Лана Тихомирова - Работа над ошибками, или Грустная грустная сказка [СИ]

— Я хочу видеть солнце и звезды. Хочу работать на земле, видеть, как растет пшеница.

Пату колебался. Я взяла его за руку:

— Пату…

— Решайтесь скорее, — я услышала голос Ев-Ган и обернулась. Ворота закрывались быстрее.

— Подумай о Ши, не ради себя, так ради сестры.

— Нет. Я вернусь в тюрьму, — с какой-то страшной решимостью сказал он.

Он не дал мне сказать ни слова более.

— Иди.

Мы обнялись. Я побежала к воротам. Едва мне удалось протиснуться между створками. На глазах моих были слезы. Я уткнулась в Ев-Ган и разрыдалась, он гладил меня рукой по голове.

— Лаа, где брат? — беспокоилась Ши, — Почему он не пришел?

Я подняла на неё глаза, но не видела лица подруги из-за слез.

— Он решил вернуться в тюрьму. Он не пойдет с нами.

Глаза немного прояснились, и я увидела, что Ши шокирована этой новостью.

— Ши, милая, прости меня. Я думала, что смогу уговорить его. Но он все сам решил.

Ши молча повернулась и пошла вперед по дороге. Мы пошли за ней.

За воротами было так же туманно, как и в Городе, но теперь нас уже окружали мощные стволы деревьев. Мы шли недолго, пока Ши не села у какого-то дерева и не разрыдалась. Я бросилась её успокаивать, но из этого ничего не вышло: вскоре мы обе рыдали, уткнувшись, друг в друга носами.

— Ти-ранх, здесь мы в безопасности до утра, — сказал Ев-Ган, — надо собрать хвороста и развести костер.

Ранх-ба подобрал один прутик и сказал:

— Боюсь, Ев-Ган, это почти невозможно, найти здесь сухие ветки.

— Почти, — заметил Ев-Ган.

Они разошлись. Ев-Га можно было найти по стуку камней. Зачем-то он брал два камня и бил их один о другой. Наконец, довольный, он подошел к нам.

— Сиэт-ту, пойди, набери шишек, только недалеко отсюда, наберешь полные карманы — возвращайся.

В этот момент вернулся Ранх-ба с охапкой хвороста, и мы вместе пошли в лес.

В лесу было тихо и туманно. Но туман редел, кое-где витал только хлопьями.

— Как вы дошли? — спросила я Ранх-ба.

— Да вроде бы более-менее. Сначала было туго, грозы донимали, да еще и место незнакомое. Через три часа после того, как с вами расстались, наткнулись на "стражей", пришлось удирать. Я знаю, почему Пату не пошел — он убил одного стража.

Я остановилась, как вкопанная.

— Ши знает? — только и спросила я.

— Нет, он просил не говорить, сказал, что выведет сестру из города, а сам вернется в Тюрьму и признается в убийстве.

У меня из рук повалились шишки.

— Получилось так! Мы почти оторвались от "стражей" и засели на чердаке какого-то дома. Пату вооружился железным прутом, как от решетки, я кирпичом. Мы надеялись, что на чердак "стражи" не полезут, но пара все же поднялась наверх.

Первый кинулся на меня, выбил из рук кирпич. Мы дрались долго, пока мне не удалось его вырубить. Когда же я избавился от "стража", то увидел Пату. Он стоял, прижавшись к стене, не сводя глаз, он смотрел на "стража". Тот лежал в луже крови, голова его была проломлена прутом. Я все-таки следователь, поэтому предположил, что он, защищаясь, убил этого "стража", но Пату и слышать об этом не хотел.

— Он — лингвист. В вашей работе ничего не понимает, — откомментировала я.

— Это-то и плохо. Пойдет признаваться в убийстве, а за это высшая мера — вечная одиночка. Если бы сказал о превышении необходимой обороны, тут уже другое дело, приятного, конечно тоже мало. Но по сравнению с вышкой — немного пожурят.

— Может Ев-Ган сможет чем-нибудь помочь?

— Я и сам думал об этом. Так вот, после того, как мы вышли из дома и направились на север. Потом пришли на место, которое показалось Пату знакомым. Оттуда вышли к его дому. Я поднялся в квартиру. Ши была одна. Я ничего не объяснил, только представился и сказал, что внизу её ждет брат. Она быстро собралась, и мы поспешили. Все время шли на север, транспортом пользоваться боялись, чтобы не увез дальше от курса. Спали днем, шли вечером и ночью. Нашли вот вас.

Мы вышли к тому месту, где остановились.

Ев-Ган уже развел костер. Ши поуспокоилась и смотрела в огонь.

Мы сложили шишки и хворост, и сели рядом с костром.

— Мы будем идти на восток, — сказал Ев-Ган, — как можно быстрее. Пату отсоединился от нас. Нам надо как можно скорее попасть к Магистру. Пату никак нельзя оставлять в Э-Ма-Куа. Магистр поможет нам вызволить Пату.

— А что с ним не так? Почему нельзя его там оставлять? — спросил Ранх-ба., - Все из-за того, что он сидел в тюрьме?

— Не только, — подумав, ответил Ев-Ган — Пату, брат Великого Магистра.

Мы ахнули, а Ши оставалась грустной, словно эта новость её не тронула.

— Мы придем в Тьйарко-Сиэт, — продолжал Ев-Ган — я сообщу обо всем Магистру и сразу же отправлюсь за Ма-Киар и его невестой.

— А Пату? — устало спросила Ши.

— Мы пойдем за ним, — веско сказал Ранх-ба.

— Кто "мы"? — спросила Ши.

— Я и Сиэт-ту, — просто ответил Ранх-ба.

Я кивнула, хотя поворот событий для меня был неожиданный.

— Я с вами, — воскликнула Ши.

— Давайте поспим, встанем на рассвете и пойдем. Идти будем долго, и остановимся только ночью, когда невозможно будет ориентироваться по звездам. День будет тяжелый, — заговорил Ев-Ган, — подкинем хворосту в костер и шишек для дыма, чтобы волки и другие звери не беспокоили нас, и будем спать.

Пока мужчины занимались костром, я подсела к Ши:

— Милая, Ши, прости меня, начала я.

— За что, Лаа? За то, что ты не уговорила Пату? Здесь нет твоей вины, он всегда был упрямым, словно баран. Он все решил заранее. Видимо в тюрьме или при побеге, случилось что-то, что заставило его так поступить.

Я обняла подругу.

— Не думай об этом, Ши. Мы найдем его и убедим. Силком тоже нельзя его волочить вон из Города.

— Тогда зачем он бежал до ворот?

— Он хотел увидеть тебя, Ши. Если я и Ранх-ба предпочитаем бежать в неизвестность от опасности, то Пату нет. Он мужественный человек…

— Лучше бы он был таким как вы, — перебила меня Ши.

— Он таков, какой есть. Другого брата у тебя не будет, да и стала бы ты его любить, если бы он был другим? Мы трусы, Ши. А он. Он мужественный человек.

— Зачем такое мужество? Если он причиняет боль и ему и другим? — злилась Ши.

— Довольно трепаться, — прервал нас Ранх-ба, — пора спать.

Мы улеглись вчетверо у костра. Я и Ши посередине. Ранх-ба чуть приобнял меня, я не сопротивлялась, так мы и уснули.

Я проснулась от резкого света. Он был не мягкий и жаркий, как от костра, а резкий, яркий и ласково-теплый. Я открыла глаза и увидела перед собой лицо Ранх-ба — он мирно сопел, обняв меня.

Костер давно погас, трава была влажной, на деревьях и редких цветах лежали чудные лучи это прекрасного света. Я старалась найти его источник, но не могла.

Я встала и пошла в лес. Теперь я могла его рассмотреть и оценить по достоинству. Растения, которые росли там, я видела только в книгах, о некоторых, как, например, эти гордые, прямые деревья, я и понятия не имела.

Недалеко от лагеря я нашла кустики с черными ягодами. Чэно-Лика (черника) — догадалась я. Ягода эта была съедобной, в книгах было сказано, что она обладает прекрасными вкусовыми качествами и тонким ароматом. Я попробовала одну, вторую, третью. Я годы были божественно вкусны. Чэно-Лики было много. Я стала собирать её в ладонь, но скоро поняла, что это бесполезно.

Я сняла куртку и завязала ей рукава, стала собирать ягоду туда. Не знаю, сколько я так провела времени.

Я слышала, как запели несколько птичек, вороны летали с дерева на дерево.

Меня стали звать. Я подхватила куртку и пришла на место лагеря. Я положила куртку у дерева и радостно обняла друзей по очереди.

Ев-Ган рассматривал мою добычу.

— Набрала Фио-Лики?

— Это Чэно-Лика, — поправила я.

— Она не черного, а фиолетового цвета на самом деле, — наставительно заметил Ев-Ган, — покажи язык.

— Не понимаю, зачем? — удивилась я.

— Ну, высунь язык, — попросил Ев-Ган.

Я как могла дальше высунула язык. Ев-Ган и Ранх-ба покатились со смеху, даже Ши, выглядевшая хмуро и грустно, улыбнулась.

— Хорошо, насмешники, — сказала я, — с вами я потом разберусь. Но если Ши это немного развлечет, я готова ходить так весь день.

— За весь день я от смеха порвусь, — сквозь гоготанье сказал Ранх-ба.

— А чего такого с моим языком?

— Ничего особенного. Но цвет — специфический, — пояснила Ши.

— Посмотрим, какой цвет у вас будет, — заметила я.

Так как ничего больше не было, пришлось, есть ягоды. Но того, что я принесла, оказалось не достаточно. Мы пошли на поляну.