Просунув пальцы сквозь решетку, Роб погладил Дульси.
— Знаешь, киска, у меня никогда не было дома животных. Я всегда смеялся над людьми, которые заводят собак или кошек. Мне казалось глупым, что собаки крутятся возле них, скуля и ласкаясь. Я думал, что животные в ломе приносят лишь прорву лишних забот. А кошек считал равнодушными и надменными существами, которые только пользуются человеком. Но ты не такая. — Лэйк внимательно посмотрел на неё. — Я же ничего не могу тебе дать, даже приласкать как следует. И всё-таки ты ко мне приходишь. Почему?
Дульси замурлыкала.
— Знаешь, иногда мне кажется, что и адвокату на меня совершенно наплевать. Я бы хотел… Да ладно, какого черта! Возможно, все эти адвокаты из одного теста. — Он немного помолчал, его взгляд был простодушным и каким-то мальчишеским. — Может, если бы я мог здесь рисовать… Если бы мне дали краски и холст, может, мне было бы легче. — Лэйк прижал раскрытые ладони к оконной сетке. — С другой стороны, что в этом толку? По правде говоря, я вообще не уверен, захочется ли мне писать картины, когда… если я выберусь отсюда.
Дульси удивлённо взглянула на него, но тут же принялась выкусывать свою лапу.
Он хмуро посмотрел на кошку.
— Я не то что Джанет, не настолько помешан на живописи, — он усмехнулся. — Это правда. Джанет искусство было необходимо, она просто не могла иначе. А я… у меня никогда не было столь сильной потребности… А с тех пор как она умерла, мне оно вообще до лампочки. — Лэйк опустил голову. — Я завидовал её таланту. Но, знаешь, я её не убивал, — он внимательно посмотрел на Дульси, словно ища поддержки. — Я надеюсь, что ты это знаешь. Мне кажется, ты вообще единственная, кто это знает. — Роб вдруг смутился, а затем рассмеялся. — Ох, у меня точно крыша едет, раз я кошке жалуюсь. Но, не знаю… — Он сдвинул брови и покачал головой. — У меня такое чувство, что тебе не всё равно. Как будто ты знаешь, что я не убивал.
Дульси замурлыкала громче, жалея, что не может поговорить с ним, утешить его.
«Вот это был бы номер! И полный провал. Конец и мне, и Джо».
— Даже когда Мал взял меня в свою галерею, сделал одним из своих, приближённым, я знал, что тягаться с Джанет мне не по силам. С самого начала я понимал, что Мал поступил так ей назло. Мне было стыдно, — тихо добавил он. — Но, видать, не настолько, чтобы остановить его. Я позволил Малу это сделать и не протестовал – кишка тонка оказалась. Мне хотелось прославиться, вот и всё. — Лэйк снова отвернулся и прошёлся по камере, а затем развернулся к Дульси так резко, что она дернулась и едва не свалилась с узкого карниза. — У меня не хватило совести остановить его! — закричал он. — Не хватило совести, чтобы победить свой проклятый эгоизм.
Кошка смотрела на Роба в упор, пока он не успокоился. Этому парню осталось немного до превращения в настоящего психа.
— Если бы я не позволил Малу сделать из меня знаменитость, не дал бы ему использовать себя и причинять Джанет боль, может, она осталась бы жива. Возможно, мы и не разошлись бы, были бы по сей день вместе. — Он сел на неприбранную койку и посмотрел на Дульси. — Может, мы и в ту ночь были бы вместе, и я смог бы предотвратить то, что случилось. — Он уныло поглядел на Дульси. — Я не убивал её. Но, быть может, она умерла из-за моей ошибки.
Дульси переполняла жалость к Робу, однако к ней примешивалась досада. С самого начала Лэйк вызывал у кошки сочувствие, но его полная беспомощность злила её. Похоже, парень уже сдался. Иногда он проявлял такое бессилие, что она спрашивала себя, стоит ли беспокоиться за него, если он сам махнул на всё рукой.
Возможно, всему виной были её неуправляемые материнские инстинкты, но одно она знала наверняка: Лэйк невиновен, он оказался здесь из-за бездарного расследования детектива Мэррита. Капитан Харпер не стал бы ни минуты держать Мэррита на службе, если бы мэр и городской совет не пригрозили ему увольнением. Дульси считала, что Харпер просто дожидается удобного момента, чтобы избавиться от Мэррита. Однако сделать это нужно было так, чтобы совету не к чему было придраться.
Что касается обвинителя – как знать, возможно, окружному прокурору требовалось признание вины.
На самом деле в невиновности Лэйка Дульси убеждали её сны. Ей трижды снился белый кот Джанет, он пытался сообщить о чём-то, показать нечто крайне важное.
До пожара они с Джо, охотясь на склоне холма, несколько раз замечали этого кота. Они мельком видели, как он выпрыгивал из окна студии, которое Джанет специально держала открытым. Впрочем, такое бывало нечасто. Дульси считала, что большую часть времени кот спал дома. Он был уже не молод.
После пожара команды волонтёров из Общества защиты животных при помощи местных жителей прочёсывали окрестные холмы в поисках разбежавшихся собак и кошек. Большинство зверей им удалось найти, однако белый кот Джанет как сквозь землю провалился. Джо сказал, что тот, возможно, погиб в огне; но никаких останков на пепелище не обнаружили. Смерть в огне ужасна, Дульси делалось нехорошо при одной мысли о такой кончине.
А неделю спустя этот кот начал ей сниться – белый, длинношёрстный, чрезвычайно элегантный, с глазами глубокого синего цвета. Сны были столь отчетливыми, что она даже видела жетон с отметкой о прививке от бешенства, прикрепленный к синему ошейнику, и маленькую медную табличку с именем Джанет. Каждый раз во сне он хотел, чтобы Дульси пошла за ним, оборачивался и смотрел на неё, помахивал хвостом и слегка подергивал ушами. Но каждый раз, пытаясь последовать за ним, кошка просыпалась.
Роб постоял, глядя сквозь решетчатую дверь в холл, затем вернулся к окну.
— Сегодня утром полиция собирается посетить дом Джанет. Они будут искать её дневник. Бог знает, кошка, что она там понаписала, что наговорила про меня.
Дульси удивленно уставилась на него. В ней заговорило любопытство. Прежде она ничего не слышала про дневник.
— Про дневник стало известно только вчера, о нём сообщила одна из свидетелей, такая худосочная старушенция. Она заявила, что в то утро видела мой «Субурбан» возле дома Джанет. А потом её снова вызвали, и она рассказала, что Джанет вела дневник.
Этой свидетельницей была Элиза Трест. Дульси полагала, что её вызовут для дачи показаний только сегодня утрам. Если бы Дульси об этом знала, задержалась бы накануне подольше.
— Эта женщина, Трест, приходила к Джанет убираться. Я её помню, вечно повсюду совала свой нос. Пронырливая склочная старая перечница. Она не могла видеть мою машину. Зачем ей врать-то было? Она утверждает, что Джанет держала свой дневник на полке в спальне, но я никогда его не видел. Если же дневник на самом деле существовал, готов поспорить, что старуха прочитала его весь до последнего слова, хотя это наверняка вогнало её в краску. — Он вздохнул. — Когда мы разошлись и я связался с Малом, представляю себе, что она про меня написала. Ладно, ничего не поделаешь. Но если копы найдут дневник, значит, слушание снова будет отложено. Иногда мне кажется, что эти отсрочки хуже, чем приговор, — они истощают, лишают сил. Но тебе-то что за дело? — внезапно вспылил он. — Какое до всего этого дело глупой кошке?
