Это была рука. Определенно рука. Собравшись с силами, я резко сел и одновременно откинул покрывало. В наше убежище влезла черная фигура, заслонившая собой игру огней. Я почувствовал, как его рука сжала мою ногу.
– Подъем, – прошептал Эльм. – Твоя очередь сторожить. Я его потерял, собачье племя. Так что будь начеку.
Очень хотелось выругаться и пнуть его из-за глупой обиды на собственный страх.
– Вот, возьми, – он сунул мне в руки свой ледоруб, а потом пошарил рядом с сопящим Фарри и нашел второй. Чуть успокоился. – Если что – сразу кричи, понял?! Сразу!
Я кивнул, прижал оружие к груди и торопливо выбрался наружу, на лед, по которому плыли сине-красные всполохи. Человека непривычного наши ночи могут напугать. А могут и наоборот, заставить остановиться и долго-долго смотреть в переливающееся цветами небо.
Матовое марево висело под звездами, и бесконечные барханы заструг на многие мили вокруг словно дышали в такт с ним. Ленивое, величественное и великолепное дыхание неба. Черные тени карнизов то отступали под наплывом света, то бросались назад, отвоевывая ярды смерзшегося снега.
Я забрался на «крышу» нашего дома и, сжимая в руках ледоруб, осмотрелся. Где-то среди этого великолепия скрывалась Гончая, и сам факт, что преследователь затаился, все больше меня тревожил.
Однако здесь, наверху, я кое-как успокоился. Хоть что-то можно контролировать, когда стоишь на верхушке ледяного холма и поглядываешь по сторонам. Когда ты лежишь в яме, ты лишен такого удовольствия и должен полагаться на случай, на удачу, на другого человека.
Какое-то время я вглядывался в темноту окрестных карнизов, то и дело возвращаясь взглядом к тем обелискам, у которых мы в последний раз видели Его. Безмолвие и безветрие царили надо мной. Потом мне это надоело, да и холод дал о себе знать. Гончая если и пряталась неподалеку, то выбираться из убежища не спешила. Мне подумалось, что странная тварь может лежать где-то среди льдов и ждать утра. Ведь должны же и они когда-то спать, да? Эти мысли успокаивали, вселяли уверенность и обнажали вещи более актуальные. Например – мороз, от которого замерзли в носу волосы, а кожа, даже прикрытая шерстяным шарфом, онемела.
С каждой минутой я все реже поглядывал по сторонам, непростительно сконцентрировавшись на ходьбе по кругу. Подпрыгивая и взмахивая руками, я старался прогнать холод и так скоротать время ночной вахты. По положению Яркой звезды, только вскарабкавшейся на небосвод, мне нужно было еще часа три плясать на морозе, прежде чем лезть внутрь и будить Фарри.
Мысли об одеяле постепенно охватили меня целиком. Холод в яме не был настолько лютым, как здесь, и постепенно образ теплого покрывала заволок мое сознание полностью. Я думал о том, какое оно мягкое, думал, как же будет здорово забраться в яму, прижаться к спящим товарищам и уснуть.
Кусок льда ударил меня по плечу.
Я оцепенел…
«Если что – сразу кричи, понял?! Сразу!»
Повернулся, сжимая непослушными пальцами рукоять ледоруба. Крик застыл в горле, и мне никак не удавалось выдать из себя ничего, кроме сипения.
«Сразу кричи, понял?!»
Черный человек вышел из-под нашего карниза. Он стоял чуть ниже меня и смотрел вверх. До него было не больше пяти ярдов, и эта близость наполнила меня еще большим ужасом. Я увидел, как небесные огни отражаются в его пустых глазах, словно в темном зеркале. От Гончей исходило сытое удовлетворение, словно он наконец-то получил то, чего давно хотел. Черная кожа поблескивала сине-красными всполохами.
В моей груди клокотал и хрипел сдавленный вопль тревоги. Проклиная себя, я пытался наполнить его звуком. Легкие болели от натуги, но тщетно…
«Сразу кричи!»
Преследователь был абсолютно гол. Абсолютно!
Я сделал шаг назад, и хруст льда под ногами выбросил меня из шока.
– Э-э-э-э-э-эльм! Оно здесь! – прорвалось наружу.
От Гончей повеяло радостным нетерпением. Будь он действительно псом – непременно заколотил бы хвостом по льду (если бы тот у него оказался).
Снизу, из ямы, раздался злобный рык силача и испуганный возглас Фарри.
– Э-э-э-э-эльм! – не прекращал я орать. Меня как прорвало.
Огромный циркач выбрался наконец из укрытия и сразу рванулся к Гончей, но тварь, словно в танце, отбежала прочь так ловко и грациозно, будто не весила ни фунта. Эльм рванулся за ней. Следом из ямы показался Фарри, заспанный, испуганный, но не желающий оставаться в неведении.
– Стой, собачья задница! – взревел Эльм.
Я, не ожидая от себя такой прыти, ринулся с карниза вниз, наперерез Гончей, но странный человек без труда ушел от нас, вскарабкался на соседнюю застругу и упер руки в бока.
Он смеялся, клянусь Светлым Богом – он рассмеялся. Я не слышал ни звука, но чувствовал волны хохота, таящиеся за его узкой грудью.
– Слезай, гнида! – сорвался на визг Эльм. Он разъяренным львом бросился на штурм заструги, но черный человек опять ловко отбежал ярдов на десять и вновь остановился.
А затем взвизгнул от боли, и меня окатило его яростью и злобой. Тварь шагнула было вперед, к нам, но затем бросилась наутек.
Мы с Эльмом посмотрели на Фарри, в руках которого неистово вращалась праща. Смертельно бледный мальчик таращился в темноту, выискивая в ней ледовую гончую. Силач, тяжело дыша, переводил взгляд с него на меня и растерянно хлопал глазами.
– Малыш Фарри, – наконец сказал он и улыбнулся. – Ну… Ну ты просто дал!
– А чего он? – испуганно ответил мальчик. – Почему спать не дает, а?
Эльм глухо хохотнул – сначала неуверенно, а затем от всей души. Я не удержался и тоже прыснул со смеху, а Фарри смотрел на нас с улыбкой, но страшно трусил, хотя по его боевому виду этого и нельзя было понять. Праща замедлила свой танец и опала, выронив кусок льда ему под ноги.
Мы стояли под красно-синим небом и смеялись так, будто ничего веселее в этой жизни нам не доводилось слышать. И с этим смехом уходило прочь нечто тяжелое, нечто жутко холодное, поселившееся в моей душе после гибели Кассин-Онга. Утекало, как вода через слив железной ванны.
Мы победили ледовую гончую. Невероятно, но мы прогнали эту тварь прочь – и теперь стояли посреди белой пустыни и хохотали так, что на глазах выступили слезы, тут же сцепив инеем ресницы. Два циркача и мальчик-эмпат посреди ледяного мира заструг, в котором прятался пристыженный демон черных капитанов… Создание из злых сказок старого времени.
Тот, в кого до сих пор не верили мои спутники.
Конечно, наивно было полагать, что тварь от нас отстала. Что ей хватило осколка льда, пущенного метким Фарри. Но победа и дух торжества поглотили меня целиком и полностью. И это была не первая моя ошибка.
И не последняя.
– Где ты так научился владеть пращой? – спросил я у Фарри. Губы опухли, и мне стоило больших трудов пошевелить ими. Замерзший шарф неприятно царапал кожу на лице.
При этих словах Эльм странно посмотрел на мальчишку, и я почувствовал его ехидное ожидание.
Мы сидели у черного обелиска, прижавшись к силачу и съежившись в три замерзающих комочка. Вокруг бушевала пурга. Острые снежинки с безумной скоростью неслись с юга на север, просачиваясь даже сквозь сетку очков, забиваясь в щели одежды и наполняя нас все большим холодом.
– В детстве, – по-взрослому ответил мальчик. – Я жил в Шарренвейме, в коммуне.
– Шарренвейм? – не понял я.
– Блуждающий город. Он очень далеко отсюда.
В Фарри заворочались тьма и горечь, и я пожалел, что вообще тронул его старую рану. Но мне стало интересно – что же ему довелось пережить? Что оставило такой след в юном сердце? Это любопытство показалось мне постыдным.
– Мы постоянно сталкивались с… соседями. Приходилось учиться…
Эльм хмыкнул, медленно стянул рукавицу и подышал на побелевшую кисть. Затем так же неторопливо натянул ее обратно.
– Пойдем, мальцы, – сказал он и тяжело поднялся на ноги. Под ударами пурги мы отошли от холма снега у основания столба, и тут ветер резко стих. Снег, который только что гнала стихия, словно потерял волю и стал плавно оседать вниз.
– Собачий выродок, – проурчал Эльм.
Я знал, о чем он говорит. Наш ночной гость по-прежнему шел следом. Черный человек стоял в отдалении, безмолвно наблюдая за нами.
– Но ничего… – загадочно пробухтел силач. – Еще посмотрим, кто кого.
Мы вновь отправились в путь, стряхивая с себя налипший снег и тяжело переставляя ноги. После произошедшего на стоянке, когда ледовая гончая сбежала от осколка льда, я совсем перестал бояться и провалился в ощущение нескончаемого холода.
Из-за мороза даже мысли ворочались с трудом. Если бы не наши регулярные остановки, когда мы отпивались горячим чаем, согретым на горелке, то, думаю, мы давно бы уже превратились в три замерзших трупа. Стуча зубами, чувствуя ломоту в теле, я считал шаги в ожидании очередного привала и глотка тепла. Но сейчас, шагая за Эльмом, я думал о путейщиках. Они то и дело появлялись близ нашей деревни раньше. Раз в неделю – точно. Небольшой ледоход объезжал обелиски от нас и до Снежной Шапки и сбивал с них налипший лед, если в этом была необходимость. Не знаю, из чего делали черные гладкие столпы, но такой неспешной проверки хватало.
