– А-а-а-а!.. – начал было тот, но тотчас же его рот был запечатан узкой ладонью высокого.
Тварь поднялась над контуром бортика. Она уже перегибалась через него, показывая покатые плечи и прижатые к груди когтистые лапы, с которых капала слизь.
Девочка застыла на месте. Она, впрочем, не успела даже испугаться, потому что змеевидная голова чудовища качнулась назад и исчезла. До ушей подростков долетел сухой и хлесткий звук, похожий на тот, с каким ломается под ногой мертвая ветвь.
Плеснула в фонтане вода. Высокий негромко произнес:
– Он, наверно, испугался нас больше, чем мы его…
– Да ну?!
– Я точно говорю. Суррикен.
– Я не о том… Оно-то, может быть, и испугалось, а вот я и не думал бояться! – запальчиво возражал кому-то маленький. – А надо вам сказать, что мы, брешаки, не можем… Мы никогда не боимся…
Хвастуна не стали даже дослушивать. Инцидент с чудовищем из фонтана стал той последней каплей, после которой страх становится утомителен и постыден. Подросткам, попавшим на Язык Оборотня, надоело бояться.
Так что весь следующий путь через сад, за кронами деревьев которого виднелся громоздкий серый массив Малой башни, занял лишь пару минут. Это время было бы и еще меньше, не наткнись хвастливый брешкху-полукровка на хищное растение, стреляющее маслянистыми иглами и хватающее за запястья длинными колючими побегами.
Впрочем, высокий двумя энергичными движениями освободил своего незадачливого собрата. С его тонких пальцев сыпалась серая пыльца, похожая на пепел.
Брешак деловито отряхнулся. На разодранных руках алели длинные неглубокие порезы.
– Это что! – бодреньким голосом заявил он. – Вот если бы нам попалась стоглаз-трава, тогда было бы плохо. Это любимый цветок Предрассветных братьев. Я слышал, что если глядеть на лепестки стоглаза дольше, чем пять ударов сердца, то ты станешь рабом ордена… Ры… Ро…
– Ну это-то точно чушь. Стоглаз!
– Ра… Рры… ма… – не оставлял своих попыток брешак.
– Рамоникейя, – тихо выговорил высокий. – Мне шепотом рассказывали, что Предрассветные братья собраны в орден Рамоникейя, что в Черной Токопилье. И потому совершенно необязательно упоминать их вот здесь…
– А что будет?
«Ты лучше спроси, что было бы, если б меня с вами не случилось, дурень!» – мгновенно родился ответ, но ни единого звука не слетело с губ высокого паренька. Он шагнул в густые заросли плюща, нагло лезущего в лицо, и через несколько мгновений коснулся ладонями отвесной стены. У самой земли она поросла мхом, эта старая стена, по ней раскинулась сеточка тонких трещин и проступили белесые соленые пятна. Но все равно от нее веяло чем-то грозным, как от сомкнутых до поры глаз сторожевого чудовища.
Из кустов, сопя, вышел брешак. За его спиной вынырнуло бледное, но заинтересованное лицо девочки.
– Мы полезем по этой стене? Я слышала, есть заклинание, которое позволяет, как паучок, взбираться… и…
– Никаких заклинаний не существует, – перебил ее высокий. – Мы взойдем наверх и так, без этих ваших!.. Главное, держитесь за мной. Смотрите только на меня. Не по сторонам, не назад – только на меня!
Стена плюща вдруг затрепетала за спинами подростков и вздулась пузырем. Один за другим лопались стебли. Маленькому брешаку показалось, что теплая волна чьего-то натруженного, бесшумного, напитанного запахами сырого и чуть подгнившего мяса дыхания коснулась его шеи, дотянулась до его мокрой спины.
– Я же сказал: не оглядывайся!.. – донеслось до него злое шипение высокого. – А ты на первом же шаге не слушаешь!
Осадив своего маленького хвастливого товарища, высокий искатель приключений извлек из кармана, размотал и ловко закинул на башенный выступ узловатую снасть, к которой был привязан трехглавый крюк.
Царапнуло по древнему камню молодое железо. Веревка с узлами дернулась несколько раз и натянулась.
С удивительной легкостью паренек вскарабкался по отвесной стене и оказался на узком выступе, который огибал первый уровень башни.
Маленький брешак также проявил сноровку. Внизу осталась одна девочка:
– Мальчики…
Высокий стиснул зубы, удерживая слова, готовые вот-вот вырваться на свободу и окончательно растревожить ночь, смыкающуюся над головами.
Непоправимого не случилось. Все трое успешно оказались между зубцов каменной стены, примыкающей к древнему донжону. Маленький брешак не вытерпел и все-таки заглянул себе за спину, туда, в бойницу верхнего яруса, откуда открывался вид на темный сад с каменным фонтаном. Он успел увидеть несколько цепочек огоньков. Ему почудились снопы бледного света, вытягивающегося из хищного кустарника… Красные точки, попарно вонзающиеся в полумрак.
Рука его высокого спутника сорвала брешака с облюбованной позиции.
– Я же тебе говорил!
Но в этот вечер в Малой Астуанской башне говорил не он один.
Если бы эти трое только могли представить, какие последствия возымеет эта естественная юношеская потребность – проникнуть туда, куда не зовут. Туда, куда запрещено. Куда не попасть напрямую, просто идя по тропинке. О, если бы трое подростков знали, кто собрался тут, в темном, гулком зале на втором ярусе главной башни! Если бы подозревали, чьи голоса будут разлетаться по углам, чьи тени будет завороженно вбирать тьма…
Но довольно. Тут был хозяин всех земель от побережья до Тысячелетней реки Тертеи – владетель Корнельский. Тут был кесаврийский маг Астуан V, держатель Алой сотни, самое имя которого произносилось шепотом между ударами сердца. Тут был лорд-протектор Охранного корпуса, глава королевской гвардии, знаменитый сэр Милькхэм Малюддо.
С менестрельских хоров, куда пробрались не в меру любопытные юнцы, было отлично видно и огромный дубовый стол с возвышением, за которым сидели четверо мужчин; и большой камин с алыми угольями, с которых стекало ленивое пламя. И брошенные наземь серые дорожные накидки, и стоявший у камина массивный желтый котел. Пустой, как высохший череп с отсеченной крышкой.
Владетель Корнельский был мрачен. Его собственный череп гудел как растревоженный улей. Время от времени грузный аристократ проводил всей пятерней по влажному лбу. На виске билась натруженная синеватая жилка, похожая на издохшего червяка. До него доносились негромкие слова Астуана, которые, впрочем, предназначались не ему:
– Катастрофа ближе, чем мы думаем. И мы пока не знаем, что делать. На этот раз нас ожидает не прямое противостояние, не война с открытым забралом. Мы даже не знаем, в глаза каких исчадий Омута нам нужно будет взглянуть, чтобы не допустить катастрофы.
– В самом деле? Вы же говорили, что все расчеты дают почти вековой резерв, – возник звучный баритон. Он принадлежал четвертому из собравшихся в пустом зале Малой башни.
– Ну… Это были не те расчеты. Тем более все наши люди, в частности ученые Алой сотни, знали, что цифры лгут, – сказал Астуан. Его высокие, четко очерченные скулы дрогнули. – Это говорилось только для одних ушей – вашего великого отца. Он должен был уйти в мир иной со спокойной душой. Без ощущения смертельной тревоги за державу.
– У него было предостаточно других ощущений, ставших смертельными!
– Все это так. Но тем не менее… Мы должны искать пути к спасению. И нам давно известен один такой. Очень просто. Я говорю о Даре Омута. Его пора задействовать: время пришло.
Перед мысленным взором владетеля Корнельского вдруг колыхнулась стена дождя – того мутного, назойливого, много лет назад выстилавшего окна корабельной каюты мучительным серым бархатом. Дождя, который шел, когда герцог еще не носил громкого титула и был просто капитаном Каспиусом Бреннаном-старшим. Пальцы заныли от холода, казалось, так и не выцедившегося из суставов за истекшие пятнадцать лет. Та ампула, покрытая инеем… Пенный «Кубок бурь», борта, трещавшие от неведомой и чудовищной тяжести вещи, привезенной из самого сердца погибели…
– Неужели все вот так? – снова взлетел высокий баритон, и вслед за ним вскочил и его обладатель. – Герцог, а вы…
– Да, государь. Все так, – отозвался владетель Корнельский и вытер пот прямо рукавом пыльного дорожного камзола. – Все так и есть.
Государь!
На менестрельских хорах съежились трое. Замерли, припав к полу, к теплой тесаной древесине, боясь и вздохнуть. Высокий паренек, впрочем, нашел щель в рассохшемся сплошном ограждении, обводящем зал поверху, но увидел только коротко остриженный затылок и спину человека, сначала нависшего над столом и тремя сидевшими за ним мужчинами, а потом выпрямившегося во весь рост. Того, кто только что был назван государем. Короля Альгама и Кесаврии, жизнетворного Руфа-Альвуса IV Шеппиана, взошедшего на престол не более полугода назад.
Между тем, невольно повинуясь порыву короля, поднялись и трое его собеседников. Владетель Корнельский, громадный, грузный, оказался почти на голову выше далеко не самого малорослого монарха.
