– Идем. Солнце село уже. Надо в каменоломни попасть. – Голос послушника звучал глухо.
Лесана кивнула, сняла с гвоздя теплый кожух. Потом заторопилась, нырнула в сундук, пошарила там и вытащила что-то, завернутое в белую тряпицу, сунула за пазуху.
– Пошли.
В молчании они спускались на нижние ярусы Цидатели. О чем было говорить? Один потерял любимую, вторая – подругу. И не было таких слов, какие облегчили бы боль. Говорят, время – лекарь. Сколько же должно утечь воды, чтобы сердце в груди перестало рваться, перестало кровоточить и жаловаться? Где набраться сил, чтобы жить дальше?
Зайдя в мертвецкую, Лесана испугано ойкнула и вцепилась в руку спутника. Тот сразу напрягся, как тетива. Во все глаза смотрели выученики и не могли поверить тому, что видели.
Айлиша, переодетая в рубаху из небеленого полотна, лежала на столе. Рядом, глядя куда-то в пустоту, сидел Ихтор. Он даже не повернул головы, когда скрипнула дверь.
– Отойди, – хрипло сказал Тамир, не понимавший, что надо креффу рядом с покойницей.
– Да уймись уж, – по-прежнему не поворачиваясь, ответил целитель. – Ты с ней живой был, дай мне хоть с мертвой проститься.
– Отойди, – сжал кулаки выуч.
– Тамир, он прав. – На плечо колдуна легла рука Лесаны. – Видать, не одному тебе она в сердце запала.
– Если люба была, что не сберег? Ты же чаще меня ее видел! – вскинулся парень, желая хоть на кого-то выплеснуть боль.
– Взяли, что надо? – Крефф словно не слышал обвинений и обращался не к колдуну, а к его спутнице. – Я ее уже обмыл и обрядил.
И поспешно добавил, видя, как чернеет лицом Тамир:
– Не надо было тебе такой ее видеть.
Молодой колдун с трудом совладал с приливом гнева и подошел к столу, на котором лежало тело. В груди разлилась тоска вперемешку с ужасом. Айлиша более не была похожа на себя. Правой половины лица у нее не осталось. Ихтор смыл кровь, бережно прибрал лоскуты лопнувшей от удара кожи на лбу… Но это была не Айлиша. Застывший сосуд, в котором некогда жила ее душа, теперь опустел и сделался безобразным.
– Я отведу вас в каменоломни, – тихо сказал целитель, видя, как окаменел от горя парень. – Ты ведь туда ее нести собрался?
– Туда, – кивнул послушник, не отводя застывшего взгляда от мертвой.
Наконец он совладал с оцепенением, просунул руки под непослушное тело и рывком поднял его.
Она была холодная и неповоротливая. Но даже через эту неживую тяжесть Тамир чуткими пальцами чувствовал, как шевелятся под кожей переломанные кости. Стены Цитадели раскачивались вокруг, он не мог понять, не мог поверить, что вот это – мертвое, безвольное, неподвижное – его Айлиша, которая еще нынче утром дышала, говорила, улыбалась. Хранители пресветлые, почему?! Парень сделал шаг и пошатнулся.
Ихтор кинулся на подмогу.
– Давай понесу.
– Отойди, – рыкнул послушник. – Чужой ты ей был. И нам чужой. Не лезь лучше.
Он позабыл, что перед ним крефф – мужчина старше едва не на два десятка лет, позабыл о почтении, обо всем позабыл.
– Если бы не ты, я, может, и родным бы ей стал, – горько проговорил целитель.
Лесана окаменела. Суровый Ихтор, кого как огня боялись послушники-лекари, ни слова не возразил на непочтительные и резкие слова.
Видать, острой занозой сидела в душе у него Айлиша. Судьба-чудодейка! Каких только нитей она не наплетет, каких узоров не навяжет…
Они спускались в казематы, и тяжелые шаги Тамира гулким эхом ударялись о каменные своды. Лесана шла впереди, неся чадящий факел. Позади колдуна неслышно ступал целитель. Выученик, сидевший у массивной двери, ведущей из подземелья на поверхность, вскинулся было возмутиться, но вовремя увидел старшего. Осекся и, не задавая вопросов, отодвинул тяжелый засов.
– Мира в пути… – негромко сказал парень в спины уходящим.
– Мира в дому, – глухо ответила Лесана, с тоской понимая, что в доме, который выпал на их долю, мира не будет никогда.
Крефф вывел спутников из Цитадели подземным ходом, по которому в крепость доставляли Ходящих. Тяжелая дверь подалась нелегко – за день ветер нанес к входу довольно снега. Наваливаясь плечом на створку, ученица Клесха думала о том, как Тамир пойдет со своей ношей по сыпучим сугробам.
– Дай! – Ихтор повернулся к парню. – Надорвешься, мы без тебя ее не упокоим.
Колдун подчинился. Целитель перенял тело и уверенно зашагал вперед. Черные деревья шумели в темноте, и холодный воздух вонзался на вдохе в голову, словно ледяной лом. Тамир судорожно дышал, понимая, что хочет разрыдаться и… не может. Рыдания застревали в горле, и обжигающая стужа проталкивала их обратно в грудь.
Лесана прежде не бывала в каменоломнях и даже не знала толком, где они находятся. Они шли долго. Ветер бил в лицо, швырял колючие снежинки, но трое путников взмокли, выдергивая ноги из сугробов. В сапоги набился снег, а штанины заиндевели от льда. Тамир и Ихтор часто менялись, передавая друг другу Айлишу. Снег сыпался на изувеченное лицо мертвой девушки, прикрывал безобразную рану. И хотелось только одного – чтобы быстрее этот страшный путь в ночи завершился, потому что не было сил видеть тонкие голые ноги с маленькими белыми пальцами, заострившийся профиль, безжизненное лицо и свалявшиеся мелкие кудряшки вокруг воскового лба…
Через некоторое время угрюмые сосны расступились, открывая перед путниками круто уходящий вниз обросший по краю густым кустарником лог. Деревья шумели. По небу мчались рваные тучи, то скрывая, то вновь обнажая ущербную луну, и казалось, будто застывшая чаща, населенная дрожащими тенями, живет страшной призрачной жизнью.
– Тут, – сказал наконец Ихтор и повернулся к Тамиру, крепко держащему страшную ношу. – Давай ее мне. Спуск крутой, а ты дорогу не знаешь.
Выученица Клесха вытянула шею, вглядываясь во тьму. На кончиках ее пальцев переливались голубые искры. Лесана зорко следила по сторонам; холодные, скользящие над сугробами тени хоронились за деревьями. На счастье троих путников, оборотни, если они и были поблизости, боялись напасть. Волколаки чувствовали Дар и не рисковали выступить сразу против нескольких обитателей Цитадели.
– Вы вперед. И не торопитесь, – перенимая покойницу из рук колдуна, сказал послушникам крефф.
Тамир первым подошел к глубокому оврагу и, осторожно нащупывая ногами путь, начал спускаться. Каменистый, присыпанный снегом склон резко уходил вниз, туда, где в свете луны виднелось черное жерло пещеры.
Лесана замерла на краю лога, обернулась к целителю и сказала:
– Ты иди за ним. А я последняя. Там нежить. – Она кивнула в сторону чащи.
Девушка единственная была ратоборцем и теперь как никогда остро сознавала, что мало похоронить подругу, нужно еще вернуться назад в Цитадель и вернуть туда спутников, которые без нее беззащитны.
Целитель кивнул, признавая ее правоту, и, прижимая к груди уже заиндевевшее тело, начал спускаться.
У мрачного зева каменоломни намело снега. Тамир что-то прошептал, и под неровным сводом расцвело бледно-дымчатое сияние. Серые стены выступили из тьмы, открывая круто уходящий вниз, присыпанный обломками камней широкий ход.
На удивление, чем ниже спускались обережники, тем теплее становилось. Лесана оглядывалась – стены терялись в вышине, и мрачные проломы чернели, завлекая во тьму.
– Здесь берут камни для Цитадели, – глухо сказал Ихтор. – Идите вперед, там есть ямина – выбивали глыбу, когда стала просаживаться северная стена.
Они и впрямь нашли неглубокую, всего по пояс, яму, из которой некогда был выворочен огромный гранитный валун.
– Подойдет, – кивнул Тамир. Он говорил так, словно в горле у него застряли рыдания.
Спрыгнув в провал, колдун начал творить заклинание, кропя холодную землю кровью, что сочилась из разрезанной ладони. Глядя, как наузник творит обережные знаки, Лесана поняла, что еще оборот, и она больше не увидит подругу. Ни живой, ни мертвой. Никогда. Захотелось завыть в голос. Закричать, проклиная Цитадель, креффов, Ходящих, судьбину.
Нельзя.
Потом, в своем покойчике, она даст волю горю, а сейчас нужно молчать.
Мерно капает с потолка вода. Кап… Тамир забирает из рук креффа Айлишу. Кап… Бережно кладет ее на камни. Кап… Целует холодные губы, что-то шепчет, перебирая прядки волос. Сейчас он не колдун, а потерявший любимую парень. Кап… Он отходит, и к девушке склоняется Ихтор. Кап… На грудь Айлиши ложатся несколько веточек сушеницы. Кап… Крефф целует покойницу в лоб. Кап… «Прости меня, ягодка сладкая». Кап… Лесана, кусая губы, гладит холодную щеку. Кап… И разносятся эхом слова Ушедших. Кап… Упала горсть принесенной с собой земли. Кап, кап, кап…
По стенам метались тени. Колдовское сияние делало лица живых бледными и серыми. В горле першило от слез. Падали, падали, падали слова заговора, который отпускал душу с земли и затворял мертвой путь.
