правильным.
Я брожу по городским рынкам, пропитанным запахами жареных лепешек и жженого сахара. Мой желудок урчит при воспоминании о блюдах, которых я не ела уже шесть лет. Пусть персики с росой и очистили мой дух, плоть по-прежнему жаждет мирской пищи.
Я разговариваю с продавцами на придворном языке, и, по крайней мере, некоторые из них хоть как-то им владеют.
– Очень искусная работа, – замечаю я, глядя на сделанного из сахарного теста воина на палочке. На голове у фигурки ярко-красный шлем, глазированный соком ююбы [91]. У меня текут слюнки.
– Хочешь его? – спрашивает продавец. – Он очень свежий, юная госпожа. Я выпек его только сегодня утром. Начинка из мякоти лотоса.
– У меня нет денег, – с сожалением говорю я. Наставница дала мне только денег на жилье и сушеных персиков, чтобы поесть.
Продавец смотрит на меня и принимает решение.
– Судя по произношению, я так понимаю, ты не местная?
Я киваю.
– Покинула дом, чтобы найти спокойную заводь в этом бурлящем мире?
– Что-то вроде того, – подтверждаю я.
Продавец кивает, словно это все объясняет. Он протягивает мне сахарного воина на палочке.
– В таком случае от одного скитальца другому. Здесь хорошее место, чтобы обустроиться.
Я принимаю подарок и благодарю его.
– Откуда вы?
– Из Ченсу. Я бросил свои поля и бежал из дома, после того как люди наместника Лю пришли в нашу деревню и забрали мужчин и юношей в войско. Я уже потерял на войне отца, и у меня не было никакого желания умереть ради того, чтобы добавить новых красок знамени наместника. Эта фигурка изображает Лю. Мне доставляет удовольствие видеть, как покупатели откусывают ей голову.
Рассмеявшись, я выполняю его просьбу. Сахарное тесто тает на языке, вытекающее из пряника сочное повидло из лотоса восхитительно.
Я гуляю по улицам и переулкам города, наслаждаясь каждым кусочком фигурки, и слушаю обрывки разговоров, долетающие из дверей чайных домов и проезжающих мимо повозок.
– …с какой стати нам отправлять ее в другой конец города учиться танцам?..
– …чиновники не будут смотреть благосклонно на подобный обман…
– …такую вкусную рыбу я еще не пробовал! Она еще трепыхалась…
– …почему ты так решила? Что он сказал? Расскажи, сестра, расскажи…
Вокруг меня размеренно течет жизнь, баюкая меня, подобно морю облаков на горе, когда я раскачивалась на лианах. Я думаю о словах человека, которого должна убить.
«Миллионы погибнут, когда бунт Лю разольется по всей империи. Сотни тысяч детей останутся сиротами. Несчетные толпы призраков будут бродить по земле: их души не обретут упокоения, поскольку дикие звери будут глодать их трупы».
Я думаю о его сыне и тенях, пляшущих на стенах просторного, пустынного зала. Мое сердце задето музыкой этого мира, такой приземленной и в то же время святой. Мечущиеся в воде песчинки складываются в отдельные лица, смеющиеся, плачущие, полные желаний и чувств.
* * *
На третью ночь полумесяц чуть толще, ветер чуть холоднее, а далекие крики сов звучат более зловеще.
Как и в прошлый раз, я перелезаю через стену, которой обнесен особняк наместника. Ритм часовых не изменился. На этот раз я пригибаюсь еще ниже и двигаюсь еще бесшумнее по тонкому, словно ветка, гребню стены и неровной поверхности черепицы. Я возвращаюсь на знакомое место, отрываю черепицу, которую положила на место два дня назад, и прижимаюсь глазом к щели, чтобы перекрыть сквозняк, ожидая, как вот-вот из темноты выскочат стражники в масках, захлопывая западню.
Страха нет – я готова.
Но нет ни криков тревоги, ни звона гонга. Я смотрю в ярко освещенный зал. Наместник сидит на том же самом месте, разложив перед собой бумаги.
Я прислушиваюсь, ожидая услышать детские шаги. Ничего. Мальчика отправили спать.
Я бросаю взгляд на пол под наместником. Он застлан соломой. Это зрелище сперва ставит меня в тупик, но затем я понимаю, что наместник так проявил заботу о своих слугах. Он не хочет, чтобы его кровь испачкала каменные плиты пола, которые затем придется оттирать.
Мужчина сидит в позе лотоса, закрыв глаза, у него на лице безмятежная улыбка, как у Будды.
Я осторожно кладу черепицу на место и исчезаю в ночи, подобно дуновению ветра.
* * *
– Почему ты не выполнила свое задание? – спрашивает Наставница. Мои сестры стоят у нее за спиной, два архата [92], охраняющих свою повелительницу.
– Он играл со своим сыном, – говорю я, цепляясь за это объяснение, словно за лиану, раскачивающуюся над пропастью.
Наставница вздыхает.
– В следующий раз тебе нужно будет сначала убить ребенка, чтобы тебя ничто не отвлекало.
Я молча качаю головой.
– Это уловка. Он играет на твоем чувстве сострадания. Все правители – актеры, их сердца непроницаемы, словно мрак.
– Возможно, – говорю я. – И тем не менее он сдержал свое слово и был готов умереть от моей руки. Я полагаю, что и другие вещи, сказанные им, также могут быть правдой.
– Почему ты думаешь, что он не так честолюбив, как тот человек, которого он порочит? Почему ты думаешь, что он не притворяется великодушным ради того, чтобы в будущем сотворить какую-нибудь жестокость?
– Никто не знает будущего, – говорю я. – Возможно, здание прогнило насквозь, но я не желаю, чтобы от моей руки оно обрушилось и раздавило муравьев, ищущих спокойной гавани.
– А как насчет преданности? – смотрит на меня Наставница. – Как насчет повиновения Наставнику? Как насчет выполнения обещаний?
– Я не подхожу для того, чтобы похищать жизни, – говорю я.
– Такой дар… – печально говорит Наставница и после небольшой паузы добавляет: – Растрачен впустую.
В ее голосе звучит что-то такое, от чего меня охватывает дрожь. Я смотрю ей за спину и вижу, что Джинджер и Конгер исчезли.
– Если ты уйдешь, – говорит Наставница, – ты больше не моя ученица.
Я смотрю на ее лицо, лишенное морщин, в глаза, тронутые добротой. Я вспоминаю, как она перебинтовывала мне ноги, после того как я в самом начале обучения упала, сорвавшись с лианы. Вспоминаю, как она отгоняла бамбукового медведя, оказавшегося для меня слишком грозным противником. Вспоминаю ночи, когда она обнимала меня и учила проникать сквозь иллюзии и видеть спрятанную под ними правду мира.
Наставница забрала меня из семьи, но она также, по сути дела, заменила мне мать.
– Прощай, Наставница!
Я резко пригибаюсь и прыгаю, словно настигающий добычу тигр, словно парящая в кроне деревьев обезьяна, словно взлетающий ястреб. Вышибив окно комнаты в трактире, я ныряю в океан, каковым является ночь.
* * *
– Я пришла не для того, чтобы убить вас, – говорю я.
Мужчина молча кивает, словно ожидал именно этого.
– Мои сестры – Джинджер, известная как Сердце Молнии, и Конгер, Безоружная, – получили приказ довести до конца то, что не смогла я.
– Я позову охрану, – говорит мужчина, вставая.
– Это не поможет, – говорю я. – Джинджер сможет похитить вашу душу, даже если вы спрячетесь на дне океана, Конгер еще более умелая.
– В таком случае я встречусь с ними один, – усмехается мужчина. – Спасибо за
