Недавно Варек опять попал в историю, попытавшись подработать на черном рынке. Отделался штрафом, хотя обычно за схожую провинность либо отправляли в поселения, либо казнили – других наказаний современный суд не признавал. Похоже, сейчас мужик попал в совсем скверное положение и как жить дальше, не знает.
Надо бы взять его на заметку.
– Еще что-нибудь интересное узнал?
– Не знаю, – неуверенно заерзал Ласкаш под пристальным взглядом упырицы. – Вроде нет. Общину через месяц переведут ближе к Гнойнику – жить там станем.
– Что делать будете? По-прежнему мусор убирать?
– Угу. Говорят, еще дома разбирать станем, полезные материалы в одну кучу, мусор и щебень – в другую. Рассыпается же все, по некоторым улицам на окраинах ходить страшно, – солидно добавил подросток.
Установившейся власти не откажешь в предусмотрительности. Именно с приходом новых порядков из подвалов убрали гниющие кучи продуктов, с улиц исчезли тела мертвых и груды всякого мусора, часть стремительно ветшавших строений уничтожили. В результате принятых мер эпидемии удалось задавить, остались одна неизменная простуда и некоторые детские заболевания. Лекарств не хватало, врачей тоже, и безобидные прежде болезни регулярно убивали людей.
– И сколько общин переселяются?
– Да почти все соседи, с кем я говорил. Правда, в разные места.
– Город расползается. Места не хватает.
– Ну, вроде того, – не уловил насмешки в голосе собеседницы Ласкаш. – Народу и впрямь много. Только говорят, потом переселимся еще раз, вдоль дорог к большим деревням нас посадят.
– Возможно.
Действительно возможно. Герцог намерен контролировать свою территорию, а значит, поначалу примется расселять людей по стратегически важным узлам. Иными словами, на рудниках, на перекрестках дорог, превратит нынешний Гнойник в городское предместье. Примется заново осваивать веками принадлежавшие его предкам земли.
Селеста слегка откинулась назад, раздумывая над только что услышанными словами. Впрочем, сосредоточиться не удалось – напомнила о себе жажда. Упырица внезапно поймала себя на мысли, что неподвижно уставилась на шею мальчишки и всерьез намеревается вцепиться в нее. Ей потребовалось некоторое усилие для обуздания инстинктов. Пить из Ласкаша нельзя, с некоторых пор девушки начали проводить четкое разделение людей на агентов и «коров», к числу последних относили морванитов, извращенцев разного толка. Человек должен хотеть подчиняться, желать почувствовать себя жертвой. Только тогда есть гарантия его верности и молчания.
Прежде они находились не в том положении, чтобы перебирать. Но теперь, имея возможность выбора… Есть люди, готовые подчиняться всегда и везде. Ведомые, сознательно старающиеся переложить тяжесть ответственности за свои судьбы на плечи вождей. Их не так много, этих прирожденных рабов, однако именно они представляли для немертвых самую большую ценность. Селеста тщательно выискивала, кто войдет в число их будущих слуг, станет прослойкой между упырями и человеческим обществом. Следила, придирчиво подмечая нужные качества, обращала внимание, кому нравится прикосновение ее холодных рук, а кому нет, с готовностью ли подставляют они свое горло или руки под клыки восставших.
«Коровами» двигали два чувства: физиологическое влечение и тщеславие. Им нравилось ощущение прикосновения ледяных губ к коже, но куда больше нравилось чувствовать себя причастным к тайне. Ведь это так упоительно – считать себя немного выше прочих! Хоть в чем-нибудь. Знать, что жуткие немертвые слуги Морвана, о которых шепотом рассказывают сказки по ночам, готовы говорить, защищать тебя и даже слегка зависят от твоей услужливости.
– Держи, – передала она вспыхнувшему от радости мальчишке динир. – Если еще что интересное услышишь, приходи.
Хастина временно поселили в небольшой уютной каморке вблизи от его бывшего дома. Хотя как сказать вблизи – час ходьбы неспешным шагом. Упырицы заранее озаботились созданием временных убежищ, подобрав два десятка укромных уголков по всему городу. Почти половина, по итогам прошедшей дождливой зимы, оказалась затоплена, от них пришлось отказаться, но оставшиеся выглядели неплохо. Правда, мебели для них не нашли и по стенам лежал толстый слой пыли. Основную грязь сняли еще осенью, когда изучали подземелья, косметический ремонт делать не собирались, да и времени постоянно не хватало. Как бы то ни было, люди о пристанище Хастина не знали, в нем относительно чисто, сухо, безопасно – чего еще желать?
Селеста перехватила Медею с «учеником» невдалеке от их собственного дома. Она призраком возникла за спинами сородичей, с удовольствием отметив, что подруга не заметила ее появления. Хастин еще молод, от него рано требовать нужной чувствительности, иное дело – Медея: ее обмануть сложнее. Они иногда развлекались подобными «прятками», и счет шел равным.
– Познакомились с оборванцами?
Красавица на мгновение замерла, затем плавно повернулась, слегка склонив голову, признавая проигрыш. Лукавый блеск глаз как бы говорил: «Сейчас тебе повезло, но потом…» Юноша отреагировал более бурно. Он отскочил к стене, разворачиваясь, длинный нож резко вспорол воздух на уровне горла. Хорошая реакция, правильная.
– Мы имели сомнительное счастье общаться с Гнилозубым.
– Он еще жив? Я считала, ему недолго осталось.
Обе девушки старательно не обращали внимания на смущенного Хастина. Их забавлял его насупленный вид. Троица направилась в сторону «квартиры» новичка, попутно обсуждая прошедшую ночь и строя планы на следующую. Можно было бы спуститься в канализацию, но в последнее время патрули ходили реже: основная часть солдат уже переместилась к окраинам. Поэтому шли по улице, время от времени обходя стороной редких прохожих-людей. Селеста порадовала подругу:
– Завтра с Хастином хожу я. Тебе предстоит узнать все, что можно, о некоем Вареке из Трех Невест. – Имя потенциального помощника она назвала при новичке после короткого колебания. – Пообщайся с информаторами, они у тебя из рук есть готовы и отвечают охотнее.
– Кто он такой?
– Бывший рыбак, его недавно выпустили из тюрьмы. Сейчас живет с детьми в бараках на седьмой линии, ты их еще «рассадником клопов» назвала.
– Отвратительное место с отвратительными обитателями, – недовольно надулась Медея. – Может быть, сама поговоришь с ними? Заморочишь головы, как ты умеешь.
– Нет. Действуй сама, – подавила попытку бунта низкорослая упырица. – Хастин, ты в своих горах караваны грабил? Оружием, вещами крадеными торговал?
– Нет, – удивленно ответил парень.
– Может, контрабандой занимался, сутенерствовал, наркоту на улицах толкал? Тоже нет? Ну ничего, научим, – ехидно обнадежила Селеста. – Начнем с процесса производства наркотиков под руководством уважаемого Сташа, нашего алхимика.
– Тем более что основы алхимии изучаются на первом курсе Университета, – вставила Медея. – Считай, ты просто продолжаешь получать образование.
– В каком смысле? – не поняла Селеста.
– В самом прямом. Хастин утверждает, что его приняли в Талейский Университет Тысячи Потоков в шестнадцатилетнем возрасте. Невероятная наглость!
– Но это правда!
Предводительница маленького отряда остановилась и задрала голову, в очередной раз рассматривая паренька. Он возвышался над ней на добрых полторы головы, если не больше, разворотом плеч и мощными руками наводя на мысли о долгой работе с тяжестями. Даже Медея казалась рядом с ним невысокой и слабой. Простое, открытое лицо с русыми волосами и слегка наивными серыми глазами тоже никак не подходило интеллектуалу. Дураком он не выглядел, но и только-то.
– Не похож ты на вундеркинда, – резюмировала Селеста.
– На кого?
– Не бери в голову. Так что насчет Университета?
Хастин опять принялся рассказывать свою историю – куда эмоциональнее, чем прежде. Похоже, слова Медеи все-таки задели его. Парень успел свыкнуться с недоверием со стороны людей, впервые услышавших о его появлении в Талее, но прямое обвинение во лжи его возмутило. Тем более от невероятно привлекательной женщины. С некоторых пор он перестал распространяться о своем прошлом с незнакомцами и сейчас изменил привычке только потому, что воспринимал упыриц как потенциальный новый род. В его стране существовал обычай, когда собирающийся жениться мужчина проводил какое-то время в деревне невесты и, случалось, оставался в ней насовсем. То есть не женщина входила в семью мужа, а наоборот. Редко, конечно, но бывало. Тогда к жениху тоже долго присматривались, проверяли, не спешили раскрыть свои тайны.
Если же позднее выяснялось, что мужчина утаил нечто очень важное, не был достаточно откровенным с будущими родичами, позор падал на головы обоих семейств. Кровавые последствия таких распрей тянулись веками. Нет уж, лучше с самого начала говорить правду, целиком и полностью.
