— С каких пор меня записали в подлые враги? — нарушил воцарившуюся идиллию Паша.
— А то ты не знаешь.
Он со вздохом откинулся на спинку кресла. Я замерла, почувствовав, как накаляется воздух. Будто в машине разожгли костер, рядом с которым трудно дышать.
— Это был ее выбор. Прими его уже, — донеслось словно сквозь вату.
Жгучее Пашино негодование заполнило салон. Я попыталась возразить:
— Если бы мы оба сказали ей «нет»…
— Да плевать ей было бы! — перебил он. — Соня бы туда в любом случае пошла. С тобой, со мной, сама — неважно.
— Одна бы не пошла.
— Раньше ты говорила, что она без тебя не пойдет. А как вышло?
— Мы договаривались глянуть! — освободила я просящиеся наружу эмоции. В салоне стало еще жарче. — Глянуть, дотронуться, а не лезть в воронку, смахивающую на портал. Я ждала, что ты меня поддержишь! Если бы мы оба остались, она бы не отправилась за границу одна.
— И надолго бы ее хватило?
— Тебя послушать, так и самоубийц отговаривать не надо.
— Ты бы ее не остановила. Соня всегда хотела выяснить, что находится по ту сторону.
— А я хочу выяснить, как вернуть ее. Ты же вернулся.
— В отличие от нее, я далеко не ходил, — высказал Паша то, что я давно подозревала. — Соня прекрасно понимала, что делает.
— Ты должен был забрать ее с собой!
— Пойми, Соня получила то, о чем мечтала. Обвиняй кого угодно.
— Если бы…
— Нет никакого «если бы»! — Он зло стукнул по рулю. И без того горячий воздух начал обжигать. — Она бы все равно поступила по-своему. Просто позже!
Я замолчала. На глаза навернулись слезы. Терпеть этот бешеный накал не было сил. Где его эмоции, а где мои? Запутанный клубок из злости, боли и упреков висел прямо над нами, мешая сконцентрироваться. Сказанные и услышанные слова эхом отдавали в ушах.
За окном тоже было тревожно. На небе сгущались серые тучи, ветер поднимал с тротуара желтые листья и швырял в лица прохожим. Карловна зябко ежилась на лавке, но боевой пост не покидала.
— Что там было? — вырвался вопрос, который я старательно удерживала последние годы.
— Где?
— Там…
От Паши повеяло изумлением. Сплетенные в тугие узелки лучики гнева распутались и исчезли, оставив легкий привкус погасшего костра. В машине стало спокойно и почти прозрачно.
— Ты никогда не спрашивала, — тихо произнес Паша, без упрека, всего лишь констатируя факт.
— Теперь спрашиваю, — мой голос раздавался откуда-то сверху и казался чужим. — Что ты видел?
— Лабиринт.
— Какой лабиринт?
— Показать?
Логично. Зачем описывать нечто непонятное, когда можно показать одно маленькое воспоминание.
— Ладно, давай, — согласилась я после недолгих раздумий.
Его энергия нахлынула в тот же миг. Настолько сильная, что я едва не захлебнулась. Еле расслабилась и снова впустила то, от чего вчера была рада избавиться. Теплота разлилась по телу, наполнив сознание смутно различимыми образами. Картинка, возникшая перед глазами, была серой и нечеткой. Изображение сжималось, шло полосами, как в плохо настроенном телевизоре. Вдалеке что-то шипело, внизу нарастал треск. Необозримое черное пространство уходило в бесконечность сотней запутанных дорожек и действительно напоминало лабиринт. Рассмотреть его я не успела: сбоку громко булькнуло, дорожки заструились волнами. Все застыло, оборвалось и потухло.
— Довольна? — спросил Паша.
Я с трудом сообразила, что до сих пор нахожусь в его машине. Потерла виски и в замешательстве прошептала:
— Жуткое место…
— Вот и я так решил, поэтому пошел обратно. Сразу.
— Ты только через три недели очнулся.
— Это стало для меня сюрпризом.
— Время там течет совсем ненормально, — заключила я. — Вдруг Соня не знает, что ее нет целых три года?
— Она понимала, на что шла. Перестань уже себя изводить, — вдумчиво сказал Паша и мрачно добавил: — И меня тоже.
Качели протяжно скрипнули и стихли. Дети спрыгнули с них и наперегонки помчались к подъезду. Небо потемнело, клубы туч исполосовали его поперек, по-звериному оскалившись на землю.
Почему я обвинила во всем Пашу? Моей вины было не меньше. Глубоко внутри зародилось сомнение. Маленькое, робкое, но это было оно. Возможно, я тогда погорячилась.
В машине резко похолодало. Я закуталась в пальто, спрятала руки в карманах и посмотрела на Пашу. Пауза затягивалась.
— Со смертью Вениамина все кончилось? — поинтересовалась я, чтобы нарушить молчание.
— Вряд ли. — Паша нахмурился. — Совет обоих еще не отозвал.
— Обоих? Кто второй?
— Да так… Одна милейшая девочка.
Чудесно! Мне достался маньяк с садистскими наклонностями, а ему — милейшая девочка. С чего бы не наоборот? Но вслух я спросила другое:
— Что Совету здесь надо?
— Нельзя, чтобы эта история получила огласку. Сложно предугадать, кого заденет в будущем.
— Заранее контакты налаживаешь? Какого ты приехал к Вениамину с этим…
— Почему бы нет? — не разделил моего мнения Паша.
— Ну… — протянула я отстраненно. Объяснять что-либо решительно не хотелось. — Та девочка такая же?
— Если ты имеешь в виду энергетический иммунитет, то да.
— Иммунитет? — растерялась я. — Откуда он берется?
— Есть один эффект, — уклончиво ответил Паша. — Очень редкий. Когда после агрессивного вмешательства в подсознание барьер не восстанавливается. В итоге вход в подсознание блокируется намертво.
— Чушь, — возразила я. — Сформировавшаяся психика всегда восстановит барьер. Это же нужно быть полным психом, или…
Слова застряли у меня в горле.
— Именно, — кивнул он.
…ребенком. Нужно быть ребенком. Неудивительно, что Феликс нас не любит.
— Где Совет берет детей с иммунитетом? Таких случаев — один на миллион.
— Мало ли где? На самом деле их больше и не надо. Рядовые сотрудники Совета — обычные люди.
— Понятно…
Теперь многое прояснилось. Теоретически, если имеется иммунитет к любому энергетическому воздействию, то вполне можно гасить чужой фон. Только при одном условии — сознание объекта должно быть в Потоке. Не сунься я туда при Феликсе, дара бы не лишилась. Уверена, он спровоцировал меня специально. А я наивно повелась!
— Не нравится мне этот Совет, — недовольно пробурчала я.
— Просто ты не умеешь использовать имеющиеся ресурсы, — огорошил Паша, сдобрив сказанное ядовитой ухмылкой. — Зачем сломя голову бегать по городу в поисках убийцы, когда рядом есть те, кто жаждет этим заняться? К тому же мы вообще зря дергались. Нам ничего не угрожало.
