Все эти события сами по себе не беспокоили бы так, когда бы не общая их загадочность, подспудное ощущение чего-то необъяснимого, поджидающего в темноте. Не страх – запах страха, предчувствие страха было разлито в ночном воздухе великого города Арша. Это было, пожалуй, хуже, чем ощущение наступившей войны. Неудивительно, что многие из горожан теперь мечтали скорее оказаться под защитой эссардских наемников, и какая разница, есть ли у этих наемников душа? Главное, что у них есть оружие.
Дед, удобно устроенный среди подушек, молчал. В темноте Иарра не видела его, лишь слышала неровное, с присвистом дыхание на расстоянии вытянутой руки от своего лица. Спит или тоже задумался? У нее и у самой слипались веки – высыпаться ночами мешали кошмары. Они по-прежнему посещали ее каждую ночь и по-прежнему забывались, стоило только открыть глаза. Может быть, здесь, возле деда и под защитой Красных, ей удастся немного вздремнуть?
Она зевнула и удобнее устроилась на подушках. Путь через весь город к храму Непознаваемого займет больше часа. Если бы только…
Она проснулась, когда носилки опустились на землю и замерли. Открывать глаза не хотелось, тем более не хотелось шевелиться – впервые за долгое время ей удалось поспать без сновидений. Тело и разум дружно требовали вернуться и продолжить в том же духе еще часов хотя бы пять. Дед храпел, и этот то обрывавшийся, то заходящийся свистом звук на удивление не казался ей неприятным и даже наоборот – успокаивал. Если это все, что нужно, чтобы избавиться от кошмаров, она завтра же перетащит свою кровать в дедовскую спальню.
Вообразив себе эту сцену, Иарра усмехнулась и наконец открыла глаза.
– Дед, – позвала она. – Мы приехали.
Храп прекратился. Энс Адай по-стариковски всхлипнул и твердым голосом сказал:
– Помоги мне выйти.
– Конечно, дед.
Храм венчал собою пологий, весь зеленый и розовый в зарослях тамариска и вербы холм в стороне от крайних домов Белого квартала. Заботливо выложенная белым камнем дорожка поднималась на холм и заканчивалась в нескольких сотнях шагов от храма, у края того, что было когда-то садом. В последние десятилетия сад оказался запущен и сейчас походил скорее на очень старый парк. Белые следили за чистотой памятника, но и только. Храм Непознаваемого не имел отношения к официальной религии Арша и не мог считаться их заботой.
Здесь, у края парка, и остановились носилки. Иарра вышла наружу и протянула руки деду. Он изо всех сил старался держаться прямо и лишь слегка опирался на ее плечо, но, оказавшись в своем кресле, не смог удержаться от облегченного стона. Ее вновь укололо чувством вины: ну почему она не может совладать со стариком, зачем позволяет ему подвергать себя опасности?
Но он уже пересилил слабость и повелительно махнул ожидавшей приказаний страже:
– Ждите здесь. За нами не ходить, мы останемся до утра. Поехали, Иарра.
Она послушно взялась за спинку кресла и покатила его через парк. Колеса несколько раз увязали в земле, в спицах запутывался мусор, но в целом они двигались довольно быстро и вскоре уже оказались невидны для тех, кто остался позади. Сумка со всем необходимым лежала у деда на коленях. Разросшиеся оливы склонялись над ними, плодовые деревья стояли по обе стороны прохладной шепчущей завесой. Меж ветвей проглядывали звезды, такие крупные, словно из всех мест на свете храм Непознаваемого находился ближе всего к небу и его тайнам.
Еще немного, и деревья расступились, и в темноте перед ними вырос зиккурат – гигантская, наполовину ушедшая в землю платформа, служившая основанием для двух других, каждая следующая меньше предыдущей, со святилищем на самом верху. Широкие крутые ступени поднимались наверх, где под сенью величественной арки соединялись с двумя боковыми лестницами и выводили на первую площадку, к новым ступеням, ведущим еще выше. Ночное небо одевало храм звездной мантией. Заброшенный и почти забытый, местами разрушенный, он еще помнил то время, когда царил над городом и над всем миром, и через тысячелетия он все еще не утратил своего величия.
Иарра остановилась – сердце сжалось от странного предчувствия, и тоски, и ужаса перед этой первобытной красотой. Здесь не было ничего от современного Арша с его изысканной архитектурой, с его поспешным весельем и неприхотливой религией. Здесь отчетливо звучали шаги времени, шелестящие, как звук переворачиваемых страниц, размеренные, как шепот песчинок в колбе часов; но вместе с тем казалось, что именно здесь ход времени остановился – тысячелетия назад и навсегда.
Дед проговорил свистящим шепотом:
– Как давно я здесь не был…
– Как здесь прекрасно… – прошептала Иарра так тихо, чтобы не услышал даже он.
Ее влекло сюда, она поняла это сразу, как увидела храм – влекло во время ночных кошмаров, во время бессонных ночей над пожелтевшими страницами. Словно кто-то очень властный призывал ее и гневался, что она медлит. Явившись наконец, она ощутила себя беспомощной перед его волей и в то же время необыкновенно сильной, как будто разом сбросила всю накопившуюся усталость последних недель.
– Нам нужно наверх, – сказал дед. – Тебе придется поднять меня, а потом вернуться за креслом. Не бойся, только на первую платформу.
– Я знаю. Я тоже читала.
– Идем, Иарра Самурхиль. Если кто-то и может выведать его тайны, то это мы двое.
Шестьсот лет назад, когда засыпанное подземелье под храмом впервые обнаружили и решили раскопать, к нему был проделан дополнительный тоннель извне, чтобы проводить работы и вывозить землю, минуя храм. Позже, когда подземелье решили запечатать, тоннель засыпали и посадили сверху семена кедров, которые выросли и стояли до сих пор. Засыпанный и скрытый под корнями вековых гигантов, тоннель все равно что не существовал. Оставался только один путь – с первой, самой широкой террасы. Этот путь в свое время был обнаружен по чистой случайности; запирая его снова, тогдашние ученые позаботились, чтобы случайность не повторилась. Лишь тот, кто знает, где искать, сможет найти ход.
Древние ступени казались почти неподвластными времени, лишь обожженный кирпич, которым они были облицованы, местами осыпался. Такие участки выглядели морщинами на старом, но все еще сильном лице. Иарра внимательно смотрела под ноги, соразмеряя свои шаги с дедовскими и думая лишь о том, чтобы не споткнуться. Энс Адай держался за ее плечи. Его рука дрожала от напряжения, он тяжело дышал сквозь зубы, но до самого конца не сдался и не позволил себе повиснуть на ней всей тяжестью.
Пройдя под сводами арки, она помогла деду сесть на камни и спустилась вниз за креслом. Храм и окружавший его парк были окутаны тишиной, такой плотной и вязкой, что чудилось, будто в уши набита вата. Трудно было поверить, что совсем близко, стоит лишь спуститься с холма, кипит не смолкающая даже ночью жизнь знакомого ей Арша. Даже их собственные оставленные возле носилок спутники как будто перестали существовать. Не будь она скептичной и недоверчивой внучкой старого Адая, Иарра решила бы, что храм затворил за ними с дедом двери этой ночи, что он, как живое существо, дожидался только их двоих и больше не желает видеть никого.
Но истинные Самурхиль даже богов поминают не иначе, как с ироничной усмешкой, где уж тут размышлять о живой воле древних храмов! Все, что ей оставалось – зябко передернуть плечами, хотя воздух не был холодным, и от нагретых за день кирпичей исходило тепло, и, прихватив кресло, вновь отправиться наверх.
Здесь звезды казались еще ближе – чуть зазевайся, и вдохнешь какую-нибудь из них. Повернувшись лицом к городу, можно было увидеть огни Белого квартала и блестящую в отражениях звезд ленту реки. Привычный мир отсюда выглядел изображенной на холсте фантазией художника. Иарра отвернулась от него, чтобы помочь деду забраться в кресло.
– С задней стороны платформы, – сказал энс. – Ты помнишь, что делать?
– Да.
Каждая из боковых сторон нижней платформы была достаточно широка, чтобы проехать в ряд паре колесниц. Толкая перед собой кресло, Иарра обогнула угол второй платформы и очутилась с задней, обращенной к городским вратам, ее стороны.
Оставив кресло, подошла с стене. Три широких углубления справа и слева, одно посередине – напротив, с лицевой стороны, в этом месте лестница. Здесь же… Иарра коснулась стены руками, зашарила, как слепая. Ей не нужен был древний пергамент, изображение отпечаталось в мозгу огненными линями. Вот они, третий ряд справа и третий слева, легкий, еле заметный изначально и вдобавок сглаженный временем рисунок букв. Иарра надавила на них ладонями. Ничего не произошло. Тогда она нажала сильнее. Дедовский взгляд сверлил ей спину, но Иарра уже не помнила о нем, она была как пьяная, она больше не принадлежала самой себе. Влечение, ощутимое раньше, стало невыносимым. Когда кирпичи под ее ладонями поддались и ушли внутрь, и между ними проступило очертание двери, Иарра вскрикнула и, шарахнувшись прочь, упала на колени. Скрючилась, обхватив себя за плечи. Зубы выбивали торопливую дробь.
