– Это бессмыслица! Ты хотел ответов на вопросы! Зачем же все это рассказывать?
– Чтобы ты подумал – возможно, не стоит убивать тебе подобных направо и налево ради недостижимой цели? Может, не стоит играть в игру, в которой ты лишь пешка? Ты много навредил, но все еще не поздно исправить!
– Нет, я пришел убить тебя! И я убью тебя!
– Да задумайся наконец, остолоп! – Я вскочил на ноги, заставив его вновь дернуться к мечу. – Может, кроме того, что вдолбили тебе в голову, есть другие точки зрения. Может быть, стоит с них хотя бы попытаться взглянуть на создавшуюся ситуацию?
– Нет, – ответил он, и в голосе прозвучала твердость. – Я – Мусорщик, а не Думатель. А ты – мусор. Ученик должен повиноваться учителю. Воля учителя, чтобы ты умер.
– Чтоб тебя! – Я подпустил в голос панических ноток. – Говорили-говорили – и вернулись к тому же! Я тебе про то, что нужно понимать, что делаешь, а ты – закусил удила, и понеслись кони в степь!
На последних словах я повернулся к нему спиной и сдвинулся так, чтобы собой прикрыть Самоту от взгляда Мусорщика. Сабля Атамана, которую умный чуб так и не выпустил из рук по моему приказу, сверкнула, пролетев над костром. Но мой противник этого не заметил. Прав был Атаман: нельзя ночью смотреть на огонь. Я поймал клинок и, развернувшись, ударил с потягом. В последний момент Мусорщик одновременно попытался схватить меч и отшатнуться, но, ослабленный моими стараниями, его контроль над собственным телом так и не восстановился полностью. Голова взлетела странным шаром и упала в траву. Тело еще какое-то время стояло на ногах, фонтанируя кровью, а потом осело на землю.
– Самота, почисть саблю. – Я бросил клинок чубу. – Думаю, Атаман тобою гордился бы.
– Но как? – только и выдавил из себя Зануда.
– Врага надо изучить, прежде чем на него бросаться. Я пообещал, что возьму клинок первым, так и сделал. Предупреждать же его о том, когда это произойдет, не обещал. Я ведь говорил, что не люблю брать в руки оружие, но умирать мне нравится еще меньше. И подкиньте еще дров. Боюсь, на сегодня это не все гости. А ты, Малышка, брось этот котелок. Мне понадобится твой слух.
– Если ты о том, кто идет к нам, то он уже близко, – ответила девушка. – И даже не скрывается.
Человек, закутанный в плащ с капюшоном, вышел из темноты, чуть поеживаясь.
– Рано холодать стало, – сказал он.
– Почти тридцать лет не виделись, – произнес я, не глядя на него. – Садись, погрейся.
– Ты знал, что приду именно я? – спросил он, протягивая руки к костру.
– Конечно, учитель. Мятежник сказал интересную вещь: убийца знал нас слишком хорошо. Так может знать брат… или наставник.
– И все же ты его одолел.
– Это потому, что ты внушил ему недостаточное уважение к моим умениям трепать языком.
– Не очень честно, Искатель, не находишь?
– Нет, не нахожу. Это не менее подло, чем вызывать на поединок того, кто заведомо слабее. Когда жизнь на кону – это не соревнования в мастерстве, а война. Она, как известно, в средствах неразборчива. А где-то глубоко внутри я так и не поднялся выше разбойника. Подлые удары – это мое. Надо же, Мусорщик. Учитель, ты ведь обучал его с рождения. Разве это не нарушение обычаев?
– Что толку в обычаях, если сама схима – ошибочный путь, – ответил он. – Эксперимент не удался, пришлось уничтожить результаты.
– Вот как. Значит, все мы для тебя не люди, а результат неудачного эксперимента? Вон видишь, два меча торчат в земле? Возьми один из них и заверши эту чистку. Сопротивляться не стану. Интересно посмотреть, как ты убиваешь сам. Да и рука на учителя не поднимется.
– Искатель… – Я услышал неуверенность в его голосе.
– Не можешь своей рукой? Тоже предсказуемо. Конечно, тебе плевать на все смерти тех, кто считал тебя отцом, на их боль.
– Схимники способны блокировать боль. Поверь, не жестокость причина всех издевательств. Ты, Мятежник, Мечтатель. Вы трое слишком чтили обычай, запрещающий оружие. По-другому никак.
– Да уж, мы для тебя лишь фигуры на доске? А Мятежник умер на моих руках. И я видел его боль, чувствовал, как свою.
– Теперь ты и меня убьешь, Искатель?
– Поднять руку на учителя? Какой пример я подам ученикам? Нет, Экспериментатор, живи дальше, если сможешь.
– Ты всегда был другим, сын мой. И, глядя на тебя и твоих детей, я понимаю, что, может быть, у схимы еще есть шансы. Ты не повторил моих ошибок, не стал навязывать силой свое понимание справедливости. И потому я не стал вмешиваться в ваш с Мусорщиком поединок. Победил сильнейший, да будет так. Мое время ушло. Жаль. Но я не могу убить себя сам.
– Что-нибудь придумаешь. Ты всегда был хитер и изобретателен.
– Я бы на твоем месте воспользовался шансом. Вдруг завтра в голову мне придет идея нового эксперимента.
– Поверь, нам они уже не страшны. Спасибо, учитель, я усвоил последний урок: все мы смертны, и за схимниками нужен контроль. Вот чем должны заниматься наставники, когда их послушники закончат обучение. Это станет целью моей жизни. Но делать это я буду не так, как ты. Еще не знаю как, но мы найдем все вместе.
– И это все, Искатель? – В голосе его я услышал отчаяние.
– Отчего же все? Можешь переночевать у нашего костра. А утром уходи. Я избрал Гиблое плато для дальнейшего обучения своих детей. Сам понимаешь, ты будешь только мешать.
– Где же твоя справедливость?! Где воздаяние любому преступнику, кем бы он ни был?! – воскликнул он. – Я слышал об этих новых идеях. Почему же ты им противоречишь?
– Потому что для тебя смерть – не воздаяние, а освобождение. Живи, Экспериментатор, живи, если сможешь, после всего, что сделал. Я ведь вижу – то искажение, которому ты поддался, еще не до конца убило в тебе схимника. И значит, рано или поздно чаша раскаяния переполнится. Тогда ты найдешь смерть, но без меня.
Тихо пылал костер. Пофыркивали дремлющие кони, пытался устроиться поудобнее у костра схимник из второго поколения, но сон к нему не шел. Покалеченный пес подполз к Экспериментатору и прижался теплым боком. Я заметил, что шерсть у молодого зверя совсем седая. Зверь не понимал, что сейчас пытается согреть того, кто стал причиной его нынешней беспомощности.
Я подошел и ласково погладил его по ушам, поймал благодарный взгляд. Пес робко завилял хвостом.
– Кости срастутся, раны затянуты, – тихо сказал я ему. – Человек – тварь более живучая, чем даже твое племя. А тем более мы, схимники, не такие, как все. Ведь у нас теперь есть кроме нашего учения, нечто большее. У нас есть цель и путь к ней. И мы пройдем его.
СеверодонецкОктябрь 2010 – сентябрь 2011Стихи автора.
Стихи автора.
