Алнонд умолк. Слушатели тоже безмолвствовали, находясь под гнетущим впечатлением от рассказа. Мари плакала. Маруф со страхом смотрел на Метту, вновь переживая гибель Дарты и вспоминая недавних, поверженных ими браконьеров.
Тишину нарушил чистый голос Метты:
– Что же понадобилось Фейронду в наших краях? Не ищет ли он встречи с тобой, отец?
– Другой причины быть не может. Не пойму только, почему он медлит. Откройся он мне раньше, не случилось бы несчастья с Маруфом. Угораздило же твоего друга, дочка, попасться ему на глаза. Думаю, он сам известит меня о встрече. Пока что я его не слышу. Он по-прежнему никого не допускает к себе, и искать его было бы пустой затеей. Что ж, подождем. Однако одних вас я оставить не могу. Кто знает, что он передумал за все эти годы и к чему пришел. Выводы мои из нынешнего происшествия неутешительны. Так что даю вам три дня, чтобы поставить больного на ноги, потом сворачивайте лагерь и перебирайтесь ближе к морю. Есть у меня на примете подходящая пещера. Я пока все время буду поблизости.
– Нет, я не согласна, – сказала Метта и сникла от того, что собиралась предложить. – Мы не можем рисковать нашими друзьями. Придется нам раньше времени распрощаться. Мы с отцом проводим вас до поселка. Маруфа надо положить в больницу – теперь он быстро поправится, а после уезжайте. Я и так навлекла на одного из вас несчастье.
– Не решай за всех нас, – сурово возразил Маруф, – я, к примеру, предпочитаю остаться.
– И я, – сказал Доменг, – что ж нам, при первой опасности пятками сверкать?
– Я тоже за то, чтобы не уезжать, – поддержал Андрей. – Подумайте, мы принесем в поселок раненого, все всполошатся, начнут искать преступника, в лес нагрянет милиция, и чем все это может обернуться?
– Ничем хорошим, – подключился Рене. – Мы только подвергнем опасности других людей. Фейронд может рассвирепеть и всех перебить. В лучшем случае, он уйдет, не повидавшись с Алнондом.
– Осталось узнать мнение представительницы прекрасного пола, – весело глядя на Мари, сказал Алнонд.
Мужчины выжидательно сосредоточили внимание на вершительнице судеб. Она состроила недовольную гримаску, обвела всех высокомерным взглядом и непререкаемым тоном произнесла:
– Вы вообще-то в здравом уме? Как вам пришло в голову обсуждать отъезд, когда я даже не загорела? Кто же возвращается из отпуска без загара?
– Умница моя, – целуя ее, похвалил Рене, – женские доводы всегда самые веские.
Маруф облегченно вздохнул и закрыл глаза. Метта снова подсела к нему. Он сжал ее руку, сказал:
– Не уходи, – и уснул.
Метта и в самом деле была кудесницей. Уже через день Маруф, правда, с большим трудом, поднялся на ноги. Раны его затягивались на удивление быстро, рука почти не болела. Алнонд не показывался, но его присутствие где-то рядом все время ощущалось. Даже ночью он не уходил далеко, чтобы Метта при малейшей опасности могла вывести его из транса. Еще через два дня путешественники стали складывать палатки и спальные мешки, спешно запихали вещи в сумки и отправились через лес, по краю скалистого обрыва, который тянулся вдоль берега к месту, указанному Алнондом. Метта, шедшая впереди, свернула на крутую, убегающую вниз тропу, словно выложенную ступенями из крупных черно-серых камней. Тем не менее, для обвешанных сумками и рюкзаками мужчин спуск оказался непростым делом.
– Если споткнешься, можешь смело падать на меня, – великодушно предложил Доменг неокрепшему Маруфу, который следовал за ним налегке. – В крайнем случае, я упаду на Рене, а там уже и до земли недалеко.
– Смотри под ноги, зубоскал, – проворчал Рене, – на меня не рассчитывай. Будешь падать – я нарочно увернусь.
– За что же такая немилость? – обиделся юноша. – И так взвалили на меня больше всех, нагрузили кастрюлями и консервами – они мне уже все лопатки отбили.
– Вот и послушаем, как ты вниз загремишь. Все ж какое-никакое развлечение.
– Падаю! – завопил Доменг и загрохотал кастрюлями за спиной. – Дорогу, Рене!
Тот дернулся и рухнул вниз, к ногам Метты, на сумку со спальными мешками, которая висела у него на груди.
– Мягко приземлился, – констатировал негодник, – а главное, быстро.
– Ну все, терпение мое лопнуло, – разгневалась сверху Мари, – сегодня ты останешься без обеда!
– Это который у меня в сумке? – радостно осведомился скверный мальчишка.
Рене тем временем поднялся на ноги и поджидал его внизу с видом голодной акулы.
– Тебе не кажется, что он как-то странно на меня смотрит? – доверительно обратился Доменг к подошедшему Маруфу.
Тот присел на каменную ступеньку, ослабев от смеха.
– Маруфу плохо! – заорал охальник и, в два прыжка очутившись внизу, накинулся на Рене. – Что стоишь, не видишь, у меня руки заняты?
Рене и Метта побежали к Маруфу, а возмутитель спокойствия расположился отдохнуть на сумках потерпевшего. Подошла Мари и отвесила ему подзатыльник. Рене собрал свои сумки и сказал:
– Накостылять бы тебе по шее, да люблю негодяя.
– Для тебя же старался, – пожаловался пройдоха, – сам просил развеселить, – и потащился за молодой парой с побитым видом.
Маруф, глядя им вслед, сказал Андрею:
– Удивительные люди: взяли к себе в дом совершенно чужого парня и нежно любят его, как младшего брата. На такое немногие способны.
– Вот именно, – согласился Андрей, – большие города сделали нас нелюдимыми, обособленными. Мы живем сами по себе, и многие заканчивают жизнь в одиночестве. А они взяли и заполучили еще одного родного человека. Уверен, что все трое выиграли.
– А все – Метта, – продолжал Маруф, – она соединила нас всех неразрывными узами. Каждый, кто с ней общается, становится лучше, добрее, уходит все наносное, мелочное, несущественное. Замечал ли ты, как рядом с ней становится легко и радостно, словно паришь в невесомости?
– Именно так я себя и чувствую, стоит только к ней подойти. Она излучает доброту. Поразительные существа драконы! Они словно живые генераторы положительной энергии. Они впитывают красоту природы, как губка, и преобразуют ее в добро. Жаль, что люди о них не знают, может, это заставило бы их призадуматься. Но я скорее отрежу себе правую руку, чем кому-нибудь о них расскажу. Слишком много еще подлецов и невежд на свете.
– Глядя на могучего Алнонда, я не могу понять, как людям удавалось в древности убивать драконов. И разве тогда уже люди не видели, что это разумные существа?
– Вероятно, они пользовались доверчивостью драконов и убивали их обманом, когда те этого не ждали. Что касается разума… У китов, например, свой разум, который позволяет им сосуществовать в идеальной гармонии со средой их обитания. Люди об их разуме ничего толком не знают. Тем не менее, они истребили огромное количество китов, поставив их на грань вымирания.
Мы воображаем о себе, что разумны. Но представь, как мы будем выглядеть, если посмотреть на нас глазами более высокого существа. И знаешь, что я думаю: если люди считают себя вправе уничтожать тех, кто, по их определению, находится на более низкой ступени эволюции, то можем ли мы осуждать того же Фейронда, которому человечество кажется всего лишь заразой, угрожающей существованию Земли?
Андрей разнервничался, сбросил сумки и сел сверху, устало ссутулившись. Маруф присел рядом, глядя на волны, искрящиеся, как зеленое серебро. С утра дул муссон, и в море штормило. Прибой грохотал, разбрасывая клочья сахарной пены. По небу неслись плотные ватные облака, то и дело заслоняя солнце.
– Знаешь, не говори пока никому, но я решил здесь остаться, – сказал Маруф.
Андрей поднял голову и с удивлением на него посмотрел:
– Это невозможно, для этого найдется масса бюрократических препятствий.
– Значит, придется всем этим заняться.
– И где ты будешь жить?
– Куплю дом в поселке – деньги у меня есть.
– А язык? Ты же не знаешь языка.
– Найму учителя, и Метта поможет.
– Захочет ли она, чтобы ты здесь жил?
– Не сомневаюсь, что не захочет, только я ее не послушаюсь. Ты же знаешь – я упрямый.
– Не представляю, что из этого выйдет, – с сомнением покачал головой Андрей. – Она к тебе не пойдет. Будете только оба мучиться.
– Ничего, лучше мучиться, чем совсем не жить. Ты обо мне мало знаешь, но поверь, с той поры, как она лечила меня в первый раз, я стал другим человеком. Я словно узрел сладкоголосую птицу свободы. Она звала меня на волю, в бескрайние синие дали. Теперь душный воздух городов пугает меня, я задыхаюсь, мне не хватает простора, моря, ветра в поднебесье, сияющих высей днем и звездных россыпей по ночам. Я не могу вернуться к прежней жизни, где каждый день похож на предыдущий. Все три года, после встречи с ней, я маялся, томился. Мне все опостылело: власть, деньги, дела – все казалось пустым, суетным и ненужным. По ночам во сне я вижу морские глубины и чувствую себя так, словно это моя родная стихия. Я поднимаюсь на поверхность и вижу остров в море Сулу, где судьба свела меня с Меттой. Когда-то я ненавидел те края, но, покинув их, долго жил одними воспоминаниями. Теперь я понимаю, что вижу подводный мир ее глазами. Какая досада, что я не умею плавать! Не беда, еще научусь.
