Она опустила глаза и опять начала раскачиваться. Женька подавил в себе желание обнять ее покрепче, как-то поделиться… Но чем? Он прекрасно понимал, что его сочувствие ей не поможет. Алек нервно курил, ругая себя на чем свет стоит. Господи, и кто дал ему право нападать на нее? Кто позволил им всем вмешиваться в ее новую, только отстроенную жизнь?
– Я плохо помню тот период, после… – продолжала Любовь Сергеевна. – Больницы, врачи, тупое отчаяние. Я даже не знаю, что помогло мне выползти. Наверное, просто настал такой момент: или решить, что живу дальше, или в гроб. Я закончила университет. Работала в одном из детских домов. Этим детям не хватает любви. А мне… Мне не хватало детей. А потом… Потом я решила открыть свой фонд. Тогда и познакомилась с Павлом. И с Эдиком.
– Вы же должны были понимать, что он относится к вам не как к матери или хотя бы к мачехе. – Алек устал. Он был раздражен напряженной и глухой тишиной в соседней комнате, этим изматывающим рассказом несчастной, вообще всем этим кошмаром, в который они вляпались по самые уши.
– Я взрослая женщина, – чуть надменно напомнила она. – И, конечно, я видела, как он на меня смотрит. Я просто не подавала виду. Все проходит. И я была уверена, что его влюбленность тоже пройдет. Просто он позволял мне любить себя, он позволял мне считать его своим родным сыном… Он просто запутавшийся маленький мальчик. Мой мальчик…
Любовь Сергеевна опять зарыдала.
…В тот день уроки закончились раньше обычного. Он пришел домой. В пустую квартиру. Няни почему-то не было. Он так привык, что его хоть кто-то здесь ждет. И вдруг никого… Он растерялся и испугался. Такое бывает. Просто неприятная мелочь, и вот ты уже испуган. Мальчик посидел в своей комнате, пошел на кухню. Мимо комнаты мамы… Это был чуть слышный стон и какие-то странные шорохи. Он остановился у закрытой двери. Естественно, ему стало еще страшнее. Пустая квартира, закрытая комната мамы. И что там? Следующий стон был громче и отчетливее. Эдик понял, что это мамин голос. Да, он обижен на нее, он старается выкинуть ее из своей жизни. Но она же мама… И маме плохо. Опять стон, чей-то чужой смех. Такой победный. Эдик взялся за ручку двери. Он должен что-то сделать. Кто-то там за дверью причиняет маме боль. Он… он, как отец, сильный и смелый. Он должен помочь.
Эдик набрал больше воздуха в легкие, зажмурился на миг и, резко распахнув дверь, ворвался в комнату. Мама, совершенно голая, лежала на кровати. А между ее раздвинутых ног сидел мужчина. Когда мальчик влетел в комнату, они оба застыли.
– Пошел вон, – велела мать, глядя на него со злостью. Она была пьяна, слова получались у нее нечетко. – Закрой дверь, придурок.
– Но, мама, – пролепетал он, испугавшись еще больше. – Тебе больно…
– Больно? – Она оттолкнула мужчину, повернулась к нему в тихой ярости. – Это мне из-за тебя больно, маленький гаденыш. И из-за твоего тупого отца!
Эдик нахмурился. Почему она так говорит про папу? Его отец не тупой. Он умный, он сильный и ласковый.
– Не надо плохо говорить про папу. – На глаза навернулись слезы. – Он не делает тебе больно. Как…
Он указал на незнакомого мужчину, который таращился на ребенка, развалившись рядом с его матерью, такой же голый и пьяный.
– Он не делает? – взвилась мать. – А как, по-твоему, он тебя мне заделал? Думаешь, я его об этом просила?
Мальчик оторопел. Его отец… Значит, поэтому мама его так не любит? Но… Но папа не может сделать кому-то больно. Или может?.. Нет! Мальчик боялся в это верить. И, как всегда бывает, он разозлился на мать, что она так говорит.
– Врешь ты все! – крикнул он. – Ты… Ты злая. Противная, пьяная…
– Убирайся, гаденыш! – закричала она. – Убирайся к своему милому папочке, такому же придурку, как и ты! Не мешай мне жить!!!
И она отвернулась к любовнику. Мальчик стоял, как вкопанный. Мысли путались. Это пугало, это причиняло боль. Она так говорила про папу… Она врала… Она просто специально это сказала. Она злая и подлая.
Он вышел из комнаты, дрожащей рукой стал закрывать дверь.
– Иди сюда, – ворковала мать со своим любовником. – Иди, я жду. Я аж горю вся…
Она пьяно захихикала над своей последней фразой.
Мальчик разозлился. «Да чтоб ты сгорела!» – в сердцах пробормотал он, трясясь от ненависти…
«Вот оно!» – Елена поймала нужный ей эпизод. Тот самый кусочек, который придется повернуть по-другому. Тот кусок, который лишил бедного мальчика будущего. Она осторожно заставила себя посмотреть на мир глазами Эдика. Того самого восьмилетнего испуганного и разгневанного мальчика. Так… Она даже не заметила, что затаила дыхание. Такой поток эмоций! У нее даже зашумело в ушах. Всего чуть-чуть. Одно маленькое дополнение… Елена с силой вытолкнула себя из чужого сознания и стала смотреть дальше.
Незнакомые улицы. Плавающие от слез очертания домов и прохожих. Он даже сам не знал, куда идет и как долго. Обида, боль, страх. Страх, что сказанное об отце – правда. Милицейская машина. Какой-то человек в форме. Он поднимает его на руки. Несет, сажает на заднее сиденье.
А потом он увидел отца. Во дворе их дома. Машина остановилась. Отец подскочил, вытащил его и долго-долго прижимал к себе. Он так испугался за сына. Он так рад, что с ним все нормально, что его мальчик не оказался там, внутри… Пахло гарью. Тут же стояли пожарные машины. Что случилось? Ему вдруг показалось, что он уже знает… «Чтоб ты сгорела!»… Эдик поднял глаза вверх, на окна их квартиры. Разбитые стекла, дым, черные опалины. Он закричал, долго и страшно…
Она смотрела эти картины, стараясь как бы перемотать их побыстрее. Как если бы перематывала пленку в видеомагнитофоне. Дальше, дальше. Это слишком выматывает. Надо спешить, надо меньше задумываться, надо меньше переживать… Времени нет. Созданные Словом Эдика гидры продолжали высасывать из него жизнь.
…Кабинет врача. Мальчик встает со стула. Ему уже лучше. Он успокоился. Но страх не прошел, просто закопался глубже, чтобы никто не узнал, что… А вдруг она не врала? Он только по ночам позволял себе думать об этом. Когда все спали. Когда папа спокойно откладывал книгу и выключал свет. Папа. Он единственный, кто у него остался. И он не даст отца в обиду. Даже если…
А мать… Эдик с отвращением вспоминал ее извивающееся тело на кровати. Как она старается прижаться к тому пьяному мужчине. Как он тянется к ней своими пьяными губами. Мать похожа на змею. На гадюку. А этот… пиявка. Просто пиявка. Эдику нравилось смотреть фильмы ужасов. Именно такие. Про всяких ползучих тварей. Люди их ненавидели. И он ненавидит. Как мать. Как ее любовника. Ненавидит и боится… Он убил их.
…Эдик выходит в коридор больницы. Врач много говорил с ним. Много успокаивал. Многое объяснял. Теперь мальчик уже более ясно понимает, что увидел в той комнате. И как это называется. Но это все равно вызывает в нем отвращение. Хотя врачу он не признается. Врач тоже вышел в коридор, прошел мимо. Улыбнулся. Завернул в ординаторскую…
Елена опять заставила себя ворваться в его сознание. И вот она уже видит дверь этой комнаты глазами ребенка. Она чувствует шероховатость дверной ручки. Эдику любопытно, а что там? Что скажет врач? С ним надо быть осторожным. Вдруг он что-то понял? Что-то узнал про папу? Она заставила мальчика прислушиваться к происходящему в комнате, подсматривать в щель приоткрытой двери.
– Что-то вы уж очень замученный, Игорь Александрович, – сочувственно обратилась к врачу молоденькая девушка в белом халате. Наверное, практикантка.
– Ох, Мариша, – отзывается тот, споласкивая лицо над раковиной. – Трудный случай.
– Это тот мальчик? – с любопытством спрашивает девушка.
– Да, – врач начинает вытираться. – Бедный ребенок. Он так напуган. Он считает, что убил свою мать.
– Да вы что? – Девушка потрясена и заинтригована.
– Мальчик застал эту пьяную шлюху с любовником, – продолжает рассказывать Игорь Александрович. – Прости за грубость, Мариша. Но как таких еще называть? Она наговорила сыну всякой чуши. Он считает, что секс нечто противное, страшное и приносящее боль.
– Ну, это по Фрейду. – Мариша пожимает плечами.
– По Фрейду, – соглашается врач. – Я пытался объяснить ему, что это неправда. В следующий раз… Блин, хоть порно ребенку показывай. Ладно. Это поправимо. Но не это самое страшное. Эта дура наговорила ребенку гадостей об отце. А мальчик любит его безумно.
– Естественно, любит, – согласилась девушка. – И отец в мальчике души не чает. Я видела, как он с ним носится.
