– Да вон они! – воскликнул оруженосец герцога. – Вон! Выходят из холмов.
В самом деле, имперская армия возвращалась по собственным кровавым следам, чтобы сразиться с новым противником. И их в самом деле было достаточно много. С холмов спустились лучники, на усеянное телами поле из лощин выступила конница. Позади на длинных наконечниках воздетых в небо пик играло солнце, за рыцарями шла пехота.
Наступал решительный момент. Имперцы, только что завершившие сражение, не горели желанием снова вступать в бой, Фиеро тоже хотел бы закончить дело миром и не ввязываться в драку с имперскими солдатами. В сущности, никаких прав на престол Рнентонны у герцога еще не было, Амелия и в глаза не видела самозванного жениха… Но отступать было поздно. Фиеро велел своим союзникам выстраиваться для сражения, а к маршалу Керестену отправить парламентера с ультиматумом – сложить оружие либо готовиться к бою. Один из рнетоннских дворян робко спросил, не предложить ли лучше Керестену просто покинуть страну. Ведь ясно же, что предложение о капитуляции позорно.
– Увы, нет, – с печальным вздохом ответил Фиеро. – Нам нужна победа и желательно – гибель Керестена. Он лучший полководец империи, и если мы не покончим с ним нынче на этом поле, нам придется иметь с ним дело будущей весной… Тогда он будет обозлен и войско его станет многочисленней. Нет, пусть он выберет битву.
Разумеется, Керестен так и поступил, оруженосец возвратился с заносчивым ответом имперского маршала. Трубы подали сигнал к бою, и имперская кавалерия развернулась широким фронтом, готовясь к атаке. В армии союзников пехоты было явно недостаточно для отражения конной атаки, и Фиеро велел, в свою очередь, всадникам выступать и напасть на имперскую армию… Сверкающие наконечники пик непрерывно смещались позади порядков имперской конницы, пешие латники на той стороне поля совершали некие манеры, разглядеть которые невозможно было за спинами рыцарей. Пехота герцога, которой командовал победитель турнира в Бредигене, также развернула фронт, лучники изготовились к стрельбе, но Фиеро велел беречь стрелы. Обоз отстал, и запас у лучников был невелик.
Ренган спешился и поручил белого жеребца заботам Фомаса. Тот, всеми забытый, оставался позади строя, вместе с вьючными лошадьми. Пешком горец вернулся к герцогу и остановился чуть поодаль.
Наконец приготовления были окончены, на обеих сторонах поля протрубили трубы, и две лавины закованных в сталь всадников понеслись навстречу друг другу, сотрясая поле ударами копыт. Многие на скаку орали свои девизы, имперцы дружно рявкнули: «Слава императору!» – и два стальных потока столкнулись с оглушительным грохотом. Несколько десятков человек разом рухнули под копыта коней, высоко взлетели обломки сломанных копий…
Война – не турнир, здесь не действуют правила вежливости, так что кавалерия союзников воспользовалась тем, что многие имперцы уже успели сломать копья в утренней схватке. Ведомые гигантом Норганом, союзники довольно легко опрокинули кавалеристов Керестена и принялись теснить их по всем полю. Боевой клич и девизы дворян смолкли, звенела сталь, храпели разгоряченные кони, орали раненные…
У имперцев протрубили сигнал, и их кавалеристы повернули коней, торопясь оторваться от наседающих союзников. Удалось. Разбитая имперская конница проскочила в проходы, подготовленные пехотой – и тут же отлично обученные пикинеры сомкнули строй и разом опустили копья. Около десятка всадников не сдержали коней и, налетев на непроницаемый частокол копейных жал, рухнули вместе с конями. Остальные крутились перед строем пехоты, не решаясь напасть – пики имперцев были намного длинней их оружия. Фиеро махнул рукой и тронул коня. Следом за ним зашагали пехотинцы, конница союзников отступила от имперского строя. Теперь вперед выступили лучники, в небо взвились стрелы…
Фиеро хмурился и кусал губы – он знал, что у его людей скоро опустеют колчаны, а имеется ли запас у имперцев – неизвестно. Наконец герцог решился и дал приказ пехоте атаковать. Ренган, никого не спрашивая, присоединился к пехотинцам – хороший солдат сам найдет себе место в схватке.
Имперские копейщики медленно двинулись вперед, бело-зеленые раневанцы и пестро одетые рнентоннцы выступили навстречу… остановились в нерешительности… и попятились. Казалось, нет никакой возможности сломать непреодолимый частокол, образованный нависшими в несколько рядов копейными жалами. Ренган, шагавший в задних рядах, остановился и воткнул огромный меч в землю перед собой, пятящиеся соратники обходили его справа и слева. Северянин нагнулся и с натугой приподнял убитого латника. Когда наступающих имперцев отделяло от него несколько шагов, швырнул труп прямо перед собой – на выставленные пики. И тут же, подхватив меч, бросился вслед за своим снарядом. Кто-то из имперцев сбился с шага, у кого-то дрогнуло копье в руках, в стальном частоколе возникла брешь – и северянин шагнул в нее, одновременно нанося удар. Два отрубленных наконечника упали наземь, Ренган присел, пропуская копейное жало над головой и резко поднялся, превращая движение в разворот корпуса, в новый удар. Вправо! И тут же – влево! Отпихнул древко без наконечника, шаг вперед, вправо! Влево! А за спиной, азартно завывая, уже топали бело-зеленые.
Брешь, образовавшаяся в строю имперской пехоты сперва как небольшой зазор между копейными наконечниками, теперь расширилась, Ренган, расталкивая древки пик, приблизился вплотную к вражеским солдатам и они торопливо пятились, увеличивая разрыв в шеренгах. Вправо! Влево! Ренган остановился и привычным движением вскинул клинок, теперь его справа и слева вновь оббегали соратники – но сейчас они атаковали, а не пятились. Ренган бросился вперед, вырвался на пустое пространство и снова взмахнул мечом. Он хорошо знал, что теперь произойдет, и спешил убраться подальше от бреши в строю имперских воинов – пусть даже и в тыл их шеренгам. Позади раздался звон, топот, вопли, прозвучал боевой клич Норгана… и Ренган побежал. Он успел – лавина кавалерии союзников прошла в стороне, круша и сметая все на пути… Горец взмахнул мечом, отгоняя имперцев, но тем было не до него – они спасались бегством от кавалерии, бросая длинные пики, превратившиеся теперь в бесполезную обузу… И Ренган тоже бежал. Какой-то пехотинец, совершенно ошалевший от страха, отшвырнул копье и бросился на горца с голыми руками. Ренган, не останавливаясь, двинул дурню рукоятью меча в зубы и помчался дальше. А за спиной кавалерия топтала всех, кто попадался под копыта, не разбирая цветов и эмблем… Прозвучал новый сигнал труб и всадники развернулись – на них в последнюю отчаянную контратаку устремились поредевшие имперские конники… Все смешалось…
Только теперь Ренган остановился и перевел дух. Вражеская пехота сбежала в холмы – точно так же, как несколько часов назад бежали воины короля Денанта. Мимо Ренгана рысцой пробежали лучники, их капитан – победитель бредигенского турнира – размахивая мечом, велел карабкаться на холмы и следить за округой. Пешие солдаты местных сеньоров уже рассыпались по полю, торопливо обирая покойников, Ренган бы и сам присоединился к ним, но это было неуместно. Да и что можно найти у убитого имперца, воевавшего все лето вдали от метрополии, а значит – не получавшего жалованья? Кавалеристы союзников после недолгой схватки опрокинули неприятельскую конницу и погнали в холмы.
Ренган вскинул тяжелый клинок на плечо и побрел к герцогу Фиеро, торжественно проезжающему под знаменем по усыпанной телами долине… Герцог махнул рукой горнисту, тот протрубил общий сбор и сеньоры потянулись со всех концов ратного поля к герцогскому знамени. Пешие латники рнентоннских сеньоров, впрочем, и не подумали прервать грабеж, они спокойно и деловито обирали убитых, рассыпавшись по всей долине. За годы войны это занятие стало им привычным.
Фомас, издали заметив приятеля, поспешил навстречу, ведя в поводу белого жеребца. Ренган закинул меч в петли за спиной и взобрался в седло. Рука тут же сама собой потянулась пощупать округлый предмет, упакованный в несколько слоев мешковины и привешенный к седлу. Друзья вместе направились к месту сбора. Священник без умолку тараторил:
– А я видел, Ренган! Я все видел! Когда их солдаты с копьями двинулись на нас, а кавалеристы вдруг сбежали…
– Их отозвала труба, – вставил горец.
Но викарий не слышал, он был совершенно увлечен новыми впечатлениями.
– Конница назад скачет, а эти, с копьями, идут и идут… Знаешь, даже страшно стало. Вдруг показалось, что вот так ровными рядами они и до меня дойдут… Куда бежать? Как спасаться? И вдруг ты – ррраз! Ррраз!
Клирик так замахал руками, изображая взмахи меча, что мул под ним шарахнулся, и викарий, потерявший поводья, вынужден был вцепиться обеими руками в луку седла, чтоб не свалиться. Выпрямившись и успокоив животное, Фомас с чувством произнес:
