– Мне скушно… Нет греха тяже́ле, чем сидеть и ждать, пока люди не начали уничтожать себе подобных! Нечисть, будь она проклята, и та ведёт себя честнее! Она хоть и коварна, но редко уничтожает своих собратьев.
– Почему же вы не уедете куда-нибудь?
– Уехать? Куда? В глушь, вроде Туари или Магсиэля? На север, где обитают полудикие племена норманнов, которые спят со своими сёстрами и дочерьми, почитая за удачу задрать подол собственной матери?! К дьяволу! Нет… – Шевалье покачал головой и отправил в камин очередной лист. – Пока отец Раймонд хранит гобелены у себя, я никуда не уеду.
– Вы полагаете, что тайна графа Буасси стоит такого риска?
– Почему бы и нет? Это далеко не первая осада, в которой буду иметь честь побывать. Запасов у нас предостаточно, и смерть от голода не грозит. Что касается… – Он усмехнулся и плеснул в кружку вина. – Что касается моего недуга, то заварушка лишь на руку. Всегда можно напроситься на вылазку или в ночной дозор, дабы всласть порезвиться. Никто не будет ломать себе голову и разбираться, как именно погиб вражеский воин – разорвали ему горло или снесли клинком. Если дело обернётся совсем уж скверно, то, значит, таковы наши судьбы. Сомневаюсь, что в этом городе найдётся женщина, которая вынесет меня на своих плечах, как было описано в истории Винесберга.
– Простите, но я не знаю этой истории.
– Не могу поручиться за правдивость, но мне доводилось читать об этом в одной из книг. Там рассказывалось, что во время осады Винесберга королём Конрадом Третьим он явил милость осаждённым, разрешив женщинам покинуть крепость, взяв лишь то, что они смогут унести на плечах. Когда утром ворота крепости распахнулись, то, к несказанному удивлению короля, он увидел женщин, кои несли на плечах своих раненых мужчин.
Орландо подкинул в камин немного дров и усмехнулся:
– Жак, у вас есть такая дама на примете? Нет? Вот именно. Так что мы будем умирать на стенах попросту, и эти смерти не будут описаны летописцами последующих времён. Эти бездельники предпочитают лгать, приукрашая сотней врак одну сомнительную правду, а посему, Жак де Тресс, пейте! Вино, оставленное мастером Григориусом, прелестно! В нём есть всё, что потребно для услаждения чувств! Отменный рубиновый цвет, аромат и терпкий вкус…
Шевалье поморщился, махнул одним духом кружку вина и занялся прежним делом. Он бегло просматривал записи, рвал их на части и скармливал прожорливому огню, который с радостью принимал эту жертву.
К моему удивлению, он без всякого сожаления сжигал дорогую бумагу, на которой были видны не только записи, но и весьма интересные рисунки, выполненные в неизвестной и невиданной мне манере. Штрихи были столь лёгкими, что казались невесомыми, парящими над грубой и толстой бумагой.
На одном из бумажных листов, я разглядел фигуру, похожую на монаха, преклонившего колени над страждущим. Силуэт больного или раненого был весьма неясен, но изображение слуги Господня было наполнено такой величественной скорбью, что это напомнило о судьбе отца Хьюго.
– Бедный господин д’Агильери… – задумавшись протянул я.
– Кто? – покосился на меня Орландо.
– Я говорю про аббата Хьюго, – весьма удивлённый этим вопросом, сказал я.
– Отца настоятеля?
– Разве вы не знали его мирского имени?
– Признаться, – хмыкнул шевалье и подкрутил ус, – не знал. Позвольте спросить, Жак, откуда вы его знаете?
– Это имя назвала ведьма, – смутился я.
– Ведьма? Интересно… Говорила ли она ещё что-нибудь про покойного?
– Признаться, я как-то не запомнил, но полагаю, что нет. Единственное, что могу сказать с полной уверенностью, так это лишь то, что ведьма ненавидела священника.
– Ну, это никакая не новость, – отмахнулся де Брег. – Вот если бы она признавалась ему в любви, то у нас был бы хороший повод удивиться, а заодно и посудачить о молодости отца Хьюго.
– Что же вас так удивило?
– Нет, ничего особенного. Возможно, мне изменяет память, но это имя видел в одной из рукописей, кои мне довелось изучать в монастырской библиотеке. Хм… Надо бы наведаться и освежить память. Хьюго д’Агильери, значит…
Не знаю, к чему бы привела наша беседа, получившая столь неожиданную пищу для ума, но тут раздался стук, и, позволю себе заметить, не самый вежливый. Так стучат люди, кои облечены властью и могущие при нужде не только стучать, но и снести дверь с петель.
Шевалье, хоть и поморщился, но открыл дверь. На пороге стоял воин, принадлежащий, судя по одежде, к числу новоприбывших в Баксвэр дворян. Возможно, кто-то из небогатых баронов, кои понадеялись на будущие трофеи. Невысок ростом, но довольно широк в плечах и крепок. На левой щеке виднелся старый, побелевший от времени шрам. Одежда недорогая, но довольно приличная.
– Орландо Гастон Круа де Брег? – спросил он, а я был искренне удивлён, услышав полное имя своего друга. Воистину, сегодня вечер подарил мне много новых историй!
– Да, это я, – спокойно отозвался шевалье. – Чем могу служить?
– Прошу прощения за столь поздний визит, но вас просит прибыть его преподобие отец Раймонд.
– Сударь, вы уж простите невольную дерзость, но я что-то не вижу на вас сутаны серого братства. Каким образом вы относитесь к Святому Трибуналу?
– Времена нынче неспокойные! – Мужчина поджал губы и перевёл взгляд на меня. – Как понимаю, этого юношу зовут Жак де Тресс?
– Вы не ошиблись, – подтвердил я и поднялся.
– Прекрасно. Приглашение святого отца касается и вашей персоны.
– Это приглашение или приказ? – уточнил де Брег.
– Приглашение, сударь. Вы же не откажете его преподобию в этой просьбе.
– Боже меня упаси! – усмехнулся Орландо и повернулся, дабы взять перевязь с оружием и плащ. Мне оставалось лишь последовать его примеру, теряясь в догадках о поводах столь позднего приглашения в Святой Трибунал…
Его преподобие отец Раймонд принял нас в своём кабинете. Священник сидел за столом и разбирал письма, которых на столе было предостаточно. Он выслушал наши приветствия и кивнул:
– Добрый вечер, дети мои. Я искренне надеюсь, что он и будет добрым. Присаживайтесь, разговор будет долгим.
Священник некоторое время читал, делая пометки на пергаменте, а затем нахмурился и отложил его в сторону. Выдержав небольшую паузу, он поднял взгляд:
– Орландо де Брег, я знаю вас как храброго воина и доброго христианина. Пусть… – отец Раймонд слегка покачал головой, – пусть и не самого благочестивого, но сей грех оставим на вашей совести. Жак де Тресс… Вы, как и ваш друг, уже не единожды имели возможность доказать свою преданность церкви и отвагу взрослого мужа.
– Мы к вашим услугам, святой отец, но ваши слова, пусть и весьма приятные для нашего слуха, звучат как некие обвинения, – склонил голову де Брег.
– Если бы мы вас обвиняли, дети мои, – заметил священник, – то наша беседа проходила бы в ином месте и несколько иным образом. Тем не менее я имею все основания задать вам несколько вопросов, которые мне весьма интересны, а причина, по которой они возникли, откровенно настораживает.
– Ваше преподобие, мы с радостью ответим на любые ваши вопросы!
– Надеюсь. Скажите, господа, чем вы сегодня были заняты?
– Признаться, ничем особенным, – пожал плечами де Брег.
– Вино и женщины? – поджал губы священник.
– Не без этого, святой отец. Мы проводили до городских ворот трактирщика…
– Гая Григориуса?
– Вы совершенно правы, ваше преподобие! – подтвердил Орландо. – После отправились ко мне домой, где имели удовольствие отобедать…
– Забыв, что сегодня постный день? – кивнул священник и нахмурился. – День, когда не следует предаваться греху чревоугодия?
– Увы, святой отец, – развёл руками де Брег, – но мы, если это вас немного успокоит, беседовали исключительно о благочестивых и богоугодных делах.
– Не сомневаюсь. В каком часу вы провожали вашего друга? – спросил отец Раймонд.
– Если не ошибаюсь, то незадолго до полудня. Это можно узнать у стражников, которые видели нас у ворот Баксвэра.
– Когда мы расстались с мастером Григориусом, то ударили колокола Святой Женевьевы, призывающие на полуденную мессу, – добавил я.
– Хорошо… После этого вы никуда не выходили?
– Нет, – покачал головой де Брег, – но почему вы спрашиваете?
– Жак? – его преподобие посмотрел на меня. Я растерянно пожал плечами:
– Нет, мы никуда не отлучались.
– Сегодня был убит Филипп де Камрон, – нахмурился отец Раймонд. – Как вы полагаете, господа, сие достаточная причина для треволнений? Особенно учитывая ваше непростое отношение к этому дворянину и грядущую осаду Баксвэра?
– Надо заметить, шериф сдох очень вовремя, – сказал шевалье, когда мы вышли из здания Святого Трибунала.
– Я бы с вами согласился, если бы его преподобие не был таким хмурым.
