Проснувшись утром, я окончательно убедилась в том, что беременна. Дико хотелось есть. Но едва я заглянула в холодильник, желудок опять опасно сжался. Я плюнула и вышла из блока. На сердце было тяжко, но я боялась облегчить эту тяжесть до возвращения доктора. Стиснув зубы и опустив глаза, я направилась к океану. Не знаю, что побудило меня так поступить. Может быть, подсознательно я хотела посмотреть ему в глаза и каким-то образом утвердиться в своих опасениях или, наоборот, разувериться в них.
Я остановилась у воды, не решаясь перешагнуть белую полоску, вычерченную на розовом песке прибоем. Однако вода сумела дотянуться до кончиков пальцев, и показалось, что океан коснулся меня теплой нежной рукой. Но я таки не поняла, что он хотел этим сказать. Было ли это признание вины или дружеская поддержка? Боже мой, Ковчег! Отчего на мои плечи выпало это испытание? Отчего именно на мои?
У меня закружилась голова, и, чтобы не упасть, я послушно опустилась на песок и протянула океану руку. Он подбрасывал мне бисер прозрачных камушков, мелкие стеклянные раковинки и светящиеся чешуйки, потерянные сонными полупрозрачными рыбами.
— О чем грустишь? — услышала я за спиной хриплый голос Анастаса.
— Так… — ушлая от ответа, боясь, что не выдержу и расскажу о своих опасениях.
Анастас сел рядом. Анастас… Странное для парня имя.
— Почему тебя так зовут? — спросила я.
— Родители хотели девочку и заранее подобрали имя — Анастасия. А потом решили не напрягаться. Убрали окончание, и все.
— Анастасия, анестезия, обезболивание, — пробормотала я и нарисовала на песке рыбу.
— Тебе хочется рыбы? — спросил Анастас. — Хочешь, я поймаю для тебя!
— Хочу, — призналась я.
Я чуть не стонала от муки. Теперь я была уверена: это ребенок океана хочет пищи. Я поднялась на ноги и, повернувшись к океану спиной, побрела на Базу. Я хотела убить этот плод. И собиралась засесть за комп и изучить всю информацию об убийствах зародышей в пренатальный период. Я хотела осуществить это до возвращения дока, даже если это кончилось бы моей собственной смертью. Я — не предательница.
Я вздрогнула и резко повернулась. Анастас с ружьем для подводной охоты уже стоял по колено в воде.
— Анастас! — крикнула я. — Стой!
— Что случилось?
— Вернись!
— Почему?
— Вернись сейчас же! — завизжала я, как резаная.
— Глупости! — ответил мой коллега и собрался нырнуть.
— Если ты не остановишься, я разрежу себе руку! — крикнула я и подняла с земли осколок раковины.
— Глупости! — повторил Анастас, раздражаясь.
Я полоснула осколком по предплечью, и из вены потекла темная густая кровь. Мой напарник выругался и подбежал ко мне.
— Может быть, объяснишь?
— Он убьет тебя.
— Кто — он?
— Океан.
— С чего ты взяла?
— Мне приснилось, — солгала я и, зажав рану рукой, тяжело зашагала вверх по склону. — Возьми катер.
— Хорошо, — сказал Анастас, сдерживая раздражение.
Когда я вернулась на базу, Пашка сидел в стерилизаторе.
Я обработала и заклеила рану, подошла к стеклянному цилиндру и съязвила.
— Там тебя не душит кашель?
— Да. Так значительно лучше, — сказали динамики Пашкиным голосом.
— Нашел микроба?
— Нет, — покачал головой наш чистюля. — Пока нет.
— И не найдешь! — пообещала я и потащилась по лестнице наверх, волоча за собой шезлонг.
Я устроилась на крыше блока в раскладном кресле так, чтобы видеть, как мой друг будет добывать нам пищу. Лиловое солнце прожаривало меня насквозь, но мне было плевать. Теперь мне было плевать на все. Катер с тонким свистом взмыл и стремительно понесся к горизонту. Я задремала.
Разбудил меня грохот ног. Я открыла глаза и увидела, как тяжелая светящаяся рыба плюхается на пол, и холодные алмазные брызги медленно разлетаются с ее плавников. Несколько таких капель обожгли меня и прогнали сон окончательно. Не ведая, что творю, я сползла на пол и, став на четвереньки, вцепилась в рыбу рукой. Откуда-то взявшаяся сила сжала мои мышцы так, что прохладная рыбья плоть расступилась под отвердевшими ногтями, и как бы со стороны я увидела: мой рот приближается к извивающейся в предсмертной судороге морской красавице, и мои зубы вонзаются в ее нежный светящийся бок. Я ела эту рыбу и чувствовала в себе ее боль, но не могла остановиться. И только кашель Анастаса заставил меня взглянуть на него. Я протянула ему оставшуюся половину.
— Ну, ты… зверь! — сказал он, и с ним случилось то же, что и со мной.
Спокойная тяжесть разлилась в моем теле. Судороги прошли, ушел озноб. И мне стало неважно, что происходит в моем чреве. Я поймала себя на мысли, что теперь мне хочется подождать и посмотреть, что будет дальше.
Анастас отбросил шестигранный голубой хрящ — все, что осталось от рыбы, — и опустился на пол у моих ног.
— Спасибо, — прошептала я и прикоснулась к его мокрым волосам. — Я обожаю эту планету! Я буду здесь жить! Мне здесь нравится! Вернется док, и он нам поможет. И все будет хорошо.
— Да, — согласился Стас, уронил голову мне на колени и спросил: — Зачем ты разрезала руку?
И я решила отчасти облегчить душу.
— Я боялась, что океан убьет тебя. Из ревности. Мне кажется, что он неравнодушен ко мне. Он ведь тоже мужчина.
— Дура! — с обидой рассмеялся Анастас. — Океан — женщина.
Потом мы убрали следы преступления и решили заняться нашими человеческими делами. Анастас оседлал минибульдозер, а я, захватив бадейку с водой, вернулась к своим картинкам и картам. Я не стала искать архив по гинекологическим проблемам.
Пашка жил в стеклянной банке. Он взял туда комп и переворачивал виртуальные пласты справочников по всем видам инфекционных и психических заболеваний.
Но время покоя прошло быстро. Вечером мой подельник незаметно улизнул к океану. Видимо, боясь повторения утренней сцены, он улетел на другие острова, чтобы поплавать там в свое удовольствие. Я разволновалась и хотела лететь вслед, но он успел вернуться раньше, чем я запустила свою машину.
— Ты — непослушный, своенравный мальчишка, — сказала я, когда мой друг выпрыгнул из кабины.
Странно. Раньше мы никогда не были так близки, как теперь. Мне казалось, я не только понимаю, что чувствует и думает Анастас, но каким-то образом ощущаю состояние его тела. И вдруг я заметила, что в темноте наша кожа слегка светится. Я протянула руку и взяла Анастаса за пальцы. И мне показалось, что самые кончики их стали чуть-чуть прозрачнее.
— Наверное, мы не должны были есть эту рыбу, — сказала я.
— Может быть, — задумчиво согласился Стас. — Но теперь это уже не поправить.
Вернувшись в блок, мы оторопели: Пашка вылез из своего добровольного заточения и мыл руки. Конечно, он и раньше мыл руки, но сейчас в его действиях отчетливо проглядывало сумасшествие — он тер губкой и без того красные ладони. Все тер и тер.
— Ты нормальный? — спросила я.
— Да, — кивнул Пашка. — Я убирал ружье Анастаса и взялся за гарпун, а он — в каком-то клейком дерьме. Наверное, я уже отмыл его, но запах… — он поднес руку к лицу и скривился. — Запах не проходит.
Он снова сунул руки под струю и, внезапно сложившись пополам, нахарчевал полную раковину.
— О! Брата-ан! — протянул Анастас и неторопливо включил уборщика.
Пашка, покрасневший и дрожащий, ополоснул лицо и, ни на кого не глядя, поспешил в медблок. Там он долго грохотал дверцами и коробками, вышел назад с ожесточенным лицом и в перчатках, тут же скрылся за стеклянной дверцей стерилизатора и уже оттуда обратился к нам чужим голосом:
— Сообщите доку, что у нас катастрофа. У меня слабость, жар и галлюцинации. Я на грани нервного срыва.
— Хорошо, — сказал Анастас и потянулся к связи.
Я затерялась в сомнениях. Стас-то не купался и не мог забеременеть — по той простой причине, что не был женщиной. Но его тоже тошнило. В чем же дело?
— Док! — сказал Анастас в микрофон. — Когда вы назад?
— Хотел завтра, — раздался ровный голос дока. — Беда у вас?
— У нас — нет. У Пашки. Его тошнит. Таблетками отравился. Я так думаю. Но все равно. В любом случае, ему — худо.
— Понял, — ответил док. — До завтра дотянете?
— Да. До завтра — нормально, — согласился Анастас.
— Спи, чистюля! — сказала я Пашке, непонятно почему раздражаясь. Ведь док и мне нужен был не меньше. Тем более что рыбу мы точно ели зря. Теперь я это почувствовала окончательно. Все предметы в моих глазах стали иными. Нет, не так. Их форма осталась прежней, но что-то непоправимо изменилось. Теперь я была уверена: мы отравились. Возможно, мы скоро умрем. Может быть, сегодня.
Я подняла глаза на Анастаса. По его лицу тоже пробежала тень, и я поняла, что права. Но, слава Богу, одна проблема отпала: я не беременна. Я с облегчением вздохнула и с нарочито равнодушным видом отравилась в санузел, прихватив по дороге литровочку с водой. Там я ее опустошила и сунула два пальца в рот…
