– Куда-куда? – переспросил Пров.
– В Несотворенное пространство, – повторил Герант ещё тише. – И тогда нечисть снова поползет в мир, а что начнется потом – это только идолам твоим известно.
– А ты их не трожь! – Лицо волхва тут же покраснело, и дыхание участилось. – Тебе про них ещё меньше ведомо, чем мне про Творца твоего.
– Верно, – согласился с ним Герант. – Только ты и сам знаешь, что за иными из них добро стоит, а за другими зло кроется… Одних благодарить надо, других – умасливать. Так или не так?
– А если и так, то что?
– Я хочу сказать только одно: со мной вам идти – всё равно что в петлю лезть. Если обратно вернетесь – только чудом…
– А ты? – спросил Ойван.
– Мне умирать не страшно. Я-то знаю, куда попаду…
– Вот и мы узнаем, – ответил за двоих Пров. – А ежели всё как ты говоришь будет, то от нечисти нигде не спасешься, хоть в землю зарывайся, хоть на елку залезай. Не хочу больше наших мертвых отдавать… Предки нам и так много чего не простят, зачем их ещё-то злобить… Нет уж, Служитель, я с тобой. Да и парень, вижу, тоже не отступится. Да, Ойван? – Пров ещё раз по-свойски ткнул его локтем.
– Мне вождь сказал, а ты, Герант, мне не указ… – заявил Ойван. – И на-ка меч свой забери. Я к тебе в носильщики не нанимался.
– Растения не чувствуют боли и не могут пошевелиться без помощи ветра… Можно ли считать их живыми?
– Живо всё, что способно умереть.
Крон Хромоногий. Трактат «Суждения о жизни и смерти», Холм-Эгер, 379 г. от Великого Похода
– У меня почти получилось, мой лорд! – Хаффи весь дрожал то ли от возбуждения, то ли от испуга. Цель, казалось, была близка, но это и впрямь могло только казаться.
– Меня не интересует «почти». – Лорд Корзон в легких парадных доспехах и начищенных до блеска коротких сапожках лежал на незастеленной кровати и неотрывно смотрел на изваяние, успевшее погубить двух его предшественников.
– Но она моргнула, мой лорд! Я клянусь, она моргнула… – Хаффизу хотелось, чтобы это было правдой, но у него самого ещё были сомнения – могло и показаться.
– Вот когда она подойдет ко мне и ляжет рядом – вот тогда будем считать, что ты сделал своё дело. – Лорд взял с туалетного столика кинжал и метнул его в каменную бабу. Острие угодило чуть ниже левой груди и… пролетело сквозь статую, беспомощно звякнув об пол за её спиной.
– Смею заметить…
– Лучше не смей. Целее будешь… – Иллар резким движением поднялся с кровати. – Лучше посмотри, что там, на границе, у меня творится.
– Не смею отвлечься, мой лорд, от главной задачи…
– А вот это правильно. Не смей. – Лорд дружески похлопал ведуна по плечу. – Я вернусь к полуночи, а уж ты постарайся, чтобы к тому времени здесь было что ущипнуть.
Иллар вышел, громко хлопнув дверью, и в коридоре послышался топот множества сапог – дюжины две эллоров полдня терпеливо ждали его за дверью, чтобы лорд подписал их вассальные грамоты. Половину третьей стражи Хаффи учил Иллара ставить подпись, поскольку новый владетель Холма не умел ни читать, ни писать, считая, что принадлежность к древнему роду, умение владеть мечом и необузданная храбрость – всё, что может понадобиться ему в жизни.
Книга, лежащая на столе, подсказывала, как совершить невозможное. Подсказывала путь, но не давала ответа… Хаффи постарался вернуть себе те ощущения и те мысли, которые овладели им в тот момент, когда ему показалось… Нет, не показалось! Она смотрела на него. Смотрела живыми глазами, проступившими на каменном лице, и казалось, что вот-вот оживут губы… Опять – казалось.
«Нужно всего лишь осознать свою внутреннюю свободу – от окружающих людей, надмирных существ, законов, данных миру Небесным Тираном, привязанностей, обременяющих тело и душу…» Вот так – не больше и не меньше.
Три долгих года он ждал этого момента… Тысячи лиг преодолел он по пути сюда, покинув родной Аль-Шабуди, прекрасный белостенный город на берегу Великих Вод, но не серых и холодных, как здесь, а теплых, синих, переливающихся на солнце бликами радости. Аль-Шабуди – город, в который он, Хаффиз-аб-Асса, либо вернется хозяином и властелином, либо не вернется совсем.
Занятия магией – привилегия высокородных элиров, а он – сын торговца – мало того, что превзошел многих из них, но ещё и посмел вызвать на состязание самого Эс-Сахаби-аль-Гуни-аб-Махаджи, Хранителя Свитков. Надо было лишь дожить до рассвета – скрыться, но так, чтобы успеть к первому солнечному лучу на площадь перед дворцом сахиба. Эс-Сахаби не мог не принять вызова – кому хочется, чтобы толпа объявила тебя трусом и мошенником, который не по праву занимает место на зеленом ковре у ног сахиба, но Эс-Сахаби не мог и принять вызова – его поединок с простолюдином, пусть даже из рода богатейших торговцев, унизил бы то место на зеленом ковре, которое досталось ему по наследству вместе с тайнами многих поколений магов Аб-Махажди…
После заката солнца несколько десятков переодетых гулямов отправились на поиски дерзкого возмутителя спокойствия, и ни умение видеть сквозь расстояния, ни способность метать огненные шары, ни множество темных закоулков между глиняными хижинами, облепившими холм, понимающийся к неприступным стенам Аль-Шабуди, – ничто не могло спасти его от неминуемой гибели. Но гордость не позволяла отказаться от вызова и публично покаяться, опозорив навеки своё имя и свой род.
Отец или кто-то из родственников поступил мудро – ещё до того, как началась ночная охота, Хаффиз почувствовал недомогание, а потом свет померк в его глазах. Очнулся он уже ночью – на корабле, идущем на север под всеми парусами. Первые дни он бился как пойманная рыба, стремясь освободиться от пут, а ночами впадал в тяжкое забытье. После, когда тело устало сопротивляться, его развязали и заперли в подсобке без окон, а когда душа устала проклинать себя – кормщик Фархи уступил ему свою каюту. Тем временем позади остались и Бен-Саркел с его дозорными башнями, подпирающими небо, и Аль-Саи, твердыня, преграждающая путь темнокожим варварам. Дальше по этому берегу можно было встретить лишь вольные поселения беглых гулямов и феллахов, на которые сахиб закрывал глаза, помня, что и Бен-Саркел, и Аль-Саи тоже некогда были основаны беглецами…
А на сороковой день пути вдали показались синие паруса, которые неумолимо приближались, хотя кормщик Фархи неистово орал на матросов, и гребцы упирались что было сил, стараясь помочь ветру.
– Хаффиз, ты же маг! Сделай что-нибудь! – кричал Фархи ему, безучастно стоявшему у борта и смотревшему совсем в другую сторону от преследователей.
Он молчал в ответ – ему было всё равно. И чем он мог помочь теперь этим несчастным людям, нанятым отцом, чтобы спасти его? Чем он мог помочь самому себе? Все свитки с заклинаниями, все магические предметы, все его силы, в конце концов, – всё осталось дома, в тайной комнате, которую он нашел ещё мальчишкой, блуждая с племянником брадобрея по подвалам отцовского дома, которые казались необъятными, полными тайн и сладких страхов.
Морские разбойники, плавающие под синими парусами, были беспощадны, и те немногие, кому посчастливилось уцелеть после встречи с ними, более никогда не решались плыть на север. Что он может теперь – когда ему всё равно…
Хищно вцепились в борт абордажные крючья, и странные белолицые люди в полосатых рубахах без застежек высыпали на палубу, размахивая кривыми тесаками, и полилась кровь… И только тут в нем проснулась злость – и на Хранителя Свитков, и на отца, и на это море, сделавшее его изгнанником, и на эти бледные лица, поросшие кудлатыми бородами, искаженные гримасами ярости.
Он даже не помнил, как произнес заклинание, и первый огненный шар уже метался в гуще побоища, разя и своих, и чужих. Второй шар он метнуть не успел – его схватили за руки, а в рот засунули кляп из скомканного головного платка, мокрого от пота…
А потом были бессчетные дни в сыром вонючем трюме, и всё это время кляп из его рта вынимали лишь для того, чтобы он мог сжевать черствую лепешку, а любая попытка издать хоть какой-нибудь звук кончалась ножом, приставленным к горлу. Но теперь чем безнадежней и безрадостней было существование, тем больше хотелось жить – не ради гордыни, а ради ненависти к своим мучителям. Ради будущей мести.
Потом был невольничий рынок в Корсе, и худощавый покупатель с гладко выбритым лицом и пронзительным взглядом долго и неспешно торговался с его мучителями, а потом спросил:
– Ты и вправду маг?
Услышав родную речь, Хаффиз едва не разрыдался, но тут же овладел собой. Покупатель тем временем что-то прогавкал толстому слюнявому разбойнику, и тот, нехотя достав из-за пояса кривой кинжал, чиркнул им по веревкам. Руки плетьми повисли вдоль тела.
