Сергей Юрьев - Нашествие с севера

Об этом помнят лишь древние рукописи, чудом пережившие века, и те немногие из людей, кто смог их прочесть. Сказители рассказывают древние легенды, а лирники поют песни о тех давних временах, но легенды остаются легендами, а песни – песнями, и мало кто верит, что все это действительно когда-то произошло…

Великий лорд Карол Безутешный привел свой народ в эти безлюдные северные края, где земля не знала плуга, а в дремучих лесах встречались только звериные тропы. На юге, в исконных землях Холма, остались лишь те, кто предпочел гибель поиску новой родины. Впрочем, таких нашлось немного – большинство последовало за своим лордом, избрав жизнь и свободу. Благодатный берег обезлюдел, устрашив видом пепелищ несметные полчища темнокожих варваров, пришедших вскоре из-за Пряного моря.

Указав зодчим место, где он хочет видеть свой новый замок, а землепашцам приказав искать места для селищ и вырубать леса под пашни, лорд с небольшой свитой отправился на охоту в леса, где человек был доселе редким гостем, и звери еще не научились относиться к нему с должным страхом и почтением. По старой привычке лорд, взяв копье наперевес, пришпорил коня и помчался туда, откуда раздавались звериные вопли и треск ломаемых сучьев. Через несколько мгновений двенадцать благородных эллоров, сопровождавших своего господина, потеряли его из виду. Лишь перед самым закатом они нашли окровавленное тело лорда, которое навзничь лежало на изувеченном трупе коня. В гущу леса вел кровавый след, и эллоры, оставив тело Карола Безутешного на попечение слуг, отправились мстить.

Они настигли огромного белого вепря еще до того, как тот испустил дух, но у него не хватило сил даже взвизгнуть, когда двенадцать копий одновременно вонзились в него. Теперь каждый из двенадцати мог считаться исполнителем мести, и каждый мог претендовать на ничейную теперь корону, потому что у лорда Карола не было сыновей, а его единственную дочь Пальмеру можно было не принимать в расчет.

Глубокой ночью при свете костра Толл Кардог, оруженосец покойного лорда, продиктовал писарю «последнюю волю Карола Безутешного», и двенадцать эллоров засвидетельствовали ее истинность. Согласно ей все двенадцать становились лордами, и земли еще недавно безлюдного края они делили между собой, а мастеровым предстояло строить не один замок, а двенадцать.

Лишь Служители Храма Творца не признали «завещание» и удалились, увлекая за собой всех, кто отказался присягнуть любому из новоиспеченных владетелей. Позже, когда лорды начали делить землю, выяснилось, что Служители Храма тоже нарезали себе огромный участок на побережье Великих Вод и пригрозили проклятием всякому, кто без спросу пересечет их границу.

С той поры минуло более чем семь сотен лет, но сроки были известны лишь немногим – тем, кто сохранил знания книжной премудрости… Охота на белого вепря стала обязанностью и привилегией лордов. Никто другой, ни землепашец, ни мастеровой, ни даже благородный эллор, не смел убить вепря, даже защищаясь. За это полагались какие-то страшные наказания, но какие именно – никто толком не помнил, потому что запрета уже сотни лет никто не смел нарушить. Но и лорды могли охотиться на вепрей лишь раз в году, в ночь с седьмого на восьмой день месяца Ливня. Охота начиналась с заступлением первой ночной стражи, как раз в то время суток, когда двенадцать эллоров, вонзив копья в тело издыхающего зверя, стали полноправными лордами, поделив по справедливости чужое наследство.

Никого не интересовало мясо зверя, которое по давней традиции всё равно отдавалось собакам, дело было даже не в белоснежных шкурах, которыми застилались полы в опочивальнях лордов… Эта охота никогда не была просто забавой коронованных особ – уже несколько веков, добыв белого вепря, каждый лорд как бы подтверждал законность своей власти. Лорд, не проткнувший копьем белого вепря в середине осени, не терял ни крохи своих наследных прав и привилегий, но почему-то соседи начинали забывать приглашать его на пиры или воинские турниры, а собственная челядь и землепашцы подвластных селищ запаздывали отвешивать ему поклоны, потому что были уверены – лорд, не сразивший вепря, не защитит их ни от разбойничьих ватаг, ни от произвола других лордов, ни от нечисти, которая в иные времена не давала никому проходу, стоило закатиться солнцу.

Лорд Эрл Бранборг, владетель Холм-Дола, собирался добыть своего тринадцатого вепря… А четырнадцать лет назад, когда ему было две дюжины лет, его отец отправлялся за своим последним вепрем, не ведая о том, что ему самому суждено стать добычей… Оборотни тогда только-только появились в этих краях, большинство людей знали о них лишь понаслышке, и мало кто принимал их всерьёз…

Рваные тучи неслись по сумеречному небу. Кони перед запертыми воротами нетерпеливо постукивали копытами по морским окатышам древней мостовой. Холодный влажный ветер полоскал короткие плащи дружинников, насквозь продувал их кольчуги и холщовые рубахи. Лорд принял копье из рук оруженосца и уже поставил ногу в стремя, когда сквозь порывы ветра до него донесся крик: «Мой лорд!»

Ола почти бежала к нему, оставив далеко позади дам и пажей свиты.

– Эрл! – сказала она, подойдя почти вплотную. – Эрл, я боюсь…

Олф, начальник ночной стражи, поспешил отойти в сторону, чтобы за шумом ветра не слышать слов. Обычай не позволял супруге называть лорда по имени, когда их мог кто-то услышать – только «мой лорд» – и никак иначе. Имени своего господина не знало большинство его подданных, да и не стремилось узнать. Впрочем, имена всех лордов, правивших Холм-Долом, можно было прочесть на серых камнях, отмечавших места погребальных костров возле часовни Имени Творца, куда порой приезжали совершать Священные Таинства Служители из Холм-Гота. Но мертвые мало интересовали живых.

– Эрл, – повторила Ола, – мне страшно. Сейчас не те времена, чтобы по ночам гоняться за этим проклятым вепрем. Неужели нельзя выследить его днем, когда ночные оборотни прячутся по своим норам!

– Но ты же не хочешь, чтобы твоего лорда считали трусом, презирающим обычаи. К тому же я отправляюсь не один. – Он окунул ладонь в ее волосы, разбросанные ветром.

Ола прижалась к нему, и редкие слезинки, стекающие по ее щекам, впитались в его бороду, слегка тронутую сединой.

– Ты же знаешь, что охоту нельзя отменить, – негромко, но твердо сказал он и, пока его леди не успела ответить, разжал объятия, вскочил на коня и поднял левую руку, давая сигнал начинать.

Тяжелые створки ворот медленно раздвинулись, подчиняясь древнему механизму, решетка со скрежетом поползла вверх, открывая дорогу навстречу ночи, полной бродячих страхов и опасностей.

В былые времена всадники во главе с лордом веселым галопом вырывались из ворот, разлетались веером по полям, с треском вламывались в лес, чтобы напуганный вепрь, заметавшись в кустах, выдал себя. Теперь же лорд и его дружинники медленно выехали из замка, не нарушая плотного строя, пристально всматриваясь во тьму, прислушиваясь к каждому шороху. Уже лет пять на охоту не брали собак, после того, как последние псы с лаем бросились в лес и исчезли без следа.

Вскоре замок скрылся за стволами вековых дубов, и отряд остановился перед непроницаемой стеной темноты.

– Прикажете зажечь факелы? – почти шепотом спросил Олф у лорда.

– Только один факел, – ответил Эрл. – Если оборотни поймут, сколько нас, они могут и не напасть… Ведь сегодня мы не обойдемся одним только вепрем.

– У-у-ва-а-а-а! – раздалось из гущи леса, так что задрожала даже последняя листва на деревьях. Тут же дюжины полторы стрел с посеребренными наконечниками сорвались с луков и умчались на звук.

– Теперь можно зажечь все… – так же тихо сказал лорд, и кто-то начал высекать искры из огненного камня.

Оборотень, пришпиленный к стволу корявого клена несколькими стрелами, еще не испустил дух. Вся шерсть на нем стояла дыбом, а в полных ненависти и муки красных глазах отражался свет факелов. Среди землепашцев ходили слухи, что оборотни, умирая, принимают человеческий облик, но ночные стражники, не раз видевшие смерть оборотней, знали, что это не так. Чудовище так и оставалось чудовищем, лохматой тварью размером с небольшого медведя, с кривым оскалом выступающих вперед клыков и мутными красными глазами. Оборотни прикидывались людьми, когда нужно было приблизиться к припозднившемуся путнику, и покрывались твердой костяной чешуей, когда сталкивались с вооруженными отрядами.