– Да вы ешьте. – Орвин взялся-таки за своего рябчика. – Такие вещи и впрямь лучше не слышать ни перед сном, ни на голодный желудок.
Блюдо с рябчиками быстро опустело, в основном стараниями волхва. Ещё раньше корчаги обнажили дно, а башня из лепёшек укоротилась вдвое. Ойван под одобрительным взглядом Геранта собрал со стола объедки, смёл их в корзину и вынес за порог. Распахивая дверь, он постарался создать побольше шума, чтобы все, кто был во дворе, обратили на него внимание, уверившись, что варвары присутствуют при разговоре важных господ только затем, чтобы прислуживать, а о чём господа говорят, им всё равно не понять – на то они и варвары, чтобы не понимать нормальной человеческой речи…
Когда Ойван вернулся, говорил уже Герант. Видимо, местный эллор потребовал, чтобы пришельцы первыми рассказали о том, что их сюда привело. Что ж, его воля… Гости-то непрошеные. Служитель, судя по всему, начал издалека, и Ойван сразу же навострил уши, ожидая, что Герант может открыть этому эллору, от которого зависит дальнейший успех их странствия, много такого, о чём до сих пор умалчивал.
– …и немногие за стенами Храма способны понять, что Небытие само по себе не есть Тьма, но Тьма рождается волей Гордых Духов и их приспешников. Воля эта черпает силы именно там – в недрах Несотворённого пространства. Орвин, не спрашивай меня, откуда, но я знал, что, если мы опоздаем, может отвориться дверь, ведущая туда, в глубины Небытия. Теперь с твоих слов, эллор, я знаю, что мы уже опоздали – дверь отворилась, но теперь мы знаем, где она. Значит, с помощью Творца мы сможем запереть её снаружи. – Герант говорил неторопливо, прижав стиснутый обеими руками посох к левому плечу, и казалось, что из-под его пальцев сочится слабое серебристое сияние. – Но это возможно, если ни ты, ни твой лорд не будут чинить нам преград.
Пров ткнул Ойвана локтем под ребра, требуя, чтобы тот немедленно перевёл ему слова, сказанные Герантом.
– Обожди, а то сам чего-нибудь прослушаю, – шепнул Ойван в подставленное ухо. – Да и Герант тебе сам всё расскажет потом.
– Дождёшься от него… – едва слышно возмутился волхв и начал сосредоточенно перебирать редкие волоски своей бороды.
– …так случается, когда люди за своими кровавыми забавами и стремлением к жалкой корысти забывают, кто они есть, кто их создал и в чём их назначение, – продолжал Герант, коротко глянув на перешёптывающихся варваров. – Дверь в Несотворённое пространство – это искушение для всякого, кто стоит рядом. Оттуда человек может черпать нечеловеческую мощь, и если он вовремя не одумается, однажды в нём не остаётся ничего человеческого. – Он почему-то посмотрел на Юма, и тот вдруг втянул голову в плечи и опустил глаза. Бранборг-младший уже второй день пытался стянуть с пальца кольцо, подаренное нимфой, но оно как будто приросло к коже.
Орвин сидел напротив Служителя, подперев кулаком подбородок, и, казалось, смотрел сквозь своего собеседника. И больше всего его сейчас беспокоило не то, что вот-вот где-то рядом разверзнется бездна, из которой полезут ужасные твари, а то, что он, воин, прошедший множество битв, в том числе и с нечистью, не может ни на что решиться – то ли, как и подобает благородному эллору, оставаться даже в мелочах верным вассальной грамоте, то ли закрыть глаза на то, что какие-то люди без спросу перешли границу, то ли обнажить свой меч и стать рядом с ними, пусть даже это не понравится лорду Иллару. А лорду это точно не понравится. Только третьего дня здесь побывал отряд из замка – ловили беглых ведунов. Лорд пообещал невиданную награду всякому, кто поможет ему проникнуть в опочивальню, но уже шестеро ведунов, пытавшихся распутать хитросплетение огненных знаков, сгорели заживо, а дым и пепел, оставшийся от них, быстрым дуновением сквозняка втянуло под неприступную дверь. Ведуны, обосновавшиеся в Холм-Эсте, теперь разбегались кто куда – и в сторону Вольных Селищ, и к варварам, и даже на лодках по Великим Водам – навстречу неизвестности.
– Святитель… – Орвин сделал паузу, выгадывая лишнее мгновение, чтобы решиться хоть на что-нибудь. – Святитель, твоё появление здесь – великая честь для всех нас. Но поймёт ли это мой лорд – я не знаю. Он сам, может быть, скоро здесь появится.
– У нас нет времени, эллор. – Герант поднялся со скамейки и склонился к Орвину через стол. – Ты всё равно не сможешь нас задержать. Ты просто не решишься этого сделать. А если попытаешься, то твоя собственная совесть будет мучить тебя всю оставшуюся жизнь. И после жизни – тоже.
– Но дверь заперта! Туда никто не может проникнуть. Может, не стоит это дело ворошить? – Орвин чувствовал, что с каждым словом всё больше ненавидит себя. Святитель, несомненно, прав, но…
– Если туда никто не может войти, это вовсе не означает, что никто или ничто не выползет оттуда. Орвин, тебе мало четверых безликих всадников? Мало?! А ведь это только морок!
– Завтра… – Чувствовалось, что Хуборг уже сдаётся. – Завтра на рассвете. Я дам вам хороших коней. И сам тоже… С вами поеду.
Герант облегчённо вздохнул и уселся на место. Орвин достал из погребца кувшин с медовухой и наполнил корчаги, к явному удовольствию волхва.
– Мой лорд спит и видит, чтобы меня без моей дружины подловить. – Эллор взялся обеими руками за свою корчагу. – Так что давайте-ка поднимем – за упокой моей души.
– Не торопись, эллор, – отозвался Герант. – Раньше срока никто не умирает, а нам теперь всем по пути…
Если бы мудрость и знания не рождались среди людей, то было бы совершенно непонятно, зачем мы нужны Творцу. Он дал нам путь, но идти по нему мы должны сами, и нас не должно пугать бездорожье.
Книга Ведунов
Серебряные шары, прикованные к самому краю Бездны, плавали в густом искрящемся мареве, негромко позвякивая цепями. Всё было точно так, как в то мгновение, когда Великолепный в гневе обратил в камень прекраснейшее в мире тело и выбросил его, словно мусор, на поругание ничтожным смертным тварям. Возможно, он хотел превратить её в бесформенный булыжник, но разрушить совершенную форму оказалось ему не по силам.
Гейра оторвалась от мозаичного пола и облетела пару раз вокруг одного из шаров, а потом, зависнув рядом с ним, постучала костяшками пальцев по его холодной поверхности. Раздался приглушённый стон, повторённый многократным эхом. Значит, тот, кто был внутри, услышал её, и теперь оставалось только ждать, когда Гордый Дух войдёт в её сознание. Воля узников сгорает в холодном пламени Алой звезды, но здесь, внутри пылающего шара, она целиком в их власти. Великолепный знал, как укротить их волю и направить на пользу себе. У неё, Гейры, всё это впереди. А пока не стоит даже думать об этом – ничего, кроме трепета, почтения и восторга! Вот они – те, кто бросил вызов Небесному Тирану, те, кому стали однажды тесны оковы мира и закона, скучной гармонии, навязанной тем, кто именует себя Творцом. Истинный Порядок есть Хаос, где каждый, кто имеет волю, – сам себе закон, сам себе творец, сам себе истина! Интересно, кто упрятан именно под эту оболочку… Аспар? Луциф? Великолепный почти ничего не рассказывал о Гордых Духах, хотя сам был свидетелем тех времён, когда по их воле из Небытия миру являлись монстры, чудовищные и прекрасные, и кровью наполнялись кубки земных владык, и от их столкновений над пиршественным столом сотрясались Небеса. Ужас и страдания ничтожных смертных тварей утоляли безмерную жажду Властелинов, и бездонное чрево Небытия уже готово было разродиться новым Творением, в котором каждый мог выбрать свой путь и обрести собственную свободу.
Гейра всем телом прижалась к оболочке узилища, и вдруг ей захотелось, чтобы тело её распалось и просочилось туда, вовнутрь, в иное мироздание, где для торжества плоти не нужна сама плоть, где ничто не имеет ценности, кроме вечного гибельного восторга.
– Аспар! Я хочу тебя! – Её тело, испытавшее близость тысяч смертных, всех Избранных, самого Великолепного, теперь жаждало большего, оно начало терять форму, растекаясь недостоявшим студнем по поверхности шара в поисках пор, трещинок или впадин, позволяющих хоть на полпальца оказаться ближе к вожделенной цели. Но в оболочке не находилось изъянов, и её страстный порыв постепенно вытеснялся досадой неудовлетворённости. Но зато сквозь мутное искажённое зеркало, к которому прилипли её глаза, выкатившиеся из глазниц, начали проступать видения. Многоногая тварь, покрытая мелкой чешуёй, ворочалась в груде копошащихся тел, заполнивших огромный котлован, окружённый со всех сторон огнедышащими горами. Тела жили своей жизнью, тварь – своей, и казалось, никто не обращал друг на друга внимания, и при этом каждый хотел овладеть всеми. То и дело в стороны разлетались оторванные головы и разодранные тела, но у голов моментально отрастали новые туловища, и самые страшные раны тут же зарастали, оставляя уродливые рубцы. Там, в мире Аспара (Или Иблита? А может быть – Луцифа?), не было смерти, а страдание стало лишь одной из плотских утех. Тварь легла на спину, и стало заметно, что её многочисленные ноги по форме напоминают человеческие. Хозяин замкнутого мира начал откусывать у себя конечности и выплёвывать кровоточащие обрубки. От них тут же начали отрастать тела, но большинство из новобранцев этой бесконечной оргии, не успев окрепнуть, становилось пищей более опытных обитателей котлована.
