Парад закончился. Нет, я ещё не мог с облегчением вздохнуть, развернуться на сто восемьдесят градусов и идти куда глаза глядят или куда влечёт сердце. Пехотную группу предстояло отвести в казармы, убедиться, что бойцов разместят и покормят – и только после этого можно было считать себя полностью свободным. К тому же уходить с главной площади трёх столиц надлежало в полном порядке, а наша очередь подходила далеко не сразу.
У ворот пехотных казарм ко мне подскочил вестовой.
– Госпожа Солор велела передать, что ждёт вас завтра в своём особняке для обсуждения рабочих моментов, – и, отсалютовав, вручил запечатанную кусочком сургуча записку. Распечатывать её я не стал. Смысла никакого – всё равно по-местному читаю с ощутимым трудом, а уж рукописную запись буду разбирать полвечера. Потом, потом…
Едва дождался момента, когда Шехрем намекнул, что можно и расходиться, едва совладал с собой, чтоб не подгонять казённого конька, данного мне в пользование, сверх меры. Но когда я миновал кольцо городских стен, когда мне навстречу распахнулись ворота дома и Моресна повисла на шее, дрожа всем телом, теряя с головы платок, подбирая и снова его теряя, облегчение было так велико, что все подробности многодневной нервотрёпки разом вылетели из головы.
Подхватив жену за талию, я втащил её и коня за ворота.
– Ну вот, – выговорил, улыбаясь. – А где же угощение?
Она осторожно сползла с меня, оправила одежду.
– А как же обнимать, если руки заняты?
– Резонно.
– У меня всё есть дома… Отвести коня?
– Я сам отведу, не волнуйся.
На то, чтобы обтереть животину, наполнить ясли и проверить, свежая ли вода, ушло не так много времени. А, может, я просто уже больше не нервничал: жена была здесь, никто её не увёл и не пристроил поспешно замуж, а значит, всё в порядке. Можно никуда не торопиться.
Моресна ждала меня у дверей конюшни с подносом, на котором обнаружился великолепный серебряный кубок в тонкой инеевой паутинке. Ледяное питьё было настолько вкусным, что сперва я даже не понял, что это вообще такое. Впрочем, каково бы ни было угощение – холодненькое было сейчас кстати. Когда кубок опустел, я обнаружил, что через забор с улицы на наш двор заглядывает с десяток соседских голов. Правда, заметив мой взгляд, все они пропали. Но явно не ушли.
– Это что за депутация?
– Всем же любопытно, – искренне удивилась Моресна. – Все знали о том, что ты пропал, и конечно, каждому охота посмотреть, правда ли ты жив, здоров и не искалечен.
– Откуда они знали, что я пропал без вести?
– А как вообще можно хоть что-нибудь скрыть от соседей? – Изумление супруги стало поистине запредельным.
– Хм… – Я испытал было укол неудовольствия, который, впрочем, быстро испарился.
Ну, в самом деле. И у меня на родине мало что можно было укрыть от внимательных глаз и чуткого уха соседки по подъезду, и, хотя там все делали вид, будто этого всеприсутствия нет, оно наличествовало. Здесь – то же самое, просто признанное в голос.
К тому же Моресна в доме живёт постоянно, она каждый день кланяется соседкам через забор, общается с ними на улице, одалживает у них какие-то продукты, справляет какие-то праздники, которые в Империи мужчинам и женщинам принято праздновать отдельно друг от друга. Это меня тут по большей части не бывает. Так что, если моей супруге нужны хорошие отношения с соседями (в разумных пределах, конечно), я постараюсь понять и принять это.
– Откровенно говоря, боялся, что уже не найду тебя дома, – сказал я, войдя в дом. – Что тебе сообщили о моём исчезновении?
В доме было как всегда чисто и уютно, пахло смесью соусов, жареным мясом, цветами, украшающими прихожую, гостиную и спальню. Всюду – вычищенные половики, свежие занавески, полог над кроватью уложен красивыми складками. Полог? Раньше его не было.
– Это я заказала сделать, – смутилась Моресна. – Когда мне сообщили, что ты в порядке, и принесли деньги.
– Очень здорово! Мне нравится.
– Я приготовила тебе чистую одежду. Поешь или сначала помоешься?
– Второе. Весь пыльный, потный. Есть горячая вода?
– Сколько угодно!
Поливая меня из кувшина, жена рассказывала, что вскоре после нашего с Аштией и Ниршавом исчезновения к ней прислали вестового с сообщением и сравнительно небольшой суммой денег. В дальнейшем деньги приносили аккуратно, а вместе с ними – известия: «Нет, пока не нашли», «Нет, ищут». Один из вестовых честно признался, что если бы я пропал один, меня вероятнее всего сразу признали бы умершим, выплатили вдове положенную компенсацию и забыли об этом. Но, поскольку вместе со мной пропала такая «шишка», как госпожа Солор, поиски никто не собирался бросать. И потому, как положено, выплачивали Моресне полную мою зарплату, а не частичную, как до исчезновения.
– Я опасался, что твой отец тут же тебя замуж выпихнет, – сказал я, с наслаждением растираясь полотенцем.
– После смерти супруга положено год ждать, – ответила жена. – А потом бы, наверное, попробовал выдать замуж. Но ведь ты жив, и не о чем тут больше говорить…
– Это да. Ну, что у нас там на ужин?
Уют и покой – вот, собственно, и всё, чего мне сейчас хотелось по-настоящему. Жена, наверное, это чувствовала, а может, просто знала наверняка. Когда Моресна молча хлопотала по хозяйству или рассказывала мелкие местные новости, она становилась такой же составляющей частью домашнего уюта, как чистые простыни и полотенца, вкусная еда, ароматы обжитого, содержащегося в полнейшем порядке житья. Мир этого дома без неё был бы неполным.
Но сейчас, в этот момент, мне вдруг стало любопытно понять, о чём же на самом деле думает моя супруга. Может быть, в мысли женщины и не стоит глубоко вникать, но сейчас, когда голод был утолён восхитительными домашними яствами, и я, чистый, переодетый в чистое, растянулся на мягкой постели, которой только коснись рукой – и уже рухнешь в сон, захотелось большего. В конце концов, то же самое может обеспечить и служанка, которая придёт, сделает на совесть свою работу и удалится к собственным семейным делам и семейным отношениям.
Жена ведь – это не та неведомая сила, которая создаёт чистоту из холостяцкого свинарника, претворяет во вкусное блюдо десяток разрозненных ингредиентов, которые сами собой ни во что цельное не складываются, не тот незримый ветер, что вышибает грязь из ношеных рубашек и превращает скомканное в глаженое. Это ещё и уют в душе, это мягкое облако, в которое можно рухнуть мыслями и чувствами, оставив за его пределами ссоры с коллегами, неприятности с начальством, проблемы с соседями.
Это – гармония души и тела, сосредоточенная в разговоре и, может быть, даже просто в прикосновении к этому милому ладному существу с длинными косами, большими глазами и странными заботами.
Повернувшись на бок, я наблюдал, как Моресна складывает в огромный таз грязную посуду.
– Скажи, а ты-то сама рада, что я жив? Что я вернулся?
– Конечно, рада, – жена заглянула в спальню, остановилась в дверях. – Как же иначе?
– Значит, ты любишь меня?
– Я… Хотела бы тебя полюбить.
– Что-то мешает?
– Нет, конечно. Ничто не мешает.
– Тогда, наверное, от желания до осуществления не возникнет затруднений? – пошутил я.
Меня очень успокаивала мысль, что здесь, в Империи, не принято говорить вежливые уклончивые вещи просто потому, что так принято, и всё. Скорее всего, жена думает именно так, как говорит.
Это приносило гармонию в мой дом.
Наутро, скорее после рассвета, я уже был у дома госпожи Солор. Привратник впустил меня в холл с радушным выражением лица, словно старого доброго знакомца, поздравил с благополучным возвращением из демонического мира. Уточнил, правда ли демоны только и мечтают, как бы вцепиться человеку в горло, получил от меня подтверждение и, совершенно успокоившись, пригласил проследовать в кабинет госпожи Аштии.
– Она уже поднялась?
– Госпожа Солор ранняя птица. Она поднимается поздно лишь в те дни, когда у неё не предвидится вообще никакой работы.
– Но не тогда, когда у меня гостят родственники, – произнесла Аштия, появляясь на верху лестницы. – Доброе утро, Серт. Поднимайся. Проходи в кабинет.
– Надеюсь, ты не на меня намекнула?
– Нет, конечно. Я говорила о родственниках, которых не выбирают. О родственниках по крови. Присаживайся. Вот здесь, возле стола. Ты завтракал? Могу приказать подать.
– Нет, спасибо. Сыт.
– Тогда давай обсудим перспективы твоей дальнейшей карьеры. Как понимаю, карьера военного тебя вполне устраивает?
– Да меня и работа телохранителя устраивала.
Аштия взглянула на меня с улыбкой.
– Вот уж не думаю. Возиться с капризной бабёнкой – кому из мужчин понравится?
– Может, тому, кто в неё влюбится?
