– Стрел запасти не долго, и поле подыскать не трудно, только где взять столько стрельцов? Не снимать же их, сам понимаешь, с городских стен… Стены тоже оборонять след, но, боюсь, и тогда стрельцов не хватит!
– Вот этот вопрос меня и мучает. Создать побольше школ, по примеру Барабаша… Но результат скажется, когда мы уже стариками будем… Пусть, конечно, и тогда скажется… Я не думаю, что нас и через много лет в покое оставят. Но мне хотелось бы свою мысль воплотить в жизнь сейчас… Я словно бы вижу даже такую картину, – князь-воевода отчаянно взмахнул рукой, – как полки стрельцов, с двух сторон навстречу друг другу, прорываются в коридор между викингами и пехотой, и на скорости обстреливает и тех и других, в центре расходятся, и продолжают движение и своё дело… Только стрельцов бы поболе, стрельцов бы…
– Я вижу, глаза у тебя горят – это значит, ты видишь результат. Но где найти стрельцов ты предполагаешь… Есть по этому поводу дельные мысли?
Дражко выдержал паузу, чтобы подчеркнуть важность сказанного далее.
– Есть. Надо набирать стрельцов в других землях, у соседей. И у сорбов, и у лютичей, и у моравов, и у ляхов… Везде, где только можно. Вплоть до того, чтобы к словенам и к русам на Ильмень-море посла отправить, в Киев на Днепр, к тамошним русам… Хватит им друг на друга стрелы тратить, когда с заката беда с крестами на груди на всех надвигается, и, после нас до них доберётся… Можно у них взять… Хотя бы по несколько сотен…
– Скажи ещё – и у вагров… Кто ж их отпустит… Ты думаешь, стрельцы на местах не нужны? Словене с руссами уже несколько лет воюют, и конца войне не видно… У них каждый вой, каждый стрелец на счету… Лютичи с сербами нам не доверяют, тоже войны ждут и от нас и от франков…
Дражко досадливо стукнул себя ладонью по колену.
– Нужны стрельцы и им, это я понимаю. Много уже об этом думал, прикидывал, что и как можно сделать. Выход один – создавать наёмное стрельцовское войско. Если платить будем хорошо, стрельцы сами к нам пойдут. Сейчас ведь как… Везде, куда не глянь, стрельцам платят вдвое меньше, чем пехотинцам. Дескать, у стрельца меньше возможности погибнуть. А сколько они пользы приносят, сколько жизней пехотинцев спасают своими стрелами, этого никто учитывать не желает. Только мы одни и умеем их ценить. Даже Карл, при всех своих полководческих талантах, не слишком понимает, что стрельцы могут сделать… Мой пример его пока не убеждает. И не было пока возможности доказать так, чтобы он сам увидел. Как, например, от данов мы отбивались, когда ты в Хаммабурге на турнире был. Тогда стрельцы все дело сделали.
– А где ты думаешь денег найти? Я и без того скребу по всем карманам – своим и чужим…
– Вот об этом и стоит подумать… Если не будем думать, дело не продвинется. Может быть, на бояр новый налог наложить? Что на это скажешь, княже?
Годослав покачал головой и вздохнул.
– Взвоют, озвереют… А потом налог на простой люд переложат. И народ будет против меня. А я с народом ссориться не хочу. Это для меня большая сподрука против бояр.
– Собака лает, войско идёт… Мы их сможем быстро утихомирить, если будем действовать правильно и жёстко…
– Всё бы так, но мне их поддержка пока ещё нужна. Полная… У них, у вместе взятых, дружинников столько же, сколько сейчас у меня. И без них я ни в одной войне обойтись не смогу. Или ты желаешь мне участи герцога Тассилона?..
– Тогда, – вздохнул князь-воевода, – я вижу единственный возможный выход – опять с руянцами говорить… Руян – дно золотое… И надо как-то приспособиться, чтобы нам самим на это дно нырять. Туда бы вообще человека поставить, чтоб островом от твоего имени правил, и налог побольше собирал… Хорошего крепкого воеводу… Ещё лучше, кого-то из младших князей, как раньше, при дедах было… А то, я подозреваю, давно уже половина мимо казны проходит. И через своего князя отправлять в походы викингов. Чтобы не храму доход давали, а княжеской казне.
– Нет у меня, к беде моей, такого надёжного под рукой, чтобы его можно было от других дел оторвать и посадить на Руяне. Даже для-ради собирания войска… Нет его просто, и всё… Младших князей я вынужден на границе с данами и с лютичами держать… И воевод толковых тоже…
– Князь Додон!.. Не всю же жизнь ему ногти свои обтачивать и перед зеркалом выряжаться… Надо и делом заниматься. Он давно, я слышал, власти хочет. Это уже шаг к власти… Поставить его над руянцами княжить…
– Ой, ли… – с заметным раздражением и откровенной неприязнью ответил Годослав. – Что-то ты в одну дуду с боярами запел… Они уже трижды ко мне с тем же делом обращались. Додона пристроить хотят в обмен на его подарки. Он их долго обхаживал с тем же делом, как мне докладывали. Теперь они меня обрабатывают. Тебе Додон подарков не слал?
– Не слал… Не успел ещё…
– Но ты верно заметил, что Додон давно к власти тянется. Как только из Византии вернулся, вокруг себя недовольных собирает. Кто слово плохое обо мне скажет, тот Додону лучший друг и брат. Но ему и такой маленькой власти доверить нельзя. Боюсь, мы тогда совсем Руян потеряем. Отделиться пожелает, как другие когда-то отделились…
– Руянцы народ не такой…
– Они не народ, они часть нашего народа, но разные по национальности. Там не только бодричи и полабы, там и ляхи, и ливы, и свеи, и норвеги и даны, тоже себя руянцами считающие. А Додон у греков научился хитрые интриги плести. Там, где один грек появится, там сразу раздоры начинаются. Это давно известно. Там брат на брата руку поднимает. А мне этого не надо. Я думаю, как бы Додона в приграничную дружину отправить, чтобы там под приглядом был, и к власти не допускался. А ты предлагаешь ему руки развязать… Нет уж! Ищи другие пути…
– Думать надо. Дело стоит того… Если создадим конное стрелецкое войско, и в деле покажем, что мы можем, то уже и мои братья сорбы иначе на нас посмотрят, и лютичи союза захотят. Карл на них давно зубы точит, а когда наточит и пасть раззявит, объединяться будет поздно…
– И на нас скоро точить будет… – сказал от двери неслышно вошедший волхв Ставр, командир княжеских разведчиков. – По крайней мере, имеет теперь полные основания, которых ему раньше так не хватало, чтобы высказать серьёзные придиры всему княжеству, если только наш князь не пожелает перессориться со своими же людьми. Причём, с людьми самыми верными и надёжными, в отличие от бояр. А он, я думаю, не пожелает. Своих людей наш князь, как мы все хорошо знаем, бережёт…
– Ставр! – поднялся князь-воевода, и шагнул волхву навстречу, разглядывая его забрызганную грязью и промокшую в дороге лёгкую для времени года одежду. – Откуда ты?
Худощавый, но жилистый и сильный даже внешне, ширококостный волхв посмотрел на князя-воеводу сверху вниз, потому что был почти на целую голову выше не маленького ростом Дражко, и коротко, не весело, улыбнулся, показывая, что рад видеть последнего живым, здоровым и невредимым. Но тотчас лицо его приобрело прежнее невозмутимо-серьёзное выражение, показывающее не усталость после долгой дороги, поскольку усталости, как оба князя хорошо знали, разведчик не ведал, а серьёзность вестей, которые он принёс.
– Из Свентаны[54]… Прямо с противоположной стороны той, с которой прибыл ты, и с вестями гораздо менее приятными, чем привезённые тобой. Я так думаю, глядя на твою новую гривну, что ты принёс приятные вести…
– Проходи, Ставр, мы тебя и дожидаемся… – сказал Годослав. – Даже если вести твои не самые радужные… А иных, насколько мне ведомо, ты привезти и не должен…
– Ты, княже, вижу, на манер франкских королей, решил обзавестись майордомом? – теперь в голосе волхва отчётливо прозвучали нотки неодобрения. – Это, если помнишь, опасно[55]…
– Каким ещё майордомом? – Годослав не понял.
– Раньше всем хватало доброго старика глашатного Сташко. А теперь… Добрый монах, то бишь, аббат Феофан – никак не привыкну к его новому званию! – ни в какую не хотел пускать меня к тебе. И не пустил бы, коли б я не пригрозил ему посохом.
Волхв впечатляюще потряс посохом, вполне способным заменить добрую дубинку и копьё одновременно. Кто сталкивался с этим орудием, хорошо знали его силу.
– У Феофана, насколько мне помнится, – засмеялся князь, – уже была возможность с твоим посохом познакомиться[56], можно сказать, на глазах у всего Хаммабурга…
– Вот-вот… Только потому и пропустил… Но многократно перекрестил при этом мою бедную усталую спину. И латинские молитвы вслед твердил. Словно бесов изгонял… Хотя, я слышал, у христиан процесс изгнания бесов – сложнейшая работа, к которой допускаются только особо избранные священники, да и то занимаются таким ремеслом только с позволения далекого от святости его святейшества Римского Папы.
