В самом своем конце пленка предъявила события, видимо, произошедшие и записанные несколько раньше основного фильма. Действующие лица были теми же, но на этот раз видно их было отлично, камера снимала откуда-то сбоку. В моем распоряжении оказались семнадцать секунд видеоматериала, который коренным образом менял ценность кассеты.
Эти семнадцать секунд показали, как Лешич подошел к Свину, схватил его за плечо, и, почему-то, с сильным кавказским акцентом спросил:
– Зачем такие красивые телки с такими, как ты, ходят, да? Или ти тоже хочеш?
Свин в испуге сжался, втягивая голову в плечи, и кокетливо заулыбался, словно педрила с большим стажем и богатым опытом. Лешич спустил с него штаны, и последовавшая далее развязка могла бы украсить любое гей-порно.
Свина, запрокинутого на стол, драли так, что ходором ходил спектрограф, а колбы и реторты выплясывали настолько дикий танец, что многие из них не пережили такого канкана, упали и разбились…
Глава пятьдесят третья. Находка
Чем тяжелее испытание, тем больше потом награда.
Из к/ф «Крупная рыба» («Big Fish», 2003)
Криминальный мир – это единственная часть современного российского общества, где пассивные гомосексуалисты до сих пор не в моде и не в почете. И, совершенно точно, никогда не будут в моде, и уж тем более, не будут занимать в этом сообществе почетную и уважаемую ступень. Ибо исконное место петухов – возле параши, и только там.
Я разыскал визитку и, немного волнуясь, набрал Грума. После долгого ожидания, в трубке, наконец-то, послышался хрипатый голос бандита, и я, со скаутским задором, сообщил ему, что обладаю весьма ценной информацией, которой готов поделиться – срочно и безвозмездно.
Грум попросил завезти это добро к нему домой и дал адрес. Кассету мне нужно было передать некоему Владимиру, что я и сделал уже через полчаса. После чего, с чистой совестью, поехал продавать машину. Сделка прошла без проблем, деньги я получил новенькими пятитысячными купюрами, и распрощался с покупателем. Ну, а о том, как в меня чуть не въехал кайенн, я уже рассказывал…
* * *
Юровский, перед тем как отвезти полумиллионную взятку, решил заехать на дачу – рабочие должны были завершить отделку сауны. Нужно было проверить качество работы и расплатиться. И отправить, наконец-то, супругу на весь уик-энд из города, а то эти волнительные шпионские маневры между ревнивой женой и страстной любовницей очень быстро загонят его в гроб.
Времени было навалом, до встречи с коррумпированным полковником оставалось целых три часа. Откуда же он мог знать, что смерть уже мчится за ним по пятам? Когда он, проезжая Большой Лог, выронил под ноги скользкий мобильник и нагнулся за ним, костлявая и настигла адвоката, скосив кровоизлиянием в мозг. Остановку Юрий Юрьевич сбивал уже мертвым.
* * *
Возвращение домой много времени не заняло. Особых переживаний ни по поводу продажи ставшего почти родным автомобиля, ни по поводу трагической смерти Юровского я не испытывал. Я ждал звонка от Грума. Звонка, который раз и навсегда избавит меня от Свина и его наемников.
И в свете последних событий мне было совершенно начхать на запылившуюся в Большом Логе обувь. Моя многолетняя «обувная мания» испарилась без следа, и это было странным. Даже пугающим.
Когда раздастся долгожданный звонок, мне было неизвестно даже примерно – это мог быть не сегодняшний и (о ужас!) даже не завтрашний день. А жить надо было уже сейчас, и, желательно, жить с какой-то пользой. Мой суровый взгляд «а-ля очумелые ручки» рассеянно блуждал по комнате в поисках жертвы.
Я очень тяжел на подъем. Любое – не важно, грандиозное или ничтожное, дело, должно «отлежаться», выстоять положенное время в длинной очереди запланированного. Не всегда эта очередь растягивается на километро-месяцы, но некоторые дела ждут своего воплощения весьма и весьма долго. Некоторые решаются совсем не так, как бы им хотелось. Некоторые не решаются вовсе.
Все, наверное, оттого, что в раннем возрасте меня неспешно покусала одна ленивая-преленивая лень, и сволочная ее инфекция расположилась в моем организме со всеми удобствами на всю оставшуюся жизнь.
Иногда очень хочется – что там скрывать – отправить эту гостью куда подальше, но у нее всегда такое необоримое количество аргументов, что просто разводишь руками. А потом руки опускаются, складываются, и ты, тупо улыбаясь пробегающей мимо энергичной молодости, зомбировано пялишься в экран телевизора, вместо того, чтобы повесить какую-нибудь книжную полку. Или, вместо полноценного обеда, разогреваешь сомнительные полуфабрикаты. В общем, откладываешь на послезавтра то, что нужно было сделать позавчера.
Конечно, в последние дни я стал более деятельным человеком, и активность выбранной позиции мне нравилась. Но привычки не могли вот так разом рухнуть и рассыпаться в прах.
Я почти неделю ходил вокруг простреленных часов, молча давая им кучу торжественных обещаний залатать пулевое отверстие и вообще привести их в порядок.
Я даже провел ряд подготовительных работ – купил специальную шпатлевку для дерева, подходящую по цвету, и узкий блестящий шпатель, подходящий по размеру. Но на жалкие попытки Густава Беккера дотянуться маятником до лежащего на подоконнике ремонтного набора, как и на жалобный шепот подраненного прямостоящего хронометра, адресованный этому ремнабору («Мой любимый цвет, мой любимый размер») старался внимания не обращать. Я могу быть твердым, как кремень, когда этого не надо.
Сейчас, рыская по комнате взглядом голодного до добрых дел тимуровца, я был привлечен паясничающим Джином, взгромоздившимся на самую верхотуру часов и хлопающим в ладоши. Своими хлопками тот пытался утихомирить не на шутку распоясавшееся перышко, видимо, из подушки. На морде кота сияло сосредоточенное недоумение, тщательно замешанное на охотничьем инстинкте.
Я снял неугомонного зверя с высоты вместе с его добычей и поковырял искалеченную угловую планку часов. Наверное, ковырнул я эту деревяшку несколько сильнее, чем рассчитывал. Все из-за того, что лень подустала и сложила липкие щупальца под свою заснувшую голову, на время отдыха приостановившую бубнение всяких анархистских лозунгов типа «Вас много, а я одна». Планка с сухим треском отпала, чуть не стукнув по вездесущей башке моего кота.
Деструктивное поведение антиквариата меня не расстроило, ибо я был обладателем моментального суперклея, который почему-то назывался «Притяжение любви».
Заворочавшаяся от моих мыслей лень заставила действовать энергичнее. Я отобрал у счастливого кота «Личную Игрушечную Деревяшку», по глупости свалившуюся в его шаловливые лапы, пока он не успел подключить свои юные естествоиспытательские зубки.
