Навен так увлекся идеей, что просто достал из пояса рунный камень и активировал. Это оказалось большой ошибкой. Он совершенно не думал о чьем-то горе, об уважении к умершим. Сейчас значение имело лишь продвижение в дырявом расследовании.
Женщины запричитали, заохали, зашумели. Навен читал безумие в их глазах. То самое безумие, которое способно на все.
И пока он обдумывал, как и чем повлиять на столько людей сразу, из леса вышел Леннарт.
Стройный, в сияющих доспехах, без шлема. Красивый, как с соборной фрески. Леннарт не был нем. Он запел. Среди всего отчаяния, снега, крови и голых деревьев уверенный нежный голос звучал чем-то неземным. Годы в монастыре не прошли зря: Леннарт знал все обрядовые песни наизусть.
Он простер руки, как изваяние самого Илнара. Не хватало разве что божественного свечения из ушей. Но селяне, увязшие в своем горе, были готовы искать утешения в чем угодно. Они как зачарованные потянулись к поющему рыцарю. Хотя, может, в тех напевах и было что-то от чар. Навен мало интересовался церковью и ее обычаями.
Между тем, потерявшие близких напуганные люди встали перед Леннартом на колени. Рыцарь сделал едва заметный кивок в сторону телеги.
«Цинично, да», – размышлял Навен, бегло осматривая раны. Взрослый мальчик и мужчина были изорваны в клочья. Тварь разделывала их голыми руками, не отрезая, а вырывая, выкручивая куски мяса и ломая кости. Грязно, жестоко, по-звериному. Маленький мальчик, светлый и тонкий, как цветок одуванчика, отличался от прочих: всего одна глубокая рана. Никаких повреждений. Края раны почти ровные.
Руна говорила, что из всех троих малыш умер первым. А только несколько часов спустя монстр разорвал старшего ребенка и мужчину. Два трупа уделаны кровью, пакостью из кишок и желудка, изувечены. Женщины смыли следы, но руна видела их. На маленьком мальчике ничего похожего.
Песня Леннарта начала затихать и на тоскливой протяжной ноте сошла на нет. Навен предусмотрительно отступил от телеги.
Было бы совсем хорошо, если бы, смолкнув, рыцарь растворился в воздухе. Но он остался стоять, утешая женщин избитыми фразами о лучшей жизни за гранью. В лучшую жизнь Навен не верил. Оттого отчаянно цеплялся за эту. А Орсо верил. Хотя тоже цеплялся.
– Иди с ними к графу, – отстав немного, сказал Навен в затылок Леннарту. – Я догоню. Нам надо осмотреть все тела. Но не настаивай. Сиятельство должен сам это предложить.
– А ты?
– Мертвая девица, забыл?
Перед воротами Навен исчез. Он незаметно съехал в сухой глубокий ров. Парень много часов провел в нем мальчишкой, собирая травы и представляя себе невероятные приключения. Но все это было так глупо и наивно. Тогда рядом не было Орсо.
У гильдмастера всегда припасен план побега. Старый лис Рейнар вырыл нору себе под стать. В глухой коридор можно было попасть только руной. Спертый воздух не желал лезть в глотку. Пахло плесенью и землей. Пучки корней пробили себе дорогу в лаз сквозь вполне пристойную кладку.
Добравшись до выхода на том конце, Навен прислушался: дом молчал. Камин не горел. Поросший паутиной рычаг поддался нехотя. Зола под ногами была теплой. Выбравшись из камина, парень встретился взглядом с хозяином особняка.
Рейнар неподвижно сидел в кресле с высокой спинкой и могучими подлокотниками в виде лисьих голов. Его изящные длинные пальцы были сплетены в замок, а глаза печальны. Если бы Навен представлял Балнара, то черный бог интриг, тайн и покровитель убийц выглядел бы так.
– Она мертва, – сказал Рейнар, и это не был вопрос.
– Ваша дочь? – Навен впился взглядом в проницательные глаза шпиона.
– Просто скажи это.
– Девушка умерла этой ночью, – сухо произнес он. – Если вам от этого станет легче, я сделал все, что мог.
– Где она?
– Около лесной хижины. У нее осталась сестра где-то на материке.
– Та не моя, – равнодушно сообщил Рейнар. – Я пошлю людей за телом. Выход найдешь сам.
Вот тут бы промолчать, развернуться и уйти. Но что-то хлыстом щелкнуло под ребрами. Сейчас Навен не боялся показаться непочтительным. Он так свыкся с несуществующей ролью жреца, что не мог отступиться.
– Все мы дети Мадары. Последние слова вашей дочери были о сестре. Если вы дорожили девушкой, имейте уважение к тому, чем дорожила она.
– Убирайся!
На другую реакцию рассчитывать не приходилось. Мужчины, облеченные властью, не любят, когда их начинают поучать.
Усиленная стража имитировала бурную деятельность: вместо того чтобы месить грязь в нижнем городе, они группками маршировали по мостовой верхнего. Квартал поплоше оставили для ополченцев и неумех.
Являться к его сиятельству без приглашения давно вошло в привычку. Тем более теперь, когда где-то в замке была его мать. Желая избежать нелепых бесед со стражей, Навен решил воспользоваться одним из тайных ходов. Да и безопасность прохода проверить не мешало бы.
Вход открылся легко и бесшумно, словно им часто пользовались. Звуки города умерли за спиной. Навен шел быстро, погруженный в свои обычные мысли. Завернув за угол, по периметру огибающий приемный покой, он влетел в густое облако зловонного сизого дыма.
– Проклятье, – откашлялась Лавиния. – Думала, ты этой дорожкой не ходишь.
– Я тоже… думал. – Навен отогнал дымное облако.
Младшая дочь графа ловко выбила из трубки остатки табака. Растерла по полу ногой тлеющую кучку, задрала юбку и заткнула трубку за изящную кружевную подвязку. Повадками Лавиния напоминала отца более остальных сестер. Эдакая насмешка Мадары над желанием графа иметь сына.
Однако Навен по-своему любил Лавинию. Ее же чувства к нему лежали в несколько иной плоскости. Навену всегда хватало благоразумия не путаться со своенравной девчонкой.
В узком коридоре отделаться от нее было не так просто. Табачное зловонье пахнуло в лицо. Спина уперлась в стену, а жесткий корсет юбки скрежетнул по кладке.
– Снова нет? – настойчивые ручки побежали по его телу туда, куда и не стоило бы. – Вдруг нас завтра всех убьют. Как тех крестьян.
– Осторожнее, милая. Я все еще могу оказаться тебе кровным братом, – он нарочито рассеянно чмокнул девушку в губы.
– Разве только это, – проворчала она, но отступила. – Моему отцу удавались только дочки.
Навен, стараясь остудить разум, галантно предложил Лавинии руку.
– Что слышно в замке? – спросил он.
– Нападения обсуждают, – откликнулась Лавиния. – Одни говорят, что на селян напал черный человек из леса, другие рассказывают, что видели здорового който. Бред? Он же не мог?
– Напасть? Нет.
– Может… мне стоит принять предложение регента? – вдруг прошептала она. – Тогда от отца и от Хоринга отстанут.
На подобный разговор Навен не рассчитывал. С другой стороны, с кем бедняжке еще говорить? Сестры далеко. Переписку прочтут шпионы как минимум дважды. Мать умерла. Каси, хоть и старается, но сойтись с Лавинией близко не сможет никогда. Не с сиятельством же!
– И прожить в отдаленной провинции до смерти, видя уродливого старика-мужа раз в полгода? – серьезно спросил Навен.
– Зато можно завести роту любовников, – на кукольном личике лежала печать отчаяния. – Можно подумать, мои родители друг друга любили. Я пытаюсь понять, что будет правильно, а не от чего мне будет хорошо.
Он остановился. Лавиния стремительно раскрывалась с совершенно неожиданной стороны. Все знали графскую дочку распутной испорченной девчонкой с лихим нравом, больше подошедшим бы рыцарю. На мгновение он увидел ее на троне. Зрелую, мудрую, сияющую. Достойную славы отца. Вилейскую львицу. Такой хватило бы храбрости и ума избавиться от мужа, чтобы править самой.
– Ты могла бы стать хорошей императрицей, – честно ответил Навен. – Но не получится ли так, что ты превратишься в заложницу интриг? Твоего дядю Луи постигла незавидная участь. Этого я для тебя не хочу. Не хотел бы. Если бы мое слово имело вес.
– Возьми меня. Возьми меня в жены, – горячо зашептала Лавиния. – Отец отдаст. Я стану свободной от всей этой дряни. Мы состаримся здесь, на Хоринге. У нас будут красивые дети.
Она уставилась на него блестящими от слез глазами. И Навен внезапно понял, откуда весь этот крутой нрав, все глупости и безумства.
– Не бойся жить. Ты непременно выйдешь замуж, как принцесса из сказки. За храброго рыцаря, который рискнет за тебя всем. А еще у тебя навсегда останется брат-прохвост и негодяй. Я… люблю тебя, Лаф-Лаф.
«Гизрия лишается права содержать боеспособную армию, а правители ее более не именуются королями и королевами».
Статья 12 акта весенней капитуляции
Такой обычно шумный зал хранил тишину. Рыцари Хоринга ели молча. Если у де Вельта и был еще какой талант, кроме военного, так это талант принимать непростые решения. Перевезти всех селян под защиту крепости было бы проще – но что станет со скотом и запасами? Люди графа вызвались нести вахту на дальнем рубеже, пока там есть, кого защищать. Если Хоринг считался кое-где краем мира, то те фермы – самое его острие.
