— У нее вызывала негодование наша общественная работа, наша большая семья и все остальное. И она постоянно требовала внимания, в этом отношении она была похожа на мою мать. Уверяю вас, Софи начала поощрять Энтони именно по этим причинам. Бог свидетель, на самом деле он ей не нравился. И, конечно, ей не нравилось, что он поддерживает правительство. Она была либертарианкой, и не просто потому, что это модно и эпатажно. — Анджела с иронией нарисовала в воздухе знаки кавычек. — Ей нравилось забавляться с порнографией.
— Вы об этом знали?
— Мы с Саймоном воспитали дочь, привыкшую высказывать, что у нее на уме. Она говорила нам, что делает. Конечно, Софи пыталась эпатировать людей, но думаю, для нее это было более чем серьезно. Это было ее политической позицией.
— Информации необходима свобода…
— Да-да, вы правильно понимаете. Конечно, она совершила ошибку, приравняв деньги к свободе. Она не понимала, что это ловушка… К черту! — Анджела опустила голову и закрыла глаза ладонями.
— Простите, — снова сказал я. Меня мучило осознание того, что извинений тут мало.
— К черту! — повторила Анджела. — Все, о чем я прошу: сделайте что можете.
— Постараюсь.
Но я знал, что и этого мало.
Молчаливый, облаченный в костюм от «Армани» дворецкий Боб проводил меня на террасу похабной квартирки Энтони Бута. Удушающий ветер дул с низовьев Темзы — ветер, перенасыщенный духом разложения. Он ерошил тонкие светлые волосы Энтони Бута и трепал полы его шелкового халата, меж тем как хозяин, стоящий у края террасы, вглядывался вперед, точно отважный исследователь на носу корабля, посеребренного водами дальних морей, идущего к новым горизонтам.
Было восемь вечера. Тридцать два градуса по Цельсию. Влажность более восьмидесяти процентов. Вероятность дождя в ближайшие двадцать четыре часа пятидесятипроцентная.
Когда я ступил на залитый солнцем пол террасы, Энтони Бут проронил, не оборачиваясь:
— Вы интересный человек, инспектор. Слишком увлекающийся для полиции, как мне дали понять.
— Небольшая заноза в заднице местных копов. Думаю, ваши проблемы куда глобальней.
У меня была к нему тьма-тьмушая вопросов. О Софи. О дыре в системе АРЭСН. О том, что я узнал от Дона Фаулера, о невидимости. И я был уверен, что не получу удовлетворительных ответов ни на один, но решил постараться. Я протянул хозяину конверт А4, который принес с собой, и сказал:
— Я тут провел небольшое исследование… Энтони Бут и не подумал обернуться. Прогулочный катер с яркими разноцветными флажками
двигался вниз по реке. Музыка, гремя, разносилась над темными водами, но мне показалось, что Энтони Бут наблюдает не за кораблем. Наконец он заговорил:
— Все программисты оставляют для себя возможность попасть в сердце того, что разрабатывают. Черный ход, дыра, закладка, чит, мод, хак — называйте как хотите. Просто на всякий случай. Потому что могут это сделать. Потому что когда заканчиваешь продукт и выпускаешь его в мир, хочется сохранить над ним власть. Доказательство, что ты знаешь об этом больше, чем кто-либо другой. Ты — создатель, и маленькая тайна, которую ты скрыл в своем детище, делает его твоим навеки. Тщеславие изобретателя — единственная слабость, которую я признаю, инспектор. Но не глупость. Только не это.
— Я принес фотографии, которые могли бы вас заинтересовать, — сказал я.
Два снимка были кадрами из кэша камер слежения, установленных перед этим самым зданием; другие три — из творений Софи Бут. Дальний план с Софи, стоящей под фонарем, руки распростерты, рукава белого платья подобны крыльям ангела. Зернистый, крупный план ее руки, указывающей на камеру, в ладони нечто, похожее на пульт дистанционного управления. И следующий кадр, судя по отметке в углу, сделанный одной десятой секундой позже, где Софи уже исчезла.
Невидимая девушка. Дон Фаулер объяснил мне, что ее изображение было уничтожено путем наложения на составляющие его точки новых точек, приблизительно соответствующих фону. Увеличение этого единственного кадра позволило обнаружить в нем след Софи в виде смутной ауры смещенных и сжатых пикселей в том месте, где она стояла — едва видимое мерцание, содержащее всю информацию, необходимую для воссоздания ее портрета.
Когда стало ясно, что Энтони Бут не собирается смотреть даже на меня, не говоря уже о фотографиях, я произнес:
— Софи убили из-за вашего тщеславия, сэр. И Барри Дин вас этим шантажировал.
— Со мной связались сразу, как только погибла Софи, — сказал Энтони Бут, как если бы речь шла о коммерческой сделке. — Мне прислали фотографии. Они сообщили, что именно взято из ее квартиры и во сколько обойдется возврат похищенного.
— Но вы не обратились в полицию.
— Система «красной линии» — мое детище, инспектор. Она принята как стандартная система видеонаблюдения в этой стране и введена в пятнадцати крупных городах США. Моя компания ведет переговоры о продаже системы с правительствами двух десятков государств. Эта система — бесстрастный свидетель, недремлющий полицейский. Она учится и растет. Она инициативна и бесконечно гибка. Она преобразит мир.
— Просто машина для принятия масштабных решений, — проронил я, но Энтони Бут явно не был поклонником Дональда Фагена.
— Небольшое ограничение независимости — очень малая цена за безопасность на улицах и порядок в городах. С тех пор как в Лондоне введена АРЭСН, на восемнадцать процентов снизилась уличная преступность и на тридцать шесть процентов возросло число арестов. Машины честнее людей, они точнее, эффективнее и беспристрастнее. Мы столь многое доверяем им в других областях, так почему не поручить им охрану закона и порядка?
— Боюсь, мы слишком им доверяем, — усмехнулся я. — Когда вы закладывали вашу дыру, двигало ли вами только тщеславие? Или дело в том, что вы побаивались собственного творения?
— На завтра у меня назначено с десяток интервью, инспектор. Я более чем готов дать полное и откровенное объяснение своей позиции.
«Да, — подумал я. — Вопросы изучены, время и место, даже освещение и ракурсы съемки определены. Одобрение и поддержка в самом конце гарантированы контрактами. Типы вроде Бута устанавливают правила и заботятся, чтобы эти правила не применялись к ним. Они делают вид, будто их побуждают действовать благие намерения, но в действительности ими движет страх». И я знал, что Энтони Бут пребывает в страхе: его дворецкий ходит с пистолетом в наплечной кобуре. Он тщательно обыскал меня, прежде чем я был допущен в общество хозяина.
— Какую долю правды вы откроете?
— Настолько большую, насколько смогу. В некоторых отношениях мне нужно быть осмотрительным. Как и вам.
