И Мечеславу Либуша знаком дала понять, чтобы он вышел, а спустя некоторое время, позвала обоих соперников и обратилась к ним с такой речью:
— Я знаю, благородные рыцари, что многим обязана вам. Вы оба способствовали тому, чтобы народ удостоил меня герцогской короны Богемии, — той, что со славой носил мой отец, и я никогда не забуду вашей услуги. Для меня не тайна и та нежная любовь, которую вы питаете ко мне, ибо ваши взгляды и поступки выдают ваши чувства. Но не сочтите меня гордой, если моё сердце закрыто для вас и не может ответить любовью на любовь. Примите это не за оскорбление и позор, а за деликатный ответ колеблющейся в выборе. Я взвесила ваши заслуги, и стрелка весов осталась посередине. Поэтому я решила предоставить вам самим решить вашу судьбу и под видом загадочного яблока вручила вам моё сердце, надеясь узнать, у кого из вас хватит благоразумия и мудрости, чтобы овладеть им. Так скажите же теперь, в чьей руке это неделимое яблоко? Кто выиграл его у соперника, тот разделит со мной трон и получит моё сердце.
Рыцари побледнели и в безмолвном удивлении уставились друг на друга. Наконец, после длительной паузы, князь Владомир прервал молчание и сказал:
— Загадка мудреца для неразумного то же, что орех для беззубого, жемчужина для петуха, роющегося в песке, или светильник в руках слепого. О герцогиня, не гневайся, что мы не сумели ни оценить твой подарок, ни извлечь из него пользу. Мы ложно истолковали твой дар и посчитали, что ты бросила нам яблоко раздора, задумав возбудить вражду между нами, ибо ни один из нас не хотел добровольно уступить свою долю. Поэтому мы оба сочли за благо избавиться от коварного, как нам казалось, подарка.
— Вы сами вынесли себе приговор, — сказала Либуша. — Если одно яблоко так разожгло вашу ревность, то какая борьба разгорелась бы между вами за миртовый венок, обвивающий корону.
С этими словами она отпустила рыцарей, огорчённых тем, что послушались неразумного судью и так необдуманно лишились залога любви, сулившего и невесту и власть.
Отныне оба соперника, втайне друг от друга, стали думать, как добиться своей цели и хитростью или силой овладеть богемским троном и его прекрасной обладательницей.
Три дня Либуша мучительно обдумывала, как ей исполнить наказ народа, оставаясь при этом верной своему сердцу, уже давно сделавшему свой выбор. Тревожные мысли о том, что князь Владомир может попытаться силой овладеть троном, а заодно и её сердцем, заставили её задуматься над осуществлением плана, которым она часто развлекала себя в мечтах, ибо кому из смертных не грезится какая-нибудь призрачная фантазия, забавляющая его в часы досуга, так же как ребёнка забавляет игра в куклы. Для девушки в тесной обуви, если она только что срезала мозоли, нет более приятного занятия, чем мечтать об уютном экипаже; гордая красавица мечтает о графе, вздыхающем у её ног; игрок спит и видит крупный выигрыш; заключённый в долговую тюрьму грезит о богатом наследстве, а бедный дровосек мечтает найти сокровище в дупле дерева. И хотя эти радости существуют только в их воображении, мечты о них приносят им настоящее удовольствие.
Дару предвидения всегда сопутствует пылкая фантазия, и нет ничего удивительного в том, что прекрасная Либуша тоже охотно слушала эту приятную подругу, а та всякий раз услужливо рисовала ей образ молодого охотника, оставившего неизгладимый след в сердце девушки.
Мысленно она строила всевозможные планы, подсказанные ей воображением: то представляла, как выведет любимого из неизвестности, предоставив ему служить в армии и, возводя с одной почётной ступеньки на другую, увенчанного славой и лавровым венком, поведёт к трону, который охотно разделит с ним; то в образе странствующего рыцаря сначала отправляла милого на поиски приключений, а потом приводила во дворец и превращала в Гюона[119], как и приятель Оберон, одаривая своего любимца разными чудесными вещами. Но когда девичьим сознанием вновь овладевало благоразумие, тускнели пёстрые образы волшебного фонаря, и прекрасные мечты исчезали. Тогда она убеждалась, что все эти планы слишком рискованны, и если бы они осуществились, то это могло бы только послужить причиной бедствий для страны и людей. Ревность и зависть возбудили бы против неё магнатов, и в тревожный час раздора мог бы прозвучать сигнал к мятежу. Поэтому своё чувство она глубоко таила от зорких глаз наблюдателей. Но теперь, когда народ потребовал в правители герцога, дело приняло иной оборот, и в этих условиях Либуше представилась возможность объединить интересы нации с влечением сердца. Она приняла твёрдое решение, и когда наступил третий день, украсила себя драгоценностями, надела на голову миртовый венок — символ целомудрия, и, исполненная мужества и женского достоинства, в окружении девушек, увенчанных венками из живых цветов, взошла на княжеский трон.
Рыцари и вассалы в нетерпеливом ожидании приготовились услышать из её прелестных уст имя счастливого принца, с которым она решила разделить сердце и престол.
— Достойнейшие из моего народа, — обратилась герцогиня к собравшимся, — жребий вашей судьбы лежит ещё нетронутым в урне неизвестности, и вы свободны, как свободны пасущиеся на лугу кони, пока узда и мундштук не укротят их и тяжесть седла и всадника не придавит их спины. Вам надлежит сказать, не охладил ли трёхдневный срок, данный мне на выборы супруга, ваше горячее желание стать подданными герцога. Настаиваете ли вы и сейчас на вашем требовании, или спокойно всё обдумав, решили отказаться от него?
Она умолкла на миг, но волнение в народе, шум и ропот среди собравшихся, выражение их лиц не оставляли сомнений в ответе, а выступивший от имени собрания представитель подтвердил, что выборы герцога должны состояться.
— Хорошо, — сказала Либуша. — Жребий брошен! Пусть будет по-вашему. Боги указали богемскому государству правителя. Преисполненный мудрости и справедливости будет держать он свой скипетр. Молодой кедр ещё не поднялся над коренастыми дубами. Он зеленеет в лесу, скрытый деревьями, окружённый простым кустарником. Но скоро расправит он ветви, чтобы дать тень своим корням, и его вершина коснётся облаков. Благороднейшие представители моего народа, выберите из своей среды двенадцать наиболее достойных мужчин, которые найдут вашего будущего герцога и торжественно сопроводят его к богемскому трону. Мой любимый конь будет бежать впереди и указывать им путь. И скажите им, что мужчина, предназначенный богами вам в правители, когда послы приблизятся к нему, будет обедать за железным столом под открытым небом в тени одинокого дерева. Пусть они поклонятся ему и возложат на него знаки герцогского достоинства. Белый конь позволит ему сесть на себя и доставит в столицу, где он станет моим супругом и вашим господином.
Сказав это, она распустила собрание, довольная достигнутым согласием и в то же время смущённая, словно невеста в ожидании жениха. Её слова очень удивили собравшихся, а заключенный в них пророческий смысл подействовал на них, как откровения оракула, которым слепо верят простолюдины и над которыми мудрствуют одни лишь учёные умы.
Избрали почётное посольство. Благородный конь стоял в полной готовности, взнузданный и украшенный с азиатским великолепием, будто ему предстояло везти на своей спине самого султана в мечеть. Кавалькада тронулась в путь под радостные крики любопытной толпы. Белый конь гордо бежал впереди. Скоро послы скрылись из виду, и вдали ничего уже нельзя было разглядеть, кроме клубящегося облака пыли. Горячий конь, почувствовав свободу, перешёл на галоп, и началась бешеная скачка, как на английском ипподроме, так что отряд с трудом поспевал за ним. Быстроногий рысак был предоставлен самому себе, но, казалось, будто какая-то невидимая сила направляет его бег, правит поводьями и пришпоривает бока. Владея магическим даром, унаследованным от матери-нимфы, Либуша сумела так выучить своего коня, что теперь он безошибочно мчался прямо к цели, не сворачивая с дороги ни вправо, ни влево.
Итак, желание юной герцогини близилось к осуществлению, и она с нежным смущением стала готовиться к встрече с избранником.
Между тем послы порядком утомились. Они проскакали уже много миль через горы и долины, переплыли Малдау[120] и Эльбу, и, когда голодные желудки напомнили им о себе, вспомнили о чудесном столе, за которым, по предсказанию Либуши, должен был обедать их новый правитель. Они стали высказывать по этому поводу разные предположения и строить догадки. Один нескромный рыцарь обратился к своим спутникам:
— Сдаётся мне, наша госпожа, герцогиня, вздумала посмеяться над нами, а мы дали себя одурачить. Где это видано, чтобы мужчина в Богемии обедал за железным столом? Что означает эта бешеная скачка, как не злую насмешку и оскорбление?
Но другой, более благоразумный, предположил, что железный стол может иметь и символическое значение. Что если они встретят странствующего рыцаря, отдыхающего, по обычаю своих собратьев, в поле под деревом и разложившего скудный обед на бронзовом щите. Третий шутливо заметил:
