– Нападай! – Голос Кора Двейна хлестнул, словно бич.
Гелерра нехотя повиновалась.
Стальные когти пронзили шею ближайшему барану, животное забилось в конвульсиях, по красно-чёрной броне потекла тёплая кровь. Демон с надеждой шевельнулся, осторожно приподнимая рогатую башку где-то там, в глубине подсознания Гелерры.
– Ещё! – крикнул чародей. Крикнул глухо и яростно; адату словно толкнул кто-то между лопаток, впихивая в самую гущу отары. – Бей! Рази! Быстрее! Без пощады!
Задыхаясь от отвращения, адата разила.
В её родном мире гарпии в основном питались рыбой и овощами, морскими растениями. Рыбу обычно растили на фермах. Конечно, в походах с учениками великого Хедина делать приходилось всё, в том числе – и свежевать убоину; Гелерра гордилась собственным хладнокровием в таких делах. Надо – значит надо. Отряд должен есть. А гном, не поевший мяса, – это не гном.
Но сейчас её почти что выворачивало наизнанку.
И демон, почувствовав слабину, ринулся в атаку.
У Гелерры вырвался неистовый, рвущий глотку рёв. Она застыла на месте, воздев окровавленные лапы с выпущенными на всю длину когтями. А потом ринулась на бросившихся врассыпную овец, настигая их огромными прыжками, сбивая на песок и одним движением вспарывая им брюха.
Демон пировал, наслаждался, выл, ревел, бушевал. Клыки и резцы работали без устали, разрывая ещё трепещущую плоть. Кровь и внутренности так и летели во все стороны, превращая арену в подобие жуткой скотобойни.
Демон настигал и убивал. Баранов, овец, ягнят. Последних – с особым удовольствием. Он завладел всем сознанием Гелерры без остатка, загнав саму адату в такие глубины, что она могла лишь скорчиться и судорожно рыдать, не в силах ни сопротивляться, ни даже помыслить о сопротивлении.
Оставался последний ягнёнок. Белая шубка забрызгана алым, он суматошно метался из стороны в сторону, жалобно взмекивая. Демон замедлился, смакуя страх и ужас беспомощного создания. Конечно, лучше, если б это оказался человеческий ребёнок – и демон представил его себе, мальчишку лет пяти-шести, с белыми, выгоревшими на солнце волосами и перепуганной мордашкой. Сейчас, сейчас, он медленно приблизится, замахнётся, ударит, пронзит, и…
В грудь демона словно грянуло морозным тараном, а сверху обрушился град пронзающих броню насквозь ледяных игл. Иглы пробивали чешую, рвали мышцы, все три сердца и лёгкие, застревали в толстых костях черепной коробки.
Рёв агонии сотряс стены замка, чёрно-красное существо заметалось, смертельно раненное. Демон слепо кинулся на человека, причинившего ему столь нестерпимую боль, но мышцы уже служили не так хорошо, отказывали; многочисленные раны извергали тёмную кровь. Демон поскользнулся на останках овечьей туши, рухнул, вздымая облако кровяных брызг, и тут его настиг последний удар.
Хлыст, составленный словно из множества каменно-твёрдых ледышек, обвился вокруг незримой сути демона, захватив горло. Тварь захрипела, напрасно царапая когтистыми лапами стиснувшую шею удавку. Из пасти вывалился тёмный язык, затрепетал; красные глаза выпучились. Из глотки вырвалось неразборчивое сипение.
Чародей Кор Двейн молча наблюдал.
И, когда трепыхающееся тело замерло, просто вытянул руку. Просто вытянул руку, однако лицо его блестело от пота, а глаза запали.
С кончиков пальцев, словно капли крови, срывались золотистые бисеринки, тяжёлые, точно ртуть. Золотистое сияние подползло к поверженному демону, охватило его, и кроваво-чёрная чешуя вспыхнула, весело затрещав в огне, словно сухой хворост.
Чешуя горела, загибалась и сворачивалась в трубочки, точно кора. В огне проступили совершенно иные очертания – человеческого тела, застывшего ничком, с огромными нагими крыльями за спиной.
– Просыпайся, Гелерра, – с усмешкой сказал чародей.
…Адата возвращалась в сознание медленно и трудно. Всё её существо, казалось, сделалось болью. Сквозь муть в глазах медленно проступали очертания двух рук, бледных, перепачканных кровью и гарью, но – её рук.
– Дело сделано, адата, – услыхала она. – Правда, перьев у тебя пока нет, но, надеюсь, они отрастут достаточно скоро. Вставай.
Она увидела протянутую руку, вцепилась в широкую и жёсткую ладонь. Её подняли на ноги сильным, уверенным движением. Она пошатнулась, и Кор Двейн немедля обхватил её за талию.
– Держись, адата. И… прости, что я несколько форсировал события. Но сестра Соллей всё так хорошо подготовила, загнала демона в такую ловушку, что ему уже просто и деваться-то было некуда. Мне оставалось его лишь прикончить.
Гелерра едва стояла, в глазах плавал красный туман. Кор Двейн мягко улыбнулся и окрикнул слуг.
…Сколько адата проспала после этого, она так и не узнала. В ответ на её настойчивые вопросы волшебник только посмеивался.
Она вновь сделалась сама собой. Да, крылья являли собой жалкое зрелище, и летать она не могла, но Кор Двейн уверял, что это лишь дело времени. Демона больше не было, нигде не осталось ни одной чешуйки. Кормили, поили, не задавая больше никаких вопросов и ничего от неё не требуя.
А сама Гелерра всё никак не могла поверить в случившееся. Иногда где-то в глубинах сознания всплывали тревожащие, кровавые воспоминания, но чародей спешил успокоить и тут, говоря, что в этом нет ничего удивительного, «учитывая глубину и яркость переживаний».
И не уставал повторять, что, дескать, «всё пройдёт».
Миновало, наверное, дней десять, прежде чем Кор Двейн начал наконец с Гелеррой «серьёзный разговор».
Они стояли на парапетах замка, и гарпия следила за катающимися по небосводу «солнцами». Кор Двейн, в неброском серо-серебряном плаще и высоких сапогах коричневой мягкой кожи, застыл рядом, утвердив ногу в проёме бойницы.
– Адата, мы излечили тебя. Я докончил начатое сестрой Соллей. Думаю, она будет довольна, когда вернётся.
– Да, – глухо ответила Гелерра, не глядя на волшебника. – Она… будет довольна.
С лица Кора Двейна сбежала улыбка.
– Что гнетёт тебя, свободная адата? Ты несчастлива, несмотря на излечение?
Гелерра молча потрясла головой. Как и предрекал чародей, на крыльях её стал пробиваться пушок, предвестник будущих маховых перьев.
– Я… потерялась, господин Двейн.
– Потерялась? Это бывает, смелая адата. Быть может, я смогу помочь тебе и здесь?
Гелерра вздрогнула. Пережитая при расставании с демоном боль до сих пор терзала её в ночных кошмарах.
– Прости, – правильно понял её волшебник. – Но… мне казалось… ты будешь счастлива вернуться в прежний облик. Разве не это было твоей целью?
– Да… и признательность моя не имеет границ…
– Но ты несчастна, – кивнул Кор. – Ты так страстно жаждала вновь сделаться прежней, что совсем забыла, для чего же именно ты хочешь стать прежней. Существовать ты могла и в демонической форме.
– Вы спасли меня. Ты, господин Кор Двейн, и госпожа Соллей.
Маг покачал головой.
– Ты по-прежнему подозреваешь нас в каких-то ловушках, хитрых планах, намерениях тебя обмануть и использовать? Не стесняйся, смелая адата. Скажи прямо. Я не обижусь.
– Как я могу сказать такое своему благодетелю?
– Можешь, можешь. Потому что ты – адата Гелерра, прямая и откровенная, словно стрела. Но мы не нарушим своего слова. Мы помогли тебе, и ты свободна. Свободна идти куда хочешь, в свой родной мир, обратно на службу к богу Хедину – тебя никто не ограничивает.
– Как так? – Гелерра подняла полные му́кой глаза. – Вы не боитесь, что я…
– Выдашь богу Хедину какие-то наши секреты? – засмеялся Кор Двейн. – Как видишь, не боюсь, адата. И в свою очередь удивляюсь, что ты, пробыв столько времени на службе доброго, как ты уверяла меня, бога, защитника света и справедливости – поминутно ожидаешь предательства, удара в спину и требования высокой платы за оказанную помощь. Меня это печалит.
Гелерра склонила голову.
– Но ты ведь пришёл именно потребовать высокую плату, верно? – Она приняла вызов, тоже переходя на «ты».
Волшебник усмехнулся.
– Нет, адата. Я пришёл лишь сказать, что спасшая тебя Соллей очень обрадовалась бы тому самому кристаллу, творению Дальних, что ты нашла и передала твоему богу Хедину. Это не значит, что мы «посылаем тебя его добыть»; как мы можем тебя «послать», если ты вновь – прежняя адата Гелерра, и тебя здесь ничто не держит, кроме не отросших пока ещё перьев?
– Значит, я должна добыть вам этот кристалл…
– Гелерра. – Маг чуть сдвинул брови. – Ты нам ничего не должна, запомни это. Да, Соллей нужен этот несчастный камень. Но ты не в долгу ни перед кем. Брат Скьёльд винит себя за случившееся с тобой и тоже будет рад, что ты вернула себе привычный облик. Если ты захочешь – совершенно добровольно! – помочь нам, мы будем рады. Нет – мы прекрасно понимаем, насколько велика твоя преданность богу Хедину, и ни в коем случае не призываем и не заставляем тебя нарушать клятвы, обеты, присяги или что ты там ему приносила.
