3
Мёртвое тело лежало боком на лестничной площадке между первым и вторым этажом центрального крыла. В том, что оно именно мёртвое, у Веттели не возникло бы сомнений, даже если бы под головой несчастного не растекалась лужа крови, а из глазницы не торчало бы новомодное и дорогое вечное перо. Просто мёртвые лежат иначе, чем живые, уж в этом он научился разбираться за годы войны.
Словом, это был труп, несомненный, притом хорошо знакомый. Принадлежал он пятикласснику по имени Хиксвилл. Бульвер Элиот Хиксвилл. У пятого курса уроков было немного, некоторых учеников Веттели ещё путал, но этого запомнил сразу – очень уж он был отвратителен. Крупный – именно крупный, а не толстый, белокожий, розоволицый, с мягкими, если не сказать, мятыми чертами лица, влажным женственным ртом и невинным до глупости взглядом бесцветных глазок, он напоминал младенца-переростка. Но не внешность его вызывала у Веттели отвращение – нельзя судить человека за то, что не уродился красавцем, тут уж кому как повезёт. Тем более, что уродом его тоже нельзя было назвать, иногда люди такого типа бывают очень даже обаятельны. Но только не в нашем случае. Если бы в Гринторпе провели конкурс на самого зловредного ученика, Бульвер Хиксвилл, несомненно, занял бы все три места сразу, да ещё и гран-при взял. Похоже, в том, чтобы делать гадости окружающим он видел смысл своего существования.
Если в школе случалось что-то скверное и подлое – можно было не сомневаться, что Хиксвилл приложил к этому руку. Полный перечень его выходок занял бы не одну страницу печатного текста, поэтому вот только некоторые из них. Соседям по комнате он по ночам протыкал грелки, подлезая под одеяла длинной палкой с гвоздём. Однокурсникам пачкал тетради и вырывал страницы из книг. У младших отбирал деньги и вещи, его боялись пуще божьей кары. Ухитрялся пробираться в крыло к девочкам и писал мерзости на стене уборной. С обслугой был груб до неприличия и воровал из их комнат всё что плохо лежит, просто так, из спортивного интереса, потом просто выбрасывал. Учителям подкладывал кнопки на стул, подливал разной дряни в чернила, пачкал указки клеем. Таким способом он развлекался так до тех пор, пока не рискнул «пошутить» над профессором Брэннстоун. После этого учителя его нападкам подвергаться перестали. Почему? Об этом знали только Веттели и Эмили. Агата рассказала им как-то под большим секретом, потому что педагогический совет её действия вряд ли одобрил бы. Просто теперь в наказание за каждую новую «шутку» Хиксвилл должен был неделю мочиться в постель. («А что, занятие как раз в его стиле, – подумал тогда Веттели. – странно, что он не делал этого раньше») Жаль, что распространялось это только на самих учителей, а не на их авокадо. Веттели не знал покоя, когда на урок приходил пятый класс. Несчастное растение манило Хиксвилла как магнит, однажды он непременно бы до него добрался, если бы Веттели тоже не повёл себя непедагогично. После очередного предотвращенного покушения он показал парню заряженный холостыми риттер и мрачно сообщил, что в своё время уложил из него не одну сотню человек, не сделавших ему лично ничего дурного. Поэтому страшно подумать, что однажды случится с тем, кто будет в дурном уличён или хотя бы заподозрен. Хиксвилл ушёл из класса подавленный, и авокадо его нападкам больше не повергалось. Чего не скажешь о всей остальной школе.
Самое удивительное, что нести ответственность за содеянное Хиксвиллу приходилось довольно редко. Он умел каким-то образом подбивать других к соучастию в своих выходках. Его дружно ненавидели, но почему-то всякий раз шли у него на поводу и в результате оказывались виноватыми, а главный зачинщик оставался как бы ни при чём. Наверное, именно этим, а ещё убеждённостью добрейшего профессора Инджерсолла в том, что ребёнок тем и отличается от взрослого, что каким бы он ни был испорченным, его ещё можно исправить, и объясняется тот факт, что Хиксвилла терпели в Гринторпе вместо того, чтобы воздать ему по заслугам и с позором выгнать из школы.
Конечно, профессор Инджерсолл был замечательным человеком и отличным педагогом, но ему был не чужд некоторый идеализм. Веттели, не смотря на юный возраст, успел многое в жизни повидать, и был убеждён в другом: таких как Хиксвилл, не зависимо от числа прожитых ими лет, может исправить только виселица, потому что жаль тратить на них пулю.
Поэтому, когда он, поднимаясь утром из обеденного зала к себе в кабинет, увидел на полу окровавленное тело юного негодяя, то не испытал ничего, кроме чувства высшей справедливости. Первой пришедшей в голову мыслью было: «Боги шельму метят», а второй «Надо сказать работникам, пусть уберут труп и зароют где-нибудь во дворе, непорядок, что он тут валяется». Подумал так, и пошёл себе дальше, спокойный и равнодушный: мало ли мёртвых он видел на своём веку?…
И замер, как громом поражённый, ступеней через пять. Сердце бешено бухнуло в рёбра, в коленях возникла незнакомая слабость. До сознания, изуродованного войной и слегка замутнённого ведьминой магией, наконец, дошло: это – не фронт, это мирный, чудесный Гринторп. Это школа, а в школах не должны валяться на полу тела убитых учеников. Это невозможно, неправильно и ужасно, это потрясение основ разумного бытия.
Он вернулся к телу, стал над ним в замешательстве, не зная, как поступить.
Немедленно оповестить начальство о происшествии? Это будет правильно, но тогда придётся оставить Хиксвилла без присмотра, и на него непременно налетит кто-нибудь из детей. Скорее всего – девочки с четвёртого курса, у них сегодня ботаника. Уж им-то такое зрелище совсем ни к чему! Утащить труп в кабинет и там запереть? Нет, нельзя ничего трогать до прихода полиции – вдруг совершено преступление? Остаётся одно: дождаться учениц и послать их за старшими.
Веттели повезло. Девочки почему-то задерживались, зато снизу донеслись юношеские голоса. Четверо парней с выпускного! Отлично! Как раз то, что нам не хватало для счастья! Строевую они уже прошли, значит, способны более ли менее чётко выполнить приказ.
– Стоять, господа!
Парни застыли на месте, глядя снизу вверх с недоумением и испугом. Хоть и не в кровавых деталях, но им всё-таки видно было, что на площадке кто-то лежит. Они понимали – случилось что-то недоброе.
– Так, Глостер, останьтесь внизу, никого из учеников не пускайте на лестницу. На этаж пусть поднимаются через боковое крыло.
– Да, сэр! – Глостер на командный голос среагировал чётко, молодец.
– Орвелл, вы подниметесь в обход в мой кабинет – держите ключ! – не поймал, железо звякнуло о камень. – Сейчас на урок придут девочки, займете их до моего прихода. Пусть читают про мхи и лишайники. И боги их упаси приближаться к авокадо! Головой отвечаете!
– Есть, сэр. – Квентин Орвелл проворно скрылся за поворотом.
– Вы, Грэггсон, бегите к профессору Инджерсоллу, передайте, что я просил его немедленно прийти. Потом разыщете доктора Саргасса и мистера Коулмана, пусть тоже идут сюда как можно скорее.
Парень кивнул и умчался прочь.
– Фаунтлери, вы раздобудьте и принесите простыню.
– Да, сэр… Простыню?! Зачем? Он что… он мёр…
– Никаких вопросов, мистер Фаунтлери! Не раздумываем, исполняем приказ!
И всё-таки свалял капитан Веттели дурака! Где бы ему сообразить, что созерцать окровавленные трупы профессору Инджерсоллу доводилось не чаще, чем девочкам с четвёртого курса, и как-то подготовить бедного старика, вместо того, чтобы указать широким жестом: «Вы только посмотрите, что у нас творится» и эффектно сдёрнуть простыню. Хорошо, что по лестнице уже поднимался смотритель Коулман. Вдвоём они смогли усадить директора у стены, а подоспевший доктор Саргасс кое-как привёл его в чувство.
К чести профессора Инджерсолла, со слабостью своей он справился очень быстро, и сразу овладел ситуацией. Лестницу перекрыли и установили дежурных. Из деревни был вызван констебль, в Эльчестер послали за коронером – Токслей привёз его на директорском венефикаре. Тело после осмотра унесли в подвал, телеграфировали родным погибшего, занялись подготовкой к похоронам…
Веттели в этой суете никакого участия уже не принимал, для него жизнь потекла своим чередом. Только один раз его вызывали к коронеру, дать показания о том, как было обнаружено тело.
Коронёр, щуплый, невзрачный человечек средних лет, временно занимавший кабинет профессора Инджерсолла, допрашивал Веттели очень бережно. Похоже, он искренне переживал, что такому молодому и хорошо воспитанному человеку пришлось стать свидетелем кровавого происшествия, и, на всякий случай, держал наготове стакан воды и склянку с нашатырём. Это было забавно.
На третий день Хиксвилла разрешили похоронить. Несчастный случай – таково было заключение коронера. Бедный мальчик резво бежал по лестнице, на повороте поскользнулся или оступился, неудачно упал, острое перо попало точно в глаз, что и стало причиной смерти. Как говориться, судьба…
