Дед тяжело вздохнул.
– Это не тот человек, которому стоит лишний раз попадаться на глаза. Где ты с ним познакомилась?
– У Петера в доме, я же говорила.
– Точно…
– А ты, деда? Вы ведь давно знакомы?
Дед обычно не очень любил говорить о своем прошлом, поэтому я не особо ждала, что он мне ответит, а не отошлет прочь. Но дед внезапно разоткровенничался.
– Я работал на СБ более двадцати лет, ушел туда из военного министерства. Знал хорошо и отца, и старшего брата Мартина, Марка. Поэтому когда мальчик начал работать в конторе после смерти Марка, я старался ему помогать и поддерживать. Ему тогда непросто приходилось. Зато сейчас вон каких высот достиг!
Дед произнес это почти с гордостью, и мне на мгновение подумалось – не стал ли Шефнер когда-то заменой моей матери, которая, как дед считал, предала его, бросив семейное дело?
– А почему ты ушел из СБ?
– Появилась возможность, потому и ушел, – проворчал дед. – Здоровье начало подводить, и Мартин сумел добиться для меня расторжения контракта. Да и ты у меня появилась к тому времени, не мог же я целыми днями пропадать на работе.
Я склонилась и поцеловала деда в сухую испещренную морщинами щеку.
– Чего это ты? – смущенно спросил он, неловко потрепав меня по волосам.
– Просто люблю тебя. И похвастаюсь, у меня прорыв в работе!
Рухнув в соседнее кресло, я начала рассказывать про свою задумку. И хотя дед вроде одобрительно мне кивал, мне показалось, что мой успех его не слишком порадовал. Впрочем, предостеречь меня он не пытался. Вернеры – не те, кого можно испугать или остановить, и в этом я была полностью похожа на своего деда.
На защиту бакалаврских проектов было отведено два дня. Диплом обычно давали всем, кто смог доучиться до четвертого курса, а вот в магистратуру брали лишь тех, кто еще не достиг границы своих возможностей и показал хорошие результаты на защите проекта. Обычно отсекалась треть, а то и половина артефакторов. У бакалавров не было проблем с устройством по профессии, но получить по-настоящему высокие должности они уже не могли. А моей задачей было не только остаться в университете, но и стать лучшей! Не только и не столько ради репутации и отнюдь не из тщеславных побуждений. Я хотела, чтобы о Вернерах вновь заговорили как о лучших артефакторах Грейдорской империи. Это должно было стать моим подарком деду.
Но сомнения, которые заронил в меня Шефнер, мешали спокойно ждать дня защиты. В своей работе я была уверена, а вот в том, стоит ли ее демонстрировать комиссии, уже нет. Тем более что состав экспертов в этом году был неожиданно впечатляющим.
Помимо декана факультета прикладной магии и нашего заведующего кафедрой, профессора Морике, на оценку студенческих выпускных работ приглашались люди со стороны. Больше десяти лет в комиссии сидел мастер Хайнц – придворный артефактор. Почти всегда присутствовали артефакторы из военного министерства, особенно если некоторые студенческие работы представляли для них интерес. В этом году таких дипломников было двое – Петер Шефнер и Лианар Сторманн, работающий над усовершенствованием брони. У последнего успехи хоть и намечались, но работа все же была сыровата. Зато Петер неожиданно для других и вполне ожидаемо для меня, наблюдавшей за всем ходом работы, создал действительно хороший артефакт. Его «глушитель» позволял сделать выстрел из огнестрельного оружия почти в три раза тише и при этом годился как для охотничьих ружей, так и для полицейских револьверов.
И все же это никак не объясняло того, что к комиссии решил присоединиться сам Грегор Рейнеке, главный артефактор министерства, который до студентов обычно не снисходил. Но что еще хуже, своим присутствием на защите почтил артефакторов-бакалавров и глава СБ Мартин Шефнер. Большинство моих сокурсников это жутко волновало – репутация у Шефнера была пугающей. Все винили в его присутствии Петера – дескать, дядя захотел лично посмотреть на успехи племянника. Может быть, так и было, но мне все вспоминался последний наш разговор в мастерской.
Мое выступление назначили на второй день защиты, как и у Петера. Все еще сомневаясь в правильности принятого решения, я пропустила вперед всех своих одногруппников. И когда Петер, сияющий и радостный, выскочил из зала, я успела только обнять его, и тут же секретарь пригласил меня войти. Крепче прижав к груди коробку со своим творением, я смело шагнула за порог, представ перед лучшими артефакторами империи. И Мартином Шефнером, чтоб его…
Стоять перед комиссией оказалось весьма волнительно. Признаюсь, я несколько растерялась, особенно увидев на лицах некоторых членов комиссии скуку. А представитель министерства, Рейнеке, и вовсе смотрел на меня с презрением. Этот не старый еще мастер не считал девушек подходящими для столь сложного искусства, как артефакторика. Впрочем, как и Хайнц, но тот явно мне симпатизировал.
– Представьтесь, пожалуйста, – попросил меня профессор Морике, добродушно улыбаясь.
– София Вернер.
– Вернер? – хмыкнул Рейнеке, придирчиво меня разглядывая. – Родственница Августа Вернера?
– Его внучка, – подсказал Морике. – И одна из сильнейших студентов нашей кафедры за последние несколько лет.
– Старая школа, – кивнул декан понимающе. – Ну что же, чем вы нас порадуете, София?
Я бросила быстрый взгляд на Шефнера, ожидая увидеть в его глазах… насмешку? Одобрение и поддержку? Не знаю. Но он смотрел на меня вполне равнодушно, будто бы не узнавая. Положив перед комиссией свою бакалаврскую диссертацию, я начала:
– Моей задачей было сконструировать артефакт невидимости…
– Оптический камуфляж? Интересно, – тут же прервал меня Рейнеке, даже не взглянув в сторону диссертации.
Интересно ему, как же. Аж глаза злорадством загорелись в ожидании признания моего провала.
– Не совсем. Артефакт работает не на основе оптического обмана, а использует принципы ментальной магии. Фактически он заставляет тех, кто попал под его влияние, забыть о присутствии человека, надевшего мой артефакт.
– Нам удастся это увидеть? – скучающе спросил декан, заглянув в мою диссертацию. – Или ваша работа чисто теоретическая?
– Даже теоретические исследования в этой области весьма ценны, – высказался Мартин Шефнер, и я увидела в его глазах… предупреждение?
Он давал мне возможность пойти на попятную.
Я решительно кивнула сама себе и, поставив на пол коробку, достала из нее артефакт. Первым не выдержал Хайнц, громко прыснув, Рейнеке же и вовсе расхохотался. Декан удивленно посмотрел на профессора Морике, но тот развел руками:
– Сам в первый раз вижу работу студентки Вернер. Не в обиду вам, София, но почему вы выбрали для артефакта невидимости столь… яркую и заметную форму?
