Он поглядел на Ши.
— Где Рюрик Васильевич?
— Насколько мне известно, в отведенных нам покоях. По крайней мере, последний раз я видел его именно там.
— Привести его сюда! — распорядился Игорь.
— Разрешите мне самому сходить, ваше высочество? — поспешно предложил Ши, пока голос не задрожал при осознании того, что Чалмерс наделал. Бросать коллегу на произвол судьбы он не собирался. В конце концов, к подданным Игоря ни тот ни другой не относились, так что их совесть была чиста.
Игорь призадумался.
— Разоружить и связать его, — приказал он. — Не давать им обоим ни говорить, ни действовать и быстро привести их назад!
Михаил Сергеевич сорвал с Ши перевязь с саблей и бросил ее стражнику. Повинуясь взмаху руки, подошел другой стражник, который одним сыромятным ремнем связал Ши руки, а другим замотал рот. После этого оба, подталкивая, повели его прочь.
В дверях отведенных психологам покоев Михаил рявкнул: «Именем князя открыть!» — и решительно втолкнул его внутрь. К счастью, дверь не была заперта.
Чалмерс с безучастным видом сидел в углу, но вид связанного Ши его явно потряс.
— Немедленно развяжите его! — крикнул было он, но тут же узнал Михаила Сергеевича и эмблему Игоря. Плечи его опустились.
Этого оказалось достаточно, чтобы убедить Михаила Сергеевича. Схватив Чалмерса, он скрутил ему руки. Поскольку ремня под рукой не оказалось, пришлось снимать с Ши сыромятный кляп.
— Если он только пикнет, перережьте ему глотку! — приказал Михаил стражникам.
Возросшая числом партия вновь вернулась во двор, где в дополнение к тем, кого они оставили, обнаружились патриарх и еще какой-то тип — судя по всему, палач, поскольку он держал наготове огромный двуручный меч.
Чалмерса и Ши пропихнули в первые ряды пленных. Михаил Сергеевич перебросился несколькими словами с Игорем.
— Святослав Борисович, — начал Игорь, — знаком ли тебе кто-нибудь из этих людей?
— Нет, князь.
— Рюрик Васильевич, а тебе знаком этот человек?
Стражник вытащил кляп изо рта Чалмерса.
— Нет, ваше высочество! — ответил тот, словно сплюнул.
— А тебе, Егор Андреевич?
— Нет, ваше высочество.
— Кто же тогда поведал тебе, что найдется здесь некто, кто поможет тебе в твоем деле злодейском?
Святослав угрюмо молчал.
— Святослав Борисович, боярин северский! — провозгласил Игорь. — Не уплатил ты должных податей князю. В наказание за это подать с владений твоих будет отныне взиматься в тройном размере.
Стал ты причиной смерти моего управляющего и тринадцати ратников моих. Помимо виры за павших, следует уплатить тебе также за пролитую кровь каждому из пораненных. И, наконец, пытался погубить ты самого князя Северского и близких его. В расплату за деяние столь низкое владения твои будут изъяты в пользу князя — равно как и жизнь твоя, ежели сочту я угодным забрать ее. Но не буду я отнимать у тебя жизнь, Святослав Борисович. Взамен будешь ты ослеплен. Но прежде узришь ты смерть людей своих, коих подвигнул к измене. Это будет последнее, что увидишь ты в жизни!
Патриарх затянул молитву во имя всех тех, кого ждала казнь, а двое стражников принялись швырять под ноги палачу охапки соломы. Пятнадцать раз человека валили на колени на солому, и пятнадцать раз опускался меч палача. После восьмого удара палач перевернул клинок и стал рубить головы другой его стороной, ни разу не дав промаха.
Ши, пусть и оказавшийся в первых рядах, удовольствия от подобного спектакля не получал и явно предпочел бы галерку. Судьбу он мог возблагодарить единственно за то, что все это безобразие происходит до обеда, а не после — желудку нечего было выдать наружу, и что Михаил Сергеевич крепко придерживает его, не давая упасть. Он бросил один-единственный взгляд на Чалмерса, стоявшего наискось от него, и не стал рисковать теми остатками самообладания, которые у него еще остались. Отыскав глазами угол крепостного вала, на котором можно было сфокусировать взгляд, он полностью сосредоточил на нем свое внимание.
Ослепление оказалось еще почище массовой смертной казни. Трупы убрали, солому смели в огромную кучу и подожгли, добавив несколько поленьев. Вскоре из пламени вытащили докрасна раскаленное железо…
Ши уставился на крепостной вал. Послышался приглушенный всхлип, а сразу за ним душераздирающий вопль, который эхом заметался между крепостными стенами и вскоре утих до жалобного хныканья. К запаху свежей крови добавилась вонь горелого мяса. Рука Михаила Сергеевича дрогнула у него на локте.
Святослава, все еще всхлипывавшего, увели со двора. Игорь повернулся к Риду Чалмерсу.
— Еще пятнадцать человек мертвы, а один ослеплен, в чем и ты повинен. Признайся открыто, что и ты тут руку свою приложил!
Несмотря на ошеломление, близкое к шоку, у Чалмерса явно осталась храбрость.
— Некий человек, не из этих, обратился ко мне с предложением вернуть мне леди Флоримель, если я ему помогу. Если откажешь, сказал он, она будет продана далеко за Волгой, и тебе никогда не видать ее вновь!
Интересно, наблюдал ли Чалмерс за казнью или тоже смотрел в сторону?
— Откуда ты заключил, что он не из этих? — спросил Игорь.
— На вид в нем была половецкая кровь, ваше высочество.
— И ты ему поверил?
— Даже если он и врал, это был мой единственный шанс, ваше высочество.
— И что же ты согласился учинить?
— Набросить такие чары, чтобы чужаки смогли без лишних вопросов проникнуть в крепость.
Дальнейшие распоряжения я должен был получить сразу после того, как крепость окажется у них в руках.
— Значит, тебе было известно, что ты имеешь дело с моими недругами?
— Я сделал это только ради попавшей в беду супруги, ваше высочество.
Судя по выражению лица Игоря, Ши сообразил, что самый момент и ему подать реплику, пока князь не успел вынести приговор.
— Ваше высочество, — выдавил Ши, очень надеясь, что кинжал Михаила Сергеевича надежно упрятан в ножны, — я готов поклясться, что Рюрик Васильевич учинил все это не по злобе, а токмо ради своей жены. Среди нас брачные узы чрезвычайно сильны. Тот, кто не способен рискнуть своей честью ради жены, вообще не имеет чести!
— Тот, кто способен принять слово половца на веру, не то что чести, а простого разума не имеет! — буркнул Игорь. — И с тринадцатью павшими и многими пораненными мне будет куда трудней вызволить родных и близких Юрия Димитриевича.
Ши опустился на колени — довольно неуклюже, учитывая связанные руки.
— Умоляю сохранить ему жизнь, ваше высочество! Мы не можем уплатить вам виру за кровь ваших подданных гривнами — можем только отслужить. Когда мы работаем вместе, то способны на много большее, нежели каждый из нас в отдельности. Пощадите вы его, дабы восстановить свои потери, или же все кончено?
Даже знаменитый, игравший в основном гангстеров Джордж Рафт не смог бы переплюнуть ту улыбку, которая возникла на лице Игоря.
— Остается он приговоренным, но я помилую его, если удастся тебе одолеть половцев без дальнейших потерь. А ежели будут все-таки при том людские потери, придется заплатить тебе виру с продажею сполна — гривнами. На тебя самого я никакого наказания не налагаю, Егор Андреевич. Михаил Сергеевич свидетелем тому, что сражался ты на моей стороне, и волен ты отринуть мое предложение или же принять его во имя своего сотоварища. Если добьешься ты успеха, он свободен. А ежели не добьешься и погибнешь, приговор его в силе остается, а ты упокоишься в могиле воинской. Коли успеха ты не добьешься, но при этом останешься в живых, не выдумать мне наказания сильнее, нежели чтоб ты собственными глазами увидал, как сотоварища твоего четвертуют. Готов ли ты принять такие условия?
— Да, ваше высочество.
— Освободить его!
Михаил Сергеевич рывком поставил коленопреклоненного Ши на ноги и несколькими взмахами кинжала освободил его от пут.
— Отвести Рюрика Васильевича в темницу для еретиков под базиликой! Стеречь его строго, но я сомневаюсь, что там он опять сумеет заняться колдовством. А тебя, Егор Андреевич, — заключил свою речь Игорь, — отведут к прочим ратникам, где следить за тобою более всего способно.
Монаршее трио стремительным шагом удалилось, а все остальные бросились выполнять указания князя.
Гарольд Ши от души выругался, когда конь под ним шарахнулся от очередного упрямого неповоротливого мула. Казалось, что в седле он провел уже целую вечность — по крайней мере, достаточно долго, чтобы понять разницу между скачкой с боевым отрядом, в любой момент готовым к бою, и тягомотной, словно в стаде, ездой в кавалькаде купцов. От пыли, поднятой бесконечной вереницей лошадей, вьючных и верховых мулов, телег и крытых возов, а также многочисленных энтузиастов торгового дела, готовых поспешать со своими лотками пешим ходом, постоянно першило в глотке. Он в очередной раз нашаривал свою обшитую кожей фляжку, к которой и без того часто прикладывался, когда к нему подъехал Михаил Сергеевич.
