Мое нелепое нервное хихиканье все-таки привлекло мужчин, хотя я честно пыталась прикрыть рот ладонью и успокоиться. Да что это такое! То вымолвить и слова не могу, то веду себя как нервная припадочная барышня! Что обо мне могут подумать люди!
Они с недоуменно взглянули на меня сверху вниз, будто только сейчас вспомнили, что не одни в коридоре, и им это не понравилось, потому я стала свидетельницей их короткой перепалки.
- Вот, посмотри, - с неким сожалением молвил Никериал, рассматривая меня так, словно я была образцом из его лаборатории, - до чего ты ее довел... Она потеряла рассудок... - он резко показал пальцем на озадаченного юношу, - и все из-за тебя!
- Это наговоры! - возмутился Эдвард, будто его обвинили в ужасном преступлении и он сейчас пытался восстановить свое честное имя, испугавшись правосудия. - Это ты будешь перед ним отчитываться!
- Я? Это ты!
- Мики!
- Что, Мики?! Он меня убьет! А потом воскресит и снова убьет! - светловолосый маг испуганно огляделся по сторонам, будто почувствовав, как за ним наблюдает этот некто "он" и перешел на трагический шепот. - И так будет продолжаться до тех пор, пока ему не наскучит! А терпения у целителей много, даже чересчур. Он хуже Партара!
- Мики? - мне вдруг резко стало не смешно, а душу стал грызть червячок сомнения. Это не Ник, а какой-то Мики? Но так звали его любовницу... и маленькую девочку... Хотя любовницу вроде представилась как Микио... ничего не понимаю. Подождите-ка, тогда от кого я сейчас так млела? О, Великая...
- О, вылечилась! - облегченно выдохнул тот, кто выдавал себя за Никериала, даже Эдвард обрадовался, широко мне улыбнувшись. - Это чудо! Восславим же Великую в сей замечательный день, и принесем жертвы во благо ее... ну и так далее, мне, к слову, уже пора.
- Куда? - недоуменно нахмурился рыжеволосый друг Ника и схватил его за кафтан, прошипев тому. - Не оставляй меня с ней!
- Пошли со мной! - обрадовано хлопнул по спине паренька Мики и вцепившись ему в руку потащил того дальше по коридору. - Ты будешь моей путеводной звездой во мраке зловещей обители садиста!
- Не буду я твоей звездой, - вырвался из его хватки Эдвард и, с опаской глянув на меня, громко шепнул. - А с ней что?
- Что за хамство! - не выдержав их неподобающего поведения, возмутилась я. Мне не нравилось, что они обсуждали меня в моем же присутствии - это унижало мое достоинство. Поднявшись на ноги и элегантно смахнув пыль с юбки платья, я, гордо расправив плечи, продолжила. - Если вам есть что мне сказать - говорите, а нет - не смейте обсуждать меня за моей спиной! Это некультурно и вы выставляете себя не в лучшем свете!
Они недоуменно переглянулись и подошли ко мне, с опаской взглядываясь в мое лицо. Не знаю, что было на уме у этих двоих, но явно ничего хорошего. Я даже успела подумать, что если они опять будут домогаться или же пытаться убить - я буду кричать.
- Что это вы удумали? - подрагивающим от волнения и страха голосом молвила я, стараясь как можно невозмутимей смотреть на этих заговорщиков. - Эдвард, живо объяснитесь!
- Миледи, - как можно ласковее сказал паренек, во всю улыбаясь, - вы не волнуйтесь, вам нельзя волноваться... А то вдруг с вами вновь случится припадок... - он осторожно взял меня за ладонь и успокаивающе ее погладил. - Мы приведем Ника, он вас осмотрит, вылечит и вы вновь будете здоровы...
- Да, да, - услужливо закивала копия Никериала, - мы приведем того садиста, даже большую лохматую собачку для пущей утехи, но сначала найдет целебную мазь для исцеления моих боевых ранений. И вы ускорите этот процесс, если соизволите ответить на простой вопросик - где или же кто может предоставить мне сию мазь?
- Милена может, - шокировано прошептала я. Не могу поверить, эти двое считают, что я больна! Какой кошмар! Мое щеки запылали от стыда, но я старалась держать себя в руках, чтобы они не заметили моего состояния.
- А кто такая Милена? - обратился к Эдварду тот, кто был в образе светловолосого мага.
- Домовая Ника. Готовит, убирает, заботится обо всех. Добрая душа...
- О! - обрадовано воскликнул Мики и, вновь схватив Эдварда, потащил почти несопротивляющегося паренька на поиски домовой. - Надо же поблагодарить ее за столь чудесный, восхительно-изумительный, божественно-вкусный шоколад! Уверен, после моих хвалебных дифирамб ее поварскому искусству она с радостью даст мне мазь! - они все дальше удалялись от меня и голос Микио становился все тише. - Не люблю хвастаться, Эди, но поверь профессионалу - я могу растопить сердце даже самой неприступной дамы.
- Ну конечно... А Алия? Или же она в твоем понимании не дама?
- С чокнутыми чаеманками мое обаяние бессильно, но я работаю над этим...
Когда их стало невидно и беседу я больше не могла услышать, меня вдруг озарило и, перебрав в уме вновь произошедшие события, я кое-что с ужасом поняла:
-Так она мужчина? - мое незыбленное видение мира пошатнулось, в глазах потемнело, перехватило дыхание. - Тогда... Ник что, мужеложец?!!!
Нет, этого просто не может быть! А если может... его срочно нужно спасать!
***
Ник
Я заливисто чихнул. Мой чих эхом прокатился по округе, спугнув с крыш воробьев и несколько синиц. Шмыгнув носом и растерев замерзшие руки, я начал задумываться о том, что забраться на крышу северной башни и полчаса на ней просидеть, спрятавшись от всех настырных, не было такой хорошей идеей, как казалось в самом начале.
На улице было не так уж холодно - незаметной поступью в наши края приближалась весна, и дуновение ее нежной свежести уже можно было ощутить: веяло легким морозцем, небо было не затянуто снежными тяжелыми тучами, а радовало взор небесной синью и легкими рассыпчатыми облаками. Рядом со мной чирикали птицы, свившие между перекладинами гнезда; они не обращали внимания на пришельца, который улегся прямо на снежной крыше в потертом и изъеденном молью полушубке и любовался окрестностями.
Если честно, меня мало интересовали подернутые легкой дымкой далекие горы, или же одетый в снежное убранство лес, тянущийся почти до горизонта, я просто думал. Фил бы сказал, что я как всегда, "ушел переживать наверх". Отчасти он прав, с детства я предпочитал размышлять о былом, настоящем и будущем на крыше - в пору учебы у Карактириуса единственным спокойным и безопасным местом была она: наклонная, с темной черепицей и удобным чердаковым окном. Я любил смотреть с нее на долину: на небольшую деревушку, вечером озарявшуюся огнями, на далекие горы, мечтая однажды вырваться из душного дома учителя и посмотреть мир, прославиться, доказать крикливому и несправедливому наставнику, что я чего-то стою. Крыша стала олицетворением моих грез, местом, с которым были связаны самые приятные воспоминания детства. Возможно поэтому, когда на душе было невыносимо и от того жизнь казалась гадкой и неправильной, я всегда стремился попасть "на то самое место", так сказать, очутиться на миг в детстве, где самой большой проблемой было - это грозящая порка от Карактириуса за очередной проступок.
Да, на моей душе было гадко, пусто, я чувствовал себя так, словно в одночасье лишился всех своих самых светлых эмоций, даже воспоминания о детстве дарили лишь нестерпимое чувство тоски и разочарования. Нет, выходки Микио были здесь не причем (что с безумца спросишь) и не Ирен (на принцессу и обижаться грех), я размышлял о себе. В кого я превращаюсь? Что ждет меня в будущем? Для чего я живу? Вопросы, которые я не задавал себе с того самого момента, как ушел из госпиталя.
Тогда жизнь мне казалась проще: цель была ясна, будущее виделось лишь в светлых тонах, я был полон энергии на новые свершения, желал признания, побед, славы... Со временем все померкло, я выбрал другую стезю, трудный и ветвистый путь кабинетного ученого. К мелким невзгодам я относился со снисходительностью, считая, что если их не замечать, то они исчезнут сами, к большим - с осторожностью, боясь разрушить хрупкое равновесие, что установилось в моей жизни. Людей я отчасти стал презирать, относясь хорошо лишь к тем, кто не оставил меня в трудную минуту, я себя считал выше других, мудрее и это мне нравилось.
Все началось с Риэла. Его хамство, желание при любом случае поддеть меня, вывести из себя все-таки переполнили чашу моего терпения, и я не выдержал, показал свои настоящие чувства... это было моей первой ошибкой, которое привело к плачевным последствиям. А дальше... я при каждом удобном случае показывал, как мне неприятна очередная личность, которая выбивалась из моей системы видения мира, стал доходить до рукоприкладства... Ведь так себя не должен вести настоящей целитель, меня учили терпению, снисхождению и состраданию, и что я сейчас творю? Ставлю себя на одну ступень с ребячившимся магистром, для которого окружающие, это лишь те, кто могут его развлечь? Может нужно быть более сдержанным и не поддаваться на провокации некоторых личностей?
