Гвен понравилась идея остаться, потому что её спутникам нужно было отдохнуть и хорошо поесть, прежде чем начнётся их изоляция в пещерах.
Она обернулась к вождю.
«Мне нравится ваше предложение», – сказала она. «Очень нравится».
* * *
Сандара рядом с Кендриком, переполненная эмоциями от возвращения домой. Она была счастлива снова оказаться на родине, со своим народом, на знакомой с детства земле, но, в то же время, чувствовала себя скованно, будто снова стала рабыней. Возвращение окунуло её в воспоминания о том, почему она уехала, почему вызвалась волонтёром на службу Империи уплыла с за море в качестве целительницы. По крайней мере, так она смогла выбраться из этого места.
Сандара испытывала огромное облегчение от того, что сумела спасти людей Гвендолини привести их сюда раньше, чем они бы погибли в море. Сейчас, идя плечом к плечу с Кендриком, больше всего ей хотелось взять его за руку и гордо показать всем своего мужчину. Но она не могла. Слишком много глаз было обращено к ним, и она знала, что в деревне никогда не одобрят межрасовый союз.
Кендрик, будто прочитав её мысли, протянул руку и обхватил её за талию, но Сандара тут же её убрала. Кендрик был уязвлён.
«Не здесь», – сказала она тихо, чувствуя себя виноватой.
Кендрик обиженно нахмурился.
«Мы уже это обсуждали», – сказала она. «Я предупреждала, что мой народ строго следует традициям. Я должна уважать их законы».
«Ты меня стыдишься?», – спросил Кендрик.
Сандара покачала головой.
«Нет, любовь моя. Совсем наоборот. Нет никого, кем бы я гордилась больше. И никого, кого любила бы сильнее. Но я не могу быть с тобой. Не здесь. Ты должен понять».
Лицо Кендрика помрачнело, и ей больно было это видеть.
«Но мы-то здесь», – сказал он. «У нас нет другого места. Значит ли это, что мы расстанемся?»
Её сердце разрывалось на части от её собственных слов: «Ты будешь жить в пещерах со своим народом, а я останусь в деревне. Со своим народом. Это – моя роль. Я люблю тебя, но здесь мы не сможем быть вместе».
Кендрик отвернулся от неё. Она ранила его чувства. Сандара хотела продолжить объяснение, но, внезапно, её прервал чей-то голос:
«Сандара?!»
Сандара замерла, узнав этот голос, принадлежавший её единственному брату. Она обернулась и, преисполнившись радости, увидела, как он пробирается к ней сквозь толпу.
Дариус.
Он выглядел намного крупнее, сильнее и взрослее, чем когда она покинула его, и излучал невиданную раньше уверенность. Она уехала, когда он был мальчиком, а сейчас он выглядел пусть молодым, но мужчиной. С непослушными волосами, которые он по-прежнему не стриг, а собирал в пучок за спиной, и с очень гордым лицом, он был точной копией их отца. В его глазах она видела воина.
Сандара была счастлива увидеть его снова, узнать, что он жив и не сломался, как другие рабы, что его вольный нрав всё ещё вёл его по жизни. Они бросились друг другу в объятия.
«Я боялся, что ты погибла», – сказала он.
Она покачала головой.
«Просто уплыла за море», – сказала она. «Я оставила тебя мальчиком, а ты стал мужчиной».
Он довольно улыбнулся ей в ответ. В маленькой угнетённой деревеньке, в этом ужасном месте, Дариус был единственным просветом для неё, а она – для него. Они сносили страдания вместе, особенно, после исчезновения отца.
Кендрик подошёл к ним, и Сандара, увидев его, замешкалась. Дариус рассматривал незнакомца, а она не знала, как их друг другу представить. Знакомства было не избежать.
Кендрик опередил её. Он сделал шаг вперёд и протянул руку.
«Я Кендрик», – сказал он.
«А я – Дариус», – ответил тот, пожимая его руку.
«Кендрик, это – мой брат», – сказала Сандара, заикаясь от волнения. «Дариус, это… он…»
Растерянная, Сандара умолкла, подбирая слова. Дариус остановил её.
«Сестра, мне можешь ничего не объяснять. Я не такой, как все. Я понимаю».
По глазам Дариуса Сандара увидела, что он действительно понимал и не осуждал её. Именно за это она его любила.
Они пошли дальше все вместе, вливаясь в общую процессию.
«Ты выбрала неспокойное время для возвращения», – сказал Дариус напряжённым голосом. «Много всего произошло. Многое происходит»
«Что ты имеешь в виду?» – спросила она взволнованно.
«Мне нужно много чего тебе рассказать, сестрица. Кендрик, ты тоже с нами. Идёмте, костры уже разожгли».
Годфри сидел у пылающего костра под звёздным небом рядом в окружении со своей сестры Гвендолин, брата Кендрика, Стеффена, Брандта, Атме и Абертола. Там были почти все, кого он помнил из Кольца. Подле него сидели Акорт и Фултон, и когда его взгляд остановился на них, он вспомнил, что ему срочно необходимо выпить.
Годфри уставился в огонь, пытаясь понять, как он здесь очутился, осознать всё, что случилось, всё, что сейчас казалось серией размытых картинок. Вначале умер его отец. Затем –его брат, Герт. Потом было вторжение МакКлаудов, за ним – вторжение Кольца. После этого он попал на Верхние острова, а оттуда – в долгое плавание через море… Одна трагедия за другой, и постоянная перемена мест. В его жизни остались только война, хаос и изгнание. Было приятно наконец где-то задержаться, но он предчувствовал, что всё только начинается.
«Чего бы я сейчас только ни сделал за добрую пинту», – сказал Акорт.
«Уверен, что здесь найдётся какая-то выпивка», – отозвался Фултон.
Годфри потёр свою ноющую голову, думая о том же. Если ему когда-нибудь и нужно было выпить, то это сейчас. Последние плавание было худшим из всех, какие он мог вспомнить: много дней без еды и выпивки, большую часть времени – на грани голодной смерти… Слишком много раз ему казалось, что он уже умер. Он закрыл глаза и попытался отогнать жуткие картины воспоминаний о его соратниках по Кольцу, каменевших и падавших за борт.
Это было бесконечное плавание – в ад и обратно – и Годфри был удивлён, что оно не принесло ему никакого прозрения или просветления. Оно не заставило его измениться. Только больше хотелось пить, чтобы забыть обо всём случившемся. Неужели дело было в нём самом? Неужели он стал совсем бесчувственным? Ему хотелось верить, что нет.
Сейчас они очутились в Империи, ни больше, ни меньше, в окружении вражеской армии, желавшей их смерти. Сколько времени, гадал он, успеет пройти, пока их обнаружат? Пока миллионы подданных Ромулуса не загонят их в ловушку? Годфри подкосило ощущение того, что их дни сочтены.
«А вон и отрада нашим глазам», – сказал Акорт.
Годфри поднял взгляд.
«Там», – сказал Фултон, толкнув его локтем.
Годфри присмотрелся и заметил, как селяне передают по кругу наполненную прозрачной жидкостью чашу. Каждый осторожно принимал её, делал глоток и передавал дальше.
«Это не совсем похоже на королевский эль», – заметил Акорт.
«Ты предлагаешь подождать чего-нибудь более изысканного?», – спросил Фулотон.
Фултон потянулся и взял чашу, опередив Акорта, сделал большой глоток, и жидкость потекла по его щекам и подбородку. Он утёрся тыльной стороной ладони и закряхтел от удовольствия.
«Печёт», – сказал он. «Ты прав, это однозначно не королевский эль. Эта штука гораздо крепче».
Акорт выхватил у него чашу, жадно прильнул к ней и согласно кивнул. Закашлявшись, он передал её Годфри.
«Боже мой, – сказал Акорт, – это всё равно, что огонь пить».
Годфри наклонился, принюхался и резко отпрянул.
«Что это?» – спросил он у местного – сурового вида широкоплечего воина, без рубашки, зато в ожерелье из чёрных камней, который сидел рядом с ними.
«Мы называем это “сердце кактуса”», – сказал он. «Это мужской напиток. Ты мужчина?»
«Сомневаюсь», – ответил Годфри. «Смотря кого об этом спросить. Но я готов стать кем-угодно, лишь бы утопить свою тоску».
Годфри поднёс чашу к губам и стал пить, чувствуя, как жидкость обжигает горло и продолжает пылать в животе. Он тоже закашлялся, и местные смеялись, когда он передавал чашу своему соседу.
«Не мужчина», – сделали они вывод.
«Мой отец тоже так считал», – согласился Годфри, присоединяясь к их смеху.
Напиток ударил Годфри в голову, и ему понравилось это ощущение. Когда оскорбивший его селянин начал пить, Годфри дотянулся и выхватил чашу из его рук.
«Погоди-ка», – сказал он.
В этот раз Годфри сделал несколько больших глотков подряд, не закашлявшись.
Местные наблюдали за ним в удивлении. Годфри повернулся к ним с улыбкой удовлетворения на лице.
«Может, я и не мужчина, – сказал он, – и вы, возможно, искуснее в бою, но никогда не пытайтесь обогнать меня в выпивке».
Все рассмеялись, селяне продолжили передавать друг другу чашу, а Годфри откинулся назад, упёршись локтями в землю – ему уже стало веселее. Впервые за долгое время, ему стало хорошо. Это был крепкий напиток, и голова кружилась с непривычки.
«Смотрю, ты начал с чистого листа», – послышался неодобрительный женский голос.
