Марту волновали другие дела, более насущные:
– Что дальше-то будем делать? Всемир неделю пролежит, не меньше…
Новые знакомые смотрели на меня укоризненно…
– Ну, братцы, – развел я руками. – Что получилось, то получилось. Если покажете, куда ехать, до лагеря довезу. А дальше у меня дело есть.
– Курёнка не продашь? – поинтересовался Хельмут, бросая голодный взгляд на телегу. – Мы тут уже несколько дней на подножном корму.
– На подножном?! – возмутилась Марта. – А кашу по утрам кто жрет? А похлебку? Не ты?
– Так с каши-то какой толк? – хмыкнул Хельмут. – С гороха только воздух портить.
– Ну, гороха не любишь – будешь траву жевать! – пообещала Марта и пожаловалась: – Я им, козлам, готовлю, как проклятая, а они еще и носы воротят.
– Да что ты, что ты… – засуетился разбойник. – Это я так, к слову. А курочку перекусить – неплохо бы.
А мне вдруг захотелось гороховой каши.
– Ладно, – засмеялся я. – Поехали курочку перекусывать.
Вожжи я вручил Хельмуту, правившему лошадью с нескрываемым удовольствием. Всемир, привалившись к мешку, постанывал, если колесо попадало в колдобину, а атаманша дремала.
Имя Марта, по моим представлениям, должна бы носить крестьянская девка – плотно сбитая, с титьками, что не удержит никакой корсаж! А тут… Тощая, маленькая, с мальчишеской стрижкой и плоской грудью. Да и красотой не отличалась – шрамы украшают только мужчин, да и то не всяких. Конечно, после трех стаканов шнапса за красавицу сойдет. Но я не пил двадцать лет!
Но это была женщина. Я, к своему удивлению, почувствовал, что каторга не избавила от грешных желаний. Даже пожалел, что пошел на переговоры с грабителями, – можно бы вначале изнасиловать Марту, а уже потом мириться. С другой стороны, тогда бы пришлось их убивать, а так, глядишь, они еще могут пригодиться.
– Хочешь меня? – спросила Марта, резко открывая глаза, будто и не дремала.
– Н-ну, – кивнул я. А чего скрывать?
– Старый пень, а туда же, – усмехнулась женщина.
– Чем старше пень – тем крепче корень! – ответил я, будучи слегка уязвлен.
– О! А ты дед – не промах, – Марта одобрительно улыбнулась, игриво пошевелив шрамами.
Лучше бы хмурилась…
Всегда представлял себе лагерь разбойников скопищем сырых землянок или шалашей из веток и гнилой соломы. Уже ощущал едкий угарный дым, что лезет в глаза, и ночной холод, от которого не спасает костер.
То, что увидел, больше напоминало хутор – домик из дикого камня, конюшня, пара сараев. Снаружи видны следы запустения – бревна сараев почернели от времени и подгнили, камень оброс мхом, а старая черепичная крыша украшена соломенными заплатами.
Зато внутри было тепло и уютно. Большой зал, половину которого занимал камин. Из мебели только шкуры, столешница и козлы, отставленные в угол. Ни дать ни взять охотничий домик барона средней руки. Сходство усугубляли трофеи – приколоченные к стенам оленьи рога, крылья птиц, кабанья голова и одинокое чучело волка. Судя по зияющим «ранам», «кровоточившим» опилками, его использовали как мишень для метания ножей.
Нашел глазами то, что искал, – два медных гвоздика, из-под которых торчали обрывки свиной кожи – все, что осталось от герба, некогда украшавшего внутренние покои.
Заметно, что здесь хозяйничает женщина, – полы вымыты, шкуры аккуратно свернуты, а на стенах, помимо охотничьих трофеев, развешаны букетики искусственных цветов, вышитые салфетки и прочая дребедень.
Пока мы с Хельмутом укладывали Всемира, разгружали воз, распрягали и устраивали лошадь, Марта успела сменить штаны и плащ на длинную юбку, блузку и фартук.
В таком обличье она мне нравилась больше. Всегда считал, что фрау и фрейлейн не должны бегать по лесам и болотам, охотясь на дичь (вспомнилась отчего-то Светлейшая герцогиня с многоэтажным именем), или караулить на большой дороге путников! Вроде даже фигура у атаманши стала другой – спереди появилась грудь, а сзади – попа.
Когда Марта захлопотала у камина, а в воздухе запахло чудесными ароматами, я решил, что на ее морду можно и не смотреть.
Атаманша сварила гороховую кашу с поджаренными шкварками и луком. Глядя, как Хельмут воротит нос (а Всемир есть отказался), я без зазрения совести съел не только свою порцию, но все остальное!
– Видишь как надо! Смотреть приятно, – похвалила меня стряпуха-лучница, укоризненно посмотрев на Хельмута.
– А! – отмахнулся грабитель. – Я после каторги целый год лопал что попало. Может, курочку? – посмотрел он с надеждой.
– Что попало?! – возмутилась Марта. – А ну пошел отсюда!
Мне стало смешно. Девица со шрамами была младше Хельмута едва ли не вдвое, но действо напоминало выволочку строгой мамаши непутевому чаду.
После завтрака Марта и Хельмут ушли за хворостом. Меня они с собой не приглашали, а я не набивался.
Чтобы не скучать, покопался в сарае, куда складывались ненужные в хозяйстве вещи. В том числе и оружие, не нашедшее спроса в разбойничьем ремесле.
Я успел заметить, что троица предпочитала ножи и кистени. Разумно. Если не умеешь драться длинным клинком, лучше не пробовать.
Оружия нашлось немного – пара охотничьих копий с широкими заржавевшими наконечниками и древками, источенными жучками, сломанный арбалет (кто-то использовал приклад как дубину) и топор без топорища. Был еще старый тесак, кованный в деревенской кузнице. Видимо, все осталось от прежних хозяев. Крестьяне, которых грабили мои новые друзья (вряд ли втроем они могли одолеть купеческий обоз), оружие не носили.
Первым делом я осмотрел тесак. Тесак – штука хорошая. Неказист, но при умении даст фору хоть мечу, хоть шпаге. Но этот, проржавевший насквозь, не годился даже на переплавку.
Поразмыслив, выбрал себе одно из копий. Странное какое-то копье. Явно охотничье. Но на какого зверя? Если на медведя, зачем широкое лезвие? Если на кабана, к чему тут упор?
Но при желании может получиться протазан!
Ствол молодой рябинки сгодился для древка. Я долго счищал ржавчину, затачивал режущую кромку. Зато, когда Марта и Хельмут вернулись с хворостом, у меня было оружие, которым можно не только колоть, но и рубить (голову оттяпать не возьмусь, но рассечь брюхо – запросто!).
– Ого! – присвистнул Хельмут, увидев как я «воюю» с зарослями крапивы.
– А что-нибудь потолще? – насмешливо спросила Марта, опуская вязанку.
– Запросто, – беспечно ответил я, перерубив деревце в два пальца толщиной.
– Хе, – презрительно выпятила Марта губы. – Такое-то и дурак срубит…
– Попробуй, – предложил я, протягивая копье.
– А чего оно такое тяжелое? – озабоченно спросила лучница, взяв оружие. – Что за хрень такая? Копье – не копье, топор – не топор… А ну-ка…
Ствол юной осинки подался назад и, спружинив, отбросил оружие в обратную сторону, едва не вывернув Марте руку.
– Доннер веттер! – выругалась женщина, бросая копье на землю.
– Дай мне! – загорелся Хельмут.
Зачем-то поплевав на руки, он ухватился за древко и от всей дури, словно топором, вдарил по деревцу. На стволе появилась зарубка. Еще пара ударов – и несчастная осина упала.
– Вот так! – гордо выпрямился Хельмут.
– Молодец, – похвалил я грабителя и выбрав осинку такой же толщины, срубил ее одним ударом.
– Как это у тебя ловко… – озадаченно сказал Хельмут. – Я шесть лет кайлом руду дробил, а до этого углежогом был – лес рубил.
– Ты лес да руду, а я людей, – ответил, не вдаваясь в подробности и тонкости рубки…
– Пока за железку схватишься, я тебя пристрелю… – пожала плечами Марта, поднимая вязанку и направляясь в дом.
– Проверим? – предложил я.
– Смотри, я шутить не буду.
Марта была хорошим стрелком. Я не видел, как она прицеливалась, но чувствовал, что стрела, наложенная на тетиву, полетит прямо в глаз… Однако вторую стрелу она выпустила, когда я отбил первую. Расстреляв с полколчана, женщина озадаченно опустила лук и снова выругалась:
– Доннер веттер!
М-да, могла бы и другое что-то сказать, интереснее. Ну молодая еще, ругаться не научилась. Со временем научится. А заодно поймет, чем отличается наемный убийца от наемного солдата. «Стрелка» будет сидеть в засаде, выбирать цель и выпускать по одной стреле, а лучник в бою должен удерживать в воздухе три стрелы. И хотя бы одна из трех, но поразит цель. Если бы передо мной был стрелок, участвовавший в настоящих сражениях, не стал бы предлагать такую потеху.
Вечером столешницу водрузили на козлы и все, включая Всемира, презревшего головную боль ради курицы, расселись вокруг стола, оставив самое почетное место для атаманши. Марта торжественно внесла глубокую латку с тушеной курочкой, а Хельмут вытащил глиняную бутыль.
– Ну, за знакомство! – предложила Марта вечный, как мир, тост.
Народ опрокинул чарки, а я, осторожно понюхав вонючую жидкость, отставил в сторону. Вроде недавно мечтал напиться, а тут…
– Не будешь? – поинтересовалась Марта и, не дожидаясь ответа, схватила мою долю и лихо выплеснула в рот. Выдохнув, сообщила: – Тогда я за тебя пить буду!