И еще раз широко усмехнувшись и победно блеснув золотой оправой очков, вальяжный джентльмен вышел из комнаты, демонстративно-вежливо притворив за собой дверь.
— Наконец-то! Фу, как они мне все надоели! — Ольга первая пришла в себя.
Вспорхнув с кровати, она подбежала к некоему подобию рупора, торчавшему из стены, и крикнула в него:
— Селифан, шампанского! Фу, жарко! Мы с тобой сейчас, Митенька…
Но она не договорила. Когда Ольга повернулась к Дмитрию, в переносицу ей уткнулось острие шпаги. На этот раз оно было неподвижно, как нависшая смерть. Лицо Дмитрия, побелевшее от еле сдерживаемого гнева, тоже ничего хорошего не предвещало. Но не это заставило Ольгу застыть на месте, а перекосившая его рот гримаса презрения.
Часть седьмая
Колесо судьбы
И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.
А. С. Пушкин
Глава первая
Случай на дороге
1792 год. Земля Гессен, Германия. Населенный пункт
не установлен
Бывают встречи, как правило, случайные и не запланированные, которые остаются потом в памяти на долгие годы. Они живут в нас своей, казалось бы, совершенно отдельной жизнью, параллельно сосуществуя с вяло текущими событиями повседневного бытия. При этом, ненавязчиво напоминая о всей тщетности наших стараний перед лицом Провидения, которое только одно и способно влиять на события нашей жизни. Причем иногда так стремительно, что нашим несовершенным чувствам, которыми наделила нас мать-природа, подчас бывает за этим трудно уследить, не то что угнаться.
Примерно так рассуждал бедный студент Вюрцбургского университета Георг Антон Алоизиус Шеффер, стоя посреди постоялого двора в глухой немецкой деревушке. Названия деревушка не имела, да и попала-то она на карту Европы лишь только потому, что удачно и своевременно расположилась в непосредственной близости от важной дороги, связывающей гессенские Дармштадт и Франкфурт с прусским Берлином и, далее, с морскими воротами германских княжеств — Штеттином.
«Вот он — перст Судьбы! — говорил себе наблюдательный Алоизий, как любила называть его матушка. — Ведь дорога с таким же успехом могла пройти через любую другую деревушку, и тогда этой суждено было бы почить в пучине безвестности. Но нет! Судьба направила дорогу именно сюда, как затем и мой путь. И все это для того, чтобы я на всю оставшуюся жизнь познал в ней свое предназначение!»
Патетическое настроение юного Алоизия было легко объяснимо. Ибо в тот еще довольно ранний зимний вечер, когда звезды еще только начали проступать на фиолетовом небе, а окна домов за закрытыми на ночь ставнями уже осветились уютным вечерним светом, Алоизий встретил ангела.
По крайней мере, так ему вначале показалось. Да и встречей в полном смысле этого слова это назвать было нельзя. К «ангелу» Алоизия доставили, причем в довольно грубой форме. Но он забыл о том в ту же секунду, как только увидел лицо этого божественного создания.
Надо отдать ему должное — даже в этот священный и полный мистического смысла момент Алоизий успел мысленно воздать благодарственную молитву своей матушке. Именно она настояла в свое время на том, чтобы он поступил на медицинский факультет университета. Сам Алоизий предпочитал естественные науки, не без основания полагая, что именно это позволит ему в будущем путешествовать по далеким морям, посещая неизведанные земли и страны. Однако решив, что медицина в какой-то мере есть тоже часть естественных наук, и уступив, таким образом, настояниям матушки, он записался на медицинский факультет. И как показали события этого дня, не просчитался. Ибо в поворотный в его судьбе вечер именно его медицинские познания оказались востребованными.
В тот день он возвращался к себе в альма-матер. Погостив у матушки около недели и поправив, насколько он мог, ее драгоценное здоровье, юный Алоизий, пользуясь единственно доступным ему средством передвижения, а именно — собственными ногами, бодро шагал по дороге. Подгоняемый легким морозцем, он не собирался останавливаться даже на ночлег. Во-первых, в целях экономии вечно ограниченных средств, а во-вторых — и это было основной причиной — Алоизий собирался завершить «Стансы к прекрасному лику» — поэму, или, лучше сказать, роман в стихах, над которым он тайно трудился вот уже целую неделю. А ведь ничто не может помочь лучше в сочинении стихов, чем размеренный шаг! Исходя из этих соображений, а также используя данную ему от природы выносливость, Алоизий со всей самоуверенностью молодости решил продолжать свой марш, чтобы уже к обеду следующего дня достичь предместий вольного города Вюрцбурга.
Пусть не удивляет вас тот факт, что студент-медик занимался стихотворчеством. В 1792 году умами германской молодежи, как и всей Европы, владел Поэт. И то воздействие, какое оказывал он тогда на юные умы своим сентиментальным романом, [25]невозможно ни представить, ни оценить! Одни молодые люди, узнавая в романе себя, кончали жизнь самоубийством. Другие отправлялись на поиски своих Шарлотт Буфф, которые могли бы стать предметом их платонической страсти и безответной любови. Что тоже, в свою очередь, позволило бы им свести счеты с жизнью. Это были очень тревожные времена для Европы! Вечно всем недовольная и протестующая молодежь вымирала тогда в огромных количествах. И этот сентиментальный роман был во многом тому причиной.
Неудивительно, что в некоторых «просвещенных» странах — там, где правительства все еще заботились о благополучии своих граждан, не очень доверяя им в том, что они смогут сами разобраться, что есть хорошо, а что плохо, — роман этот был даже запрещен как опаснейший для неустоявшихся молодых умов.
Но к счастью, не таков был наш герой и не так просто было сбить его с панталыку. Алоизий был более тверд в своем сердце, да и у Судьбы на него были совершенно иные планы. И хотя написание «Стансов» время от времени вызывало слезоточивые спазмы, а сердце сжималось от жалости к герою, прообразом которого, естественно, являлся сам Алоизий, кончать жизнь самоубийством он не собирался. Скорее всего, здесь брала верх его вторая сущность — природного натуралиста. Человека, безмерно любящего жизнь во всех ее проявлениях.
В тот момент, когда молодой человек принял решение не останавливаться на ночлег, а так и продолжать свой марш, из придорожных кустов на дорогу как ошпаренный вылетел заяц. Ничего особенного в самом этом факте, конечно, не было. За исключением того, что Алоизий вдруг вспомнил, что он ужасно голоден, а также, следуя своей природной сообразительности и наблюдательности, смекнул, что зайца, скорее всего, что-то спугнуло. Молодой человек остановился и решил углубиться в лес, чтобы выяснить причину столь несуразного поведения косого. Было еще достаточно светло, и Алоизий быстро обнаружил на замерзшей, слегка припорошенной снегом почве волчьи следы.
