наполняли желудок, мудрость покидала ум.
Он ехал туда, где объявились призраки. При нормальных условиях он взял бы с собой Фреда или Ванессу. Но это не было обычной работой по поручению клуба «Диоген», почтенного заведения, часто поручавшего ему сложные дела, что стало делом всей его жизни. А теперь сам «Диоген» — или, точнее, самый его старейший и уважаемый деятель, Эдвин Уинтроп, — очутился в осаде неведомых сил.
