- Конечно, - мрачно буркнул я. Куда я денусь, раз обещал, то надо держать свое слово. Да и мой учитель меня не простил, если бы я на произвол судьбы оставил его больных. - Ведите меня в госпиталь Парнаско.
Фил, ты был прав. На мне весит страшное проклятие - вечно помогать другим. И, похоже, мне от него никогда не удастся избавиться...
1.Прим. автора, милсестры - милосердные сестры, аналог медсестер
Глава 2. Горькая правда об эпидемии
Воспоминания - это яд.
И чем их больше - тем больнее на душе
от ностальгии по давно ушедшим дням.
- И как это понимать?
Я пораженно замер в дверях, смотря на вполне здорового и живого магистра Гариуса, который спокойно сидел в кресле и почитывал потрепанный фолиант.
Вот лицедеи... Прихвостни Настерривиля! Заманили меня в логово дракона под таким невинным предлогом! Чтоб я еще раз поверил в то, что Азель оставил своих больных на произвол судьбы? Да никогда!
Я повернулся к подельнику своего учителя надеясь услышать внятное оправдание, перед тем как он оправится в чертоги Богини. Мистер Ранмару, стушевавшись под моим пристальным взглядом, что-то буркнул на прощание и быстро ретировался из кабинета главы госпиталя Парнаско.
Дверь с грохотом закрылась, щелкнул замок, повеяло магией наложения печатей. Я помрачнел. Ну, спасибо, тебе, Эрнест. Запер меня в одной комнате с человеком, с которым я бы никогда по доброй воле не остался наедине.
Нда, сейчас я себя ощущал, как жертва гарленской ползучей росянки. Сама по себе нечисть передвигается очень медленно, несколько метров за пару десятков лет, и чтобы не умереть от голода, она, почуяв потенциальный обед, с помощью специфичного запаха воздействует на разум жертвы, порождая в его рассудке самые желанные галлюцинации. Несчастный путник ведется на обман разума и добровольно следует в пасть нечисти. И вот сейчас ловушка росянки только что захлопнулась...
Пора мне уже привыкнуть к выходкам Азеля. Если припомнить, то он всегда надо мной в детстве подшучивал: то страшные байки про госпиталь начнет травить, то милсестер подговорит, чтобы они этикетки на лекарствах местами поменяли, чтобы я самостоятельно научился по запаху и цвету определять вещества, то придумает про пациента такую историю, что мне было страшно ему в глаза смотреть не то, что осматривать... И это называется взрослый и всеми уважаемый полный целитель...
Но я все равно, несмотря на его характер, считал магистра Гариуса своим вторым отцом. Восхищался его силой воли, умением, тем, как он держался перед больными. Он был моим кумиром... до того случая с эпидемией. Тогда мое мировоззрение резко переменилось, и я перестал понимать учителя, перестал верить в доброту и благодарность людей, которых целители спасали порой даже ценой своей жизни. Разочаровался в своей мечте стать Верховным целителем и изменить мир к лучшему. Сделать то, чему меня всегда учил магистр Гариус.
Несмотря на то, что я относился к нему с теплотой, мы после той эпидемии виделись редко. Просто я не мог открыто смотреть ему в глаза - мне было очень стыдно и неловко. В глубине души я чувствовал, что предал его, отринув свои прошлые идеалы.
Я, подергав за ручку запертую дверь, тихо ругнулся на эрейском и обреченно посмотрел на сидевшего в кресле целителя. Учитель спокойно читал книгу, изредка перелистывая страницы, казалось, что он как будто не замечает присутствие другого человека. Но я то знаю, что это не так. Нет, Азель просто ждет, пока я не начну говорить первым... выжидает, чтобы я приблизился к нему, полностью попав в его поле зрения - он настоящая гарленская росянка.
Я, вздохнув, нерешительно стал приближаться к креслу. Мое сердце бешено стучало, уши предательски алели, а в горле стал ком - почему всегда перед Азелем я ощущаю себя как нашкодивший щенок? Что за ужасное чувство беспомощности и стыда... Нет, пора решительно встретиться со своим прошлым. Мне надоело, что дела давно ушедших дней сейчас доставляют мне столько неприятностей.
Подойдя к спинке кресла, я замер, не спеша начать столь неприятный разговор. Сколько лет мы уже не виделись? Сколько лет нормально не говорили, а лишь в короткие мгновения встреч перебрасывались незначительными фразами? Неужели магистр Гариус меня простил, неужели он решил первым нарушить столь затянувшееся молчание?
- Мальчик мой, - тихо прозвучал голос моего бывшего учителя. Я вздрогнул, услышав столь родной голос приемного отца. - Подойди поближе, дай мне взглянуть на тебя.
Азель бережно закрыл старинный фолиант, спокойно показав мне рукой на пустующее соседнее кресло. Перед глазами вновь мелькнули полузабытые обрывки детства, когда я часами сидел в кабинете Азеля, получая нагоняи и за книгами постигая теорию целительства. Здесь все пропахло историей... все забытые обрывки воспоминаний вновь выстроились в моей голове в мозаику, заставляя сердце жалобно ныть от ностальгии по давно утраченному детству.
- Что на меня смотреть? - фыркнул я, сев на предложенное место. И чего я боюсь? Совсем раскис, как тряпка. - Рога не выросли, хвост не появился, даже не позеленел!
Магистр Гариус встал и, к моему удивлению, положил свою руку на мой лоб. Из ладони полился свет, который, как электрический заряд в одно мгновение пробежал по телу, заставив неприятно поежиться.
- В целом - удовлетворительно, - довольно хмыкнул учитель, снова сев на свое кресло. Я поморщился, приглаживая волосы. Ненавижу, когда он так делает. Я ему не пациент, чтобы меня осматривать. - Слегка повышен уровень сахара в крови, что говорит о том, что ты недавно ел сладкое, переутомлен...
- Мне неинтересно, - перебил я целителя, скучающе на него смотря. - Я и сам прекрасно знаю состояние своего здоровья.
- Ты осунулся, побледнел... Нервы шалят?
А как тут не нервничать, когда что не день - испытание для психики. Как же мне все надоело...
- Все просто отлично, магистр Гариус. Так зачем вы меня заманили в госпиталь под таким... гм... необычным предлогом? Могли бы просто принести приглашение, я бы...
- Ты опять бы его проигнорировал, Ник. Мальчик мой, почему ты меня избегаешь? Почему не назовешь как прежде, дядей Азелем?
- Какой ты дядя, - усмехнулся я, смотря на магистра. За столько лет Азель ничуть не изменился: лукавый взгляд, темные, почти не тронутые сединой волосы - на вид ему можно было дать тридцать пять лет. Нет, это в детстве я мог называть его дядей, тогда разница в возрасте была заметна, а сейчас... - Ты больше похож на моего старшего брата. Также поучаешь, давишь на совесть... Учитель, вы же позвали меня не просто так.
- Да... не просто так, - магистр вздохнул, погладив корешок толстой книги. Он неспешно обвел взглядом свой старый кабинет, задержав взгляд на портретах прошлых глав госпиталя. - Сложно поверить, но в этом году этим стенам стукнет две сотни лет. Госпиталь многое пережил на своем веку - и плохое и хорошее. Я оберегаю его уже больше семидесяти лет... под моим руководством он пережил эпидемию, которая унесла больше половины населения страны, столько талантливых целителей отправилось в чертоги Великой стараясь спасти как можно больше жизней. И знаешь что?
- Что?
- Мы ведь до сих пор не оправились после той потери. Самая большая потеря для страны была не в том, что погибли молодые целители, а в том, что мы утратили того, кто мог своим умением и талантом заменить всех своих погибших товарищей. Полный целитель, коих в мире единицы, отказался спасать жизни больных... Это был удар в спину, Ник. Ты же был и остаешься моей главной надеждой, ты мой приемник...
- Это все в прошлом.
- Не говори так! - Азель чуть не вскочил с места, яростно пронзив меня взглядом. Мне казалось, что он еле сдерживается от того, чтобы меня не ударить. - Ты забыл, чему я тебя учил? Целитель навсегда остается целителем, чтобы там не говорили остальные. Тебе плюют в спину - ты лечи и улыбайся. Ты едва сдерживаешься от боли и усталости - не важно, ты все равно должен исцелять, пока последний пациент не будет осмотрен! Целитель не профессия, не призвание - это жизнь окружающих тебя людей! Мы ответственны за каждую слезинку больного! - он, закрыл глаза, массируя себе вески, и через несколько секунд безмолвия, собравшись с мыслями, дополнил, горько улыбнувшись. - Нельзя зарывать в себе такой сильный дар, Ник. Я же вижу, как ты страдаешь и только из-за своей дурости и непрошибаемого упрямства, ты до сих пор...
- Нет, - сухо вымолвил я, с жалостью посмотрев на Азеля. Вот поэтому я и избегал с ним встречи, всегда ссылавшись на срочные дела. Мое сердце сжимается от боли, зная, что я разочаровал человека, который был мне как отец. - Я все понимаю, но во мне тогда что-то сломалось... Я больше не могу, как раньше помогать людям, помня с какой ненавистью они закидывали меня проклятиями, молились Великой, дабы я скорее сдох в канаве... Они в один миг забыли все, что я для них сделал, все, чем я пожертвовал... они поверили не мне, а какому-то ублюдку, который и пальцем не пошевелил для их спасения! Каждый раз, когда я смотрю на пациента, я вспоминаю искаженное от злости лицо старухи, которая сквозь слезы пыталась выцарапать мне глаза, хотя раньше она мне так искренне улыбалась, когда я исцелял ее больные ноги.
