Из-под низко надвинутого колпака я видела лишь твердый подбородок девицы. Отметила ее идеальную молодую кожу и злую линию припухших, словно от укусов, алых губ. И волнистый белокурый волосок, выделявшийся на темно-синей ткани, словно след кометы на ночном небе. И холеные пальчики с полированными ноготками, державшие чашу. И вода в ней показалась мне слишком черной и мертвой.
Я сложила за спиной руки в тайный вейриэнский знак, которому меня обучил еще Рагар: «Опасность!»
– Скорее эти каменные цветы расцветут, чем я приму чашу из твоих рук, сестра! – с этими словами я сорвала капюшон с «монашки» и отпрянула в сторону. Пусть все увидят и узнают «девственницу», потерявшую счет владевшим ее телом мужчинам.
Рассыпались белокурые локоны, с ненавистью глянули сапфировые глаза, алый рот раскрылся в злом оскале:
– Ненавижу тебя, брат! Будь ты…
В этот миг в чашу ударил сельт, выбив ее из рук. И вода, вопреки всем законам природы, не пролилась на мрамор крыльца, она свернулась в воздухе, она свернулась черным змеиным жгутом и плеснула в лицо принцессы, попала в ее раскрытый в проклинающем крике рот. В синих глазах вспыхнул дикий ужас.
Моя прекрасная сестрица Адель – я точно знала, что это она, словно кто крикнул в уши, – захрипела, стремительно чернея лицом, осела вниз и застыла ледяной коленопреклоненной статуей, схватившись одной рукой за горло, а второй – за белую рукоять вонзившегося в ее живот второго сельта. Подозрительно округлый живот. Да она беременна! – ужаснулась я.
Вейриэны, в мгновение ока запрыгнувшие на крыльцо, подхватили парализованную принцессу, втащили в храм – онемевшие от потрясения жрецы уже не препятствовали, посторонились, а какой-то служка суетливо побежал рядом, показывая боковой вход в подсобные помещения.
Я не оглядывалась на свиту. Их реакцию мне потом Эльдер опишет. Нет воплей и паники, и хорошо. Подошла к замершему столбом бледному настоятелю – мужчине уже за пятьдесят, с чисто выбритым по инсейской традиции лицом и слегка обрюзгшими щеками, которые мелко тряслись. По его лбу стекала капля пота, а руки, державшие главную чашу, дрожали так, что содержимое расплескивалось. Обычная прозрачная вода с виду.
– Прости, государь, – прошептал он. – Она принесла темный амулет с собой, мы не знали, не поняли… Я не заметил… Виноват. Помилуй, государь.
Я на миг прикрыла глаза, давая понять: прощен. Вряд ли заговорщики посвятили этого человека в планы. Скорее, подставили под гнев короля и вейриэнов, обязанных охранять мою жизнь по договору с Робертом.
– Они сказали, что принцесса хочет вымолить ваше прощение, что вы простили бы сестер перед народом в честь коронации!
– Кто они?
– Кардинал и настоятельница монастыря, где… где…
Да он же сейчас в обморок грохнется и прощай, коронация. Хуже не придумать. Столько знамений для летописцев и их страшных сказок о короле Лэйрине! Вон, как жадно вытянули шеи герцоги да графы, а их свита лезла друг другу на загривки, чтобы ничего не упустить. Милые люди.
– Разберемся, хранитель, – я легонько коснулась его дрожащей руки, вливая толику расслабляющего тепла. – Давайте продолжим церемонию.
Он кивнул, глубоко вздохнул и воздел драгоценную чашу уже твердой рукой.
– Примет ли храм заблудшего путника? – громко спросила я, начиная все сначала.
Хранитель самолично пригубил из сосуда, показывая, что вода не отравлена, и протянул мне:
– Испей воды с дороги, путник, в этом доме ты найдешь отдохновение душе.
Тут опять случился казус.
Эльдер, изображавший коня, не выдержал и решил лично проверить, не собираются ли меня снова отравить. Под охи и ахи отмершей толпы он взлетел на верхнюю ступеньку и сунул морду к чаше, принюхиваясь. Едва успела отогнать осквернителя святынь. «Чисто», – мелькнул радужный сполох, замаскированный под искры из копыт, и негодник, горделиво вскинув голову и красуясь, спустился на мостовую, да еще и прогарцевал, потряхивая роскошной гривой. Народ – сущие дети – мгновенно отвлекся от происшествия в портике, из которого, впрочем, мало что успел разглядеть.
Я отпила воды и вошла в храм.
Кардинал, ждавший внутри, уже стоял на коленях, бил челом и верещал:
– Пощади, мой король! Мы не замешаны, клянусь!
Отлично началась коронация. Просто замечательно. Простит ли церковь в его лице такое унижение?
Подсказать, что делать в такой нестандартной ситуации, было некому. И я совершила второй непростительный шаг. Склонила голову перед алтарем Безымянного и поблагодарила за спасение жизни, подтвердив тем самым его полуторавековую власть над огненными королями Гардарунта.
Смешно было бы поступить иначе, когда моя корона лежала в том самом алтаре – на поверхности наполненной водой огромной купели, – и чудесным образом не тонула.
Ничего, мой король, мы с тобой изменим этот обычай.
Золотой венец Гардарунта держали над моим челом двое: кардинал и канцлер, герцог Холле из древнейшего рода Гардарунта. И коснулась меня эта тяжесть лишь на минуту – из опасений, что свалится на шею. Великоват оказался венец Роберта для девичьей головы.
Глава 2. Белокурые бестии
Первенец Роберта, принцесса Адель, родившаяся на пару минут раньше сестры, умерла вечером, не приходя в сознание. Допросить не удалось. Как ни старались вейриэны продлить ее жизнь, но их целебная магия света оказалась бессильна, если не сказать – вредна для того существа, каким стала белокурая красавица.
Едва вейриэн Паэрт, создав целебный купол, извлек из нее парализующий сельт, принцесса забилась в судороге, а через миг ее тело расползлось черной гнилью, словно было мертво уже давным-давно. И в зловонной жиже плавал уродливый черный зародыш. Тоже мертвый.
– Еще один сын Дирха, – брезгливо скривился Таррэ. – Отвернитесь, ваше величество, и закройте глаза. Я тут почищу.
Я отвернулась и зажмурилась, едва сдерживая тошноту, а за моей спиной словно молния полыхнула, – глаза даже под закрытыми веками резануло ужасной болью. Запахло свежестью, как во время грозы.
Когда вейриэн позволил повернуться, каменный пол был безукоризненно чист. Какая экономия на горничных.
– Как могло с ней такое случиться? – тяжело дыша, спросила я. Голова кружилась.
– Она была слишком близка с темным.
– С Дирхом? Но ведь король Роберт…
– Вот потому его дар и нужно было очистить, – перебил Таррэ. – Хотя не только из-за одного случая. И бескорыстная жертва Роберта – лучший способ. Что касается Адель, то мы не знаем, чей в ней был плод. Как выяснилось, ваши старшие сестры часто были участницами черных месс, а на них являлись разные гости.
– Виола носит второго темного ребенка. Он такой же? – спросила я. – Неужели она так же… сгнила?
– Дети темных все одинаковые, как по отливке сделаны. За одним-единственным исключением, – и вейриэн бросил такой многозначительный взгляд, что меня передернуло. Уж он-то знал всю мою подноготную. – Различия у мальчиков появляются после семи лет. Но с принцессой Виолой может быть все иначе. Она же не участвовала в черных мессах, как ваши сестры Адель и Агнесс, не пила яды. И сейчас она проходит обряд айров со светлым лордом, на последнем этапе происходят удивительные вещи. Все будет зависеть от нее и Дигеро, а не от унаследованной ее ребенком крови.
И снова многозначительный взгляд. Мол, все в твоих руках, Лэйрин. Если ты выжжешь свою темную половину, то мы оставим тебе жизнь. Я помнила разговор с белоглазым мастером, состоявшийся в ночь Святых Огней, когда умирал Роберт, наполняя силой своей крови землю и небо королевства, каждое слово помнила.
Высший мастер Таррэ поставил мне ультиматум: либо я принимаю его, как официального опекуна и телохранителя, либо чахну на цепи в самой глубокой шахте Белых гор, а когда выйдет срок обряда, умираю быстро и безвредно для мира.
Я была не прочь умереть быстро. Это, наверное, не страшно. Но год на цепи впечатлил.
Моя надежда, что воин рылом не вышел, чтобы замахиваться на регентство над королем, не оправдалась: Таррэ, насмешливо улыбнувшись уголком рта, предъявил доказательства высокородности. Кто бы мог подумать, что высший мастер в прошлом был лордом, главой дома Антари! А значит, магом-риэном. И что ему не сиделось на лордском месте?
Регентский совет, перепуганный Темной страной и взятый белыми вейриэнами горяченьким, утвердил Таррэ в составе коллегии. И ведь не подкопаешься! А уже через неделю белоглазый горец возглавил этот треклятый совет. Роберт в гробу бы перевернулся, если бы в таковом лежал.
Многие из придворных сочли смерть принцессы в такой день плохим предзнаменованием.
Я с ними не согласна. Это благоприятное предзнаменование. Одной гадюкой меньше. Та, кто держал свою родную сестру Виолу за руки, пока несчастную насиловал темный мерзавец Дирх, доигралась в темные игры.
Теперь хорошо бы отправить туда же ее сообщников. Наверняка замешана и принцесса Агнесс, вдова герцога Магри, заточенная в монастырь Робертом. Близняшки всегда действовали вместе.