– Мм… э-э, как вам сказать… Со стороны тоже заметно, что между властелинами существует некоторая… мм, распря.
– Молодец! Деликатность даже в тебе прорезалась.
– И как ей не прорезаться, – несколько осмелел парень, – если за любые ругательные слова в адрес иных дэмов – смертная казнь?
– Правильно! Нечего на нас плохими словами бросаться. Хотя тут ты утрируешь, – решил напомнить Прогрессор. – Смертная казнь за призывы к нашему убийству.
– Не смею оспаривать ваше утверждение, – развёл руками Поль. – Только всё равно хочу подтвердить: вера в ваше всесилие безгранична. Так что, если вы захотите, даже Азнара Ревельдайна пойдёт вам на уступки.
– Увы! – скривился дэм с досадой. – Льстить ты не умеешь. Некрасиво у тебя получается, не от души.
И тут парень нашёлся, что ответить:
– Лесть обожают разные царьки и корольки в Диких землях…
– Ха-ха! Вот их величества тебя не слышат! – развеселился властелин. – Вот бы они порадовались отношением к себе! Ещё скажи, что они тоже обязаны ввести у себя обращения, которые положены у нас в секторах.
В самом деле, в ДОМЕ существовал некий парадокс, который никто толком не мог объяснить. Великие, божественные властелины всех приписных людей своего сектора обязывали обращаться к себе на «ты». Лишь жители Параиса, Ро́змора или временно опекаемые из иных миров обязаны были обращаться на «вы». И никаких обращений в виде «светлость», «ясность», «сиятельство» или «величество». И тем более – «божественность». Даже потомственные дворяне Крепости между собой не имели права так обращаться или требовать подобного от своих слуг. Только и позволялось добавлять к имени при обращении: граф, маркиз, барон, герцог или князь.
Тогда как в Вольных землях и в Вольных городах подобное велеречие процветало невероятно. Нонсенс? Прихоть? Абсурд? Но закон существовал с незапамятных времён, а понять его никто из смертных так и не удосужился.
Не пытался этого сделать и Труммер:
– Не могу знать, дэм Прогрессор. Зато осмелюсь поинтересоваться: что вы попытаетесь сделать для спасения своей лучшей теннисистки?
На что получил похвальные кивки:
– Эх! Наверное, я тебя всё-таки возьму и отправлю учиться на дипломата. С твоей наглостью, да с усвоением должной программы, ты станешь самым знаменитым переговорщиком всех времён и народов. А? Хочешь выучиться на дипломата?
Прозвучавшее предложение наверняка давалось в ДОМЕ только редким счастливчикам. Хотя оно и прозвучало больше в виде рассуждений, но от такого никто в своём уме никогда бы не отказался. Уже и Поль намеревался сказать «да!», как вспомнил о томящейся неизвестно в каких жутких условиях подруге и выдохнул:
– Хочу!.. Но только после освобождения Галлиарды.
– Всё, ты меня уже достал! – Рассерженный дэм опять пустился вокруг своего стола по кругу. – И хочу тебе напомнить, что вначале именно ты припёрся ко мне с предложением о мести. Так что давай разбираться по порядку. А именно: я и сам собирался в ближайшие часы к драйдам, чтобы наказать их как следует. Хотел идти сам, но раз появился сознательный, фанатично настроенный доброволец, то грех от такого отказываться. Поэтому беру тебя с собой! Ты рад?
Не в силах спрятать накрывшую его печаль, а’перв промямлил:
– Безмерно рад…
– Ага, заметно… Идём дальше. По поводу кражи… Ладно, ладно, назовём это недоразумением. По нему я приму решение, когда мы вернёмся. Если вернёмся, хе-хе! Ну и по поводу моей лучшей, как ты тут авансом подметил, теннисистки…
Бенджамин замолк, продолжая работать со шкатулками. Поразмыслив о чём-то, сделал какие-то выводы и продолжил:
– Шансов у нас, да и у твоей Галли мало. Чего уж тут скрывать. Кобра – она… и есть Кобра. Но я сейчас попробую… А чтобы ты не сомневался в моей искренности, разрешу тебе присутствовать при нашем разговоре. Точнее говоря, услышать его.
– Кого?.. И с кем?.. – не поверил Труммер.
– М-да! То ты умничаешь, то тупишь, словно недоумок! – заявил дэм. Окинул взглядом стол, удовлетворённо кивнул и отправился в удобное кресло. А просителю указал на другое. – Садись и не шевелись! Даже мысленно не дёргайся. Лучше всего расслабься, словно готов ко сну.
Когда оба уселись и расслабились, Поль вдруг прямо у себя в сознании услышал капризный женский голос:
– Ну и чего надо?! Какая тварь опять мухоморов объелась?!
– Азнара, это я…
– А-а! – раздался не то визг, не то вопль ярости. – Пафосный негодяй снизошёл до общения с отверженной?
– Уймись и веди себя прилично, – продолжил степенно Бенджамин. – Мы не одни.
– Однако! Что случилось? И в чём прикол? – скорее всего удивлялась, а не вольтижировала словами Ревельдайна. – И кто это с тобой?
– Да как тебе сказать?.. Можно этого человека назвать отголоском из далёкого прошлого.
На некоторое время повисла тишина, а потом оказалось, что дэма каким-то образом смогла просмотреть сжавшегося в кресле человека. После чего зафыркала с презрением:
– Какого такого «отголоска»?! Или ты совсем свихнулся в своих лабораториях, раз начал общаться со смертными и заставлять присутствовать при наших разговорах?
– Со мной всё в порядке, спасибо, что беспокоишься. А твои как успехи? Создала что-нибудь новенькое? Или отыскала что-то интересное?
Спокойный тон собеседника заставил и властительницу стать рассудительной и вполне вежливой. Но язвительности в её ответах не убавилось:
– Трудно создавать и творить, когда вокруг одни только сволочи, убийцы и негодяи. Да и поиском заниматься некогда, приходится защищаться от всех выше перечисленных душегубов.
– Да-а-а! Тебе не позавидуешь, – сочувствующе вздохнул Бенджамин. – Хотя ты и могла бы собирать в своём окружении людей как можно больше адекватных и честных. Или тех, кои кажутся таковыми. К примеру, таких, как твой нынешний главный консул. До чего тонко человек работает, не подкопаешься. Внешне этот Юрген Флигисс остается чуть ли не столпом честности и справедливости.
– Как я счастлива, что ты одобрил мой выбор. Трепещу перед твоей мудростью. Но я говорила не о тех, кто со мной рядом, а о тех убийцах, которые уничтожают таких…
– Кстати, об убийцах! – с усилием в тоне Прогрессор перебил Кобру. – Неужели ты до сих пор придерживаешься глупого табу на уничтожение возлюбленных?
– Это ты к чему? – насторожилась та.
– Да всё не дождусь, когда ты начнёшь вводить у себя запрет на любовь и дружбу и станешь казнить тех, кто о ней заикнётся. Это будет незабываемое шоу.
– И не дождёшься! Мне плевать на всё стадо, пусть оно само в этом определяется, но в частных случаях подобного надругательства я не позволю!
– Ха! Что-то я не слышал такой новости, что великая Азнара стала покровительницей влюблённых.
– Зря ёрничаешь. И вообще, отчитываться перед тобой о своих поступках я не собираюсь! – зло заявила дэма.
– А почему не собираешься? – задал вопрос Бенджамин и тут же сам на него ответил: – Да потому, что хороших дел за тобой не числится. И у меня твёрдое убеждение: ты, скорее, уничтожаешь всех возлюбленных из-за собственно зависти, ненависти и бессилия. Ты всегда ненавидела то, на что сама уже давно неспособна.
Только он это договорил, как на него обрушился такой поток грязных ругательств и оскорблений, что сидящий с отвисшей челюстью Поль опять перестал дышать. Ему вдруг показалось, что и малой части звучащих у него в голове слов хватит для уничтожения всего мира. Или по крайней мере сам ДОМ станет огромным скопищем пепла.
А первый судорожный вздох сделал только после рассмотрения лица Надариэля. Тот снисходительно улыбался. Если не сочувственно. Ещё и ладошкой сделал жест, обозначающий: «Не беспокойся и не принимай близко к сердцу. Она всегда такая».
Наверное, именно мешанина и жёсткость ругательств не позволили Труммеру толком разобраться в проскальзывающих претензиях Азнары к остальным дэмам. Только и отложилось в подсознании, что она кидала своим соседям по олимпу страшные обвинения. И сопровождала их уничижительными эпитетами.
Странно только, что она вообще не отключилась и не прервала разговор. А когда выдохлась и умолкла, Надариэль продолжил разговор с укора:
– Ты не забыла, что рядом со мной свидетель нашего высочайшего общения?
– Неужели он ещё живой? – опять вернулась Азнара к язвительному тону. – Уж ты ему точно не простишь того, что он узнал о тебе всё самое гадостное и мерзостное. Или ты его решил немножко модифицировать в лаборатории?
– Да я ему уже предлагал, но он как-то не горит желанием.
– Надо же! Отказался от такой благодати из твоих рук! Может, ты этого приписного и дальше жить оставишь после нашего разговора?
– Вполне! Сам он не болтлив, да и никто ему не поверит, если он станет трепаться о твоей невоздержанности. Да и к тому же он нисколько не приписной, свободный человечек. Скорее демагог, дипломат и будущий философ, если в самом деле лапки не отбросит уже завтра…
