– Обычно Ложа в таких случаях неофициально возмещает ущерб, так что по миру никто не пойдет. Было бы хуже, если бы Ложа этого не делала.
– Да уж, сначала подожгли, потом возместили, а что людям пережить довелось, никому не важно. Вряд ли Тавше Милосердной такие дела угодны.
После этого горького замечания их опять поразила немота, и наконец Суно сказал:
– Зинта, я маг Ложи, со всеми вытекающими обязанностями. Как бы там ни было, Ложа заботится о процветании Ларвезы.
– И как мы теперь будем с этим жить? – тоскливо вздохнула Зинта.
– Жить с этим буду я, а не ты. На тебе вины нет. Я много с чем на душе живу…
Эдмар на следующий вечер снова заглянул в гости как ни в чем не бывало.
– Завидую Суно, – обронил он как будто между прочим, когда лекарка встретила его в прихожей, успев вперед матушки Сименды.
– Чему ты завидуешь?
– Тому, что ты не послала его на все четыре стороны после вчерашнего момента истины. Мне в свое время повезло меньше.
– Я тебя разве в какую-то сторону посылала?
– Не ты. Сначала моя любимая женщина, а потом еще и он. Мол, ты плохо себя ведешь, поэтому мы с тобой не играем. Зинта, тебя это не поражает?
– Я не знаю подробностей, чтобы поражаться или нет, – рассудила лекарка. – А он – это кто?
– Мое наваждение. Хальнор, который когда-то превратился в болотного кота, а потом ушел из Сонхи Вратами Хаоса, родился в другом мире и дослужился до капитана космической полиции. Держу пари, дальше его повышать не станут, он для этого недостаточно вменяемый. Я сам могу стать наваждением для кого угодно, а этот человек стал наваждением для меня. Всю жизнь, на протяжении всех своих прошлых жизней я бессознательно искал его, хотя все без остатка забыл, а когда мы наконец-то встретились, наделал таких глупостей, что вспоминать больно. Впрочем, он сам напросился. «Ты плохой, поэтому я с тобой не играю», – он не должен был мне этого говорить. Вернее, говорил-то он другое, но суть сводилась к этому. Право же, со мной так не стоило… Ибо я на это подумал: «Ладно, ты, такой хороший, со мной не играешь – зато я с тобой играю, так что пеняй на себя».
– Ага, то-то тебя в конце концов убили. Видать, доигрался.
Эдмар скорчил неопределенную, но артистически выразительную мину и возразил:
– Меня убил не он. Я пал жертвой милитаристов, которых хлебом не корми – дай пустить в ход какое-нибудь оружие массового поражения, даже если ситуация не располагает и необходимости, мягко говоря, нет и в помине. Он, напротив, предупреждал меня об опасности, он же видящий, восемь из десяти, но я тогда смертельно устал, и меня со страшной силой тянуло балансировать на лезвии, разделяющем жизнь и смерть. Вот и добалансировал… Суно дома?
– Идем, – вздохнула Зинта.
У нее мелькнула догадка, что Тейзург неспроста явился с визитом на другой же день после «момента истины». Не иначе, у него припасен еще какой-то сюрприз. Мелькнула и уплыла, а сюрприз оказался еще хуже, чем вчерашние разоблачения. Собственно говоря, именно из-за этого они и поссорились.
– Коллега Суно, я скорблю и не могу не завести речь о справедливом воздаянии.
Он сказал это уже после угощения, допив свой шоколад и элегантным жестом вернув на стол чашку. Его голос звучал мягко, грустно и учтиво, лицо заливала безупречная фарфоровая бледность (как заподозрила Зинта, не без помощи притираний), глаза были слегка подведены, волосы гладко зачесаны назад. На нем была баэга, китонское одеяние из плотного зимнего шелка – Эдмар говорил, что в «его» мире люди, бывает, носят похожую одежду, которая называется кимоно – и ее узор, крупные темные орхидеи по лиловому фону, тоже был проникнут тревожным траурным настроением.
Суно в старом домашнем сюртуке, с небрежно приглаженной шевелюрой, ранними морщинами и усталыми проницательными глазами, рядом с ним выглядел по-человечески уязвимым, и Зинте хотелось защитить его, хотя гость вроде бы не угрожал, да и Суно Орвехт не из тех, кто нуждается в защите.
– У вас какие-то вопросы к Ложе, коллега Тейзург? – его реплика прозвучала бесстрастно, с оттенком официоза.
– Да боги с вами, Суно, конечно же, нет, – смех Эдмара развеял пугающе-оцепенело-скорбное очарование момента – словно камень, разбивший гладь водоема с печальным темноватым отражением. – Какие могут быть вопросы, если это была обоснованная мера? Зинта, не делай такие страшные глаза. Ты ведь слышала о том, что в последнее время сурийцы сами устраивали в Аленде точечные погромы – там чайная или магазин, здесь – чей-нибудь каретный сарай, не говоря о беспардонных нападениях на прохожих. Благородное негодование по поводу того, что Ларвеза живет безнравственно, а белые женщины и юноши, видите ли, матхав не носят, прельщая целомудренных детей Юга своими открытыми лицами, и все такое прочее. Носил я эту матхаву, когда приходилось прятаться, весьма удобно для сохранения инкогнито, но сейчас-то она мне зачем сдалась? Бред. А предъявлять по этому поводу претензии законным хозяевам города – еще и невежливый бред. Я в курсе, что их подстрекают, но кто же их неволит слушать подстрекателей, кроме собственной глупости? А глупость наказуема. Они сами, буквально с ножом у горла, вынудили Ложу нанести ответный удар. Натравить недовольную толпу – это в данном случае куда эффективней, чем посылать карательный отряд, так что я не могу не одобрить решение Ложи. Зинта, умоляю, поставь сливочник на стол. Суно, сделайте одолжение, заберите у нее сливочник. Зинта, я не говорю, что мне нравятся пошлые массовые беспорядки, они мне внушают глубочайшее отвращение, но, увы, клин клином вышибают. Герои сурийских кварталов должны были на собственном опыте убедиться в том, что разнузданное поведение на чужой территории до добра не доводит. У меня претензия частного характера. Те, кого Ложа использовала в качестве орудия, напрасно убили достойного Селдабур-нубу. Мне будет не хватать его стихов. Он был утонченным поэтом, тишайшим и культурнейшим человеком, к тому же в силу своего преклонного возраста он не смог бы ни на кого поднять руку. Перед смертью ему причинили тяжелые страдания. Напрасно, очень напрасно, я ведь этого так не оставлю… – глаза Тейзурга поменяли цвет, налившись демонической желтизной. – Я безмерно ценю его стихи, которые изысканностью метафор напоминают мне могндоэфрийскую поэзию, и я намерен осуществить справедливое возмездие. Коллега Суно, Ложа согласится по-хорошему выдать мне убийц Селдабур-нубы? Я имею в виду не первых попавшихся, кого не жалко, лишь бы я успокоился и отвязался, а тех самых, которые месили ботинками лицо бедного старого поэта и втыкали ему в живот столовые приборы?
Зинта вцепилась в свисающий край скатерти и чуть не стянула ее на пол заодно со всем, что на ней было, но спохватилась и разжала пальцы. Вернувшись из погорелой деревни, она лечила обитателей сурийских кварталов, пострадавших во время погрома, и порой попадались травмы совершенно немыслимые – в здравом рассудке такого не вообразишь. Демоны Хиалы могут учинить что-нибудь в этом роде, но чтобы люди… Так что она имела представление о том, что там творилось, и все равно ей стало до тошноты нехорошо. Пусть будут прокляты те, кто устраивает такие погромы, к какой бы из сторон они ни принадлежали!
– Ты ведь собирался увезти Селдабур-нубу в свое кофейное княжество, – напомнила она выцветшим голосом. – Что ж не увез?
– Не успел, – с досадой признался Эдмар. – У меня там вовсю идут строительные работы, дворец еще не готов, а будущий город больше напоминает лагерь кочевников. Я хотел привезти туда Селдабур-нубу, когда все будет закончено, чтобы он увидел ошеломляюще прекрасный архитектурный мираж на фоне знойного неба – и не сразу поверил в его реальность. Там все будет сделано по моему проекту, как единый ансамбль, он бы оценил. Хотелось бы мне услышать его впечатления… Он наверняка написал бы по этому поводу какое-нибудь прелестное стихотворение, но теперь уже не напишет.
Когда случился сурийский погром, Тейзург пропадал у себя на юге, а перед тем его носило по чужим мирам. Лекарке подумалось: если б он, с его любовью к театральным эффектам, не промедлил, все бы вышло иначе… По крайней мере для старого поэта.
Эту сердитую мысль сменила другая, грустная: уж если ты решил кого-то порадовать, не откладывай на далекое «потом», а то в жизни по-всякому бывает, и вдруг это потом для него не наступит?
– Вряд ли кто-то из моих коллег хотел таких злодеяний, – угрюмо произнес Орвехт.
«Да им попросту было все равно, твоим коллегам», – про себя вздохнула Зинта.
Он продолжил:
– Полагаю, Ложа не станет возражать против того, чтобы изуверы ответили за свои действия, но проблема в том, как теперь разыскать убийц Селдабур-нубы. В беспорядках участвовало несколько сотен человек, и если будут наказаны все, это вызовет у горожан недовольство.
