– Сказала, – вздохнула Молли. – Вулкан усмирять. Говорит, я подхожу, как ключ к замку.
– Угу, – кивнула Волка. – Долго мы тебя искали, Молли. Я сама на юг далеко забиралась, за Норд-Йорк. До Анвика доходила, даже до Варкворта.
– Больше ста миль, Волка! – всплеснула руками Молли.
– А что делать, – отозвалась та. – Язык ваш из молодых магов-оборотней только я знаю. Ну и Ярина ещё маленькая, но она… Вот так и искали, пока тебя не нашли.
– Нашли, ага. – Молли опустила голову.
– Не печалься, – ободрила её Волка. – Человеку с магией в Королевстве не жить. Уж ты мне поверь. Если она сильнее… если слишком сильная, Особый департамент выследит и заберёт. А если и не выследит… сама понимаешь. Сгорит.
Молли поёжилась.
– А ты не знаешь, что с теми, у кого магия есть, в Особом Департаменте творят? Я-то разное слышала; что твои зоркие волчьи глаза видели?
– Что видели… – задумалась вервольфа. – Видели, как их хватали. Видела, как в паровые повозки сажали. Видела, как увозили. Видела ваших… znatnyh… э-э-э… верхних… важных… – Она замялась, подбирая слова.
– Пэров? – догадалась Молли.
– Точно! Пэры. Так их называли. Там, где Особый Департамент, там и они. И что-то не нравились они мне, запах мне их покоя не давал. Странный какой-то. Странный, а чем странен – не пойму. Но крутились они там постоянно. И взгляд у них странный, durnoi… неприятный то есть.
– Так они спесивы без меры, то всякий знает!
– Uppish? – не поняв, переспросила Волка, повторяя сказанное Молли.
Пришлось потратить некоторое время на разъяснения. Кое-как уяснив значение слова, Таньша кивнула, но без особой уверенности.
– Нет, Молли, спесивы они, конечно, да, как ты говоришь. Но было там и ещё что-то. Сокрытое, спрятанное. Мой нюх пробиться не смог, слишком глубоко.
– У них у всех?
Волка покачала головой.
– Не знаю, Молли. Я за ними специально-то не следила. Моё дело было – такую, как ты, искать. А от Особого Департамента я пряталась просто.
Молли хотела спросить ещё о массе вещей. Трудно ли превращаться в волка и как она этому выучилась; откуда на голове её появился волчий мех, не исчезающий, даже когда она в человеческом своём теле; много ли ещё таких же, как она и Всеслав, родились ли они с этим даром и сможет ли она, Молли, когда-нибудь превратиться, скажем, в птицу; способна ли Волка перекинуться ещё в какого-нибудь зверя; и что это за «эхо» от её, Моллиных, чар, что может далеко разноситься, да ещё и чем-то повредить; о многом она хотела спросить, но в этот момент снизу донеслись шум, встревоженные голоса; раздалось что-то вроде сдавленного вскрика – кажется, самой целительницы.
Волка насторожилась, напряглась, вслушиваясь; а миг спустя лицо её сделалось серым. Она медленно втянула в себя воздух, закрывая глаза; пальцы её судорожно вцепились в цветастое одеяло.
– Что, Волка? Что случилось? – испугалась Молли.
Таньша ответила не сразу. Выдохнула, посидела ещё чуть-чуть с закрытыми глазами, словно собираясь с духом перед чем-то неимоверно тяжёлым.
И наконец сказала.
– Они штурмуют перевал.
В комнатке повисла тяжкая, болезненная тишина, тишина, отзывающаяся ломотой в висках.
Нетрудно было догадаться, кто такие эти «они» и какой перевал они штурмуют.
«Вернее, – подумала Молли, – штурмуют уже не сам перевал, а спуск с него. На перевале-то самом они стояли уже давно…»
Волка вслушивалась. Руки, плечи, бёдра – всё напряглось, словно и впрямь у волка перед прыжком.
Молли сжалась и молчала. Больше всего ей хотелось забиться сейчас с головой под одеяло, ничего не видеть и не слышать. И пусть бы Ди тихонько мурчала бы рядом, словно уговаривая хозяйку ничего не бояться.
Волка выдохнула, шевельнулась. От неё сейчас просто тянуло силой, сдерживаемой, изо всех сил загоняемой обратно в стойло.
– Там говорят… ударили ночью, много пушек… обстреливали всё… ваши егеря поднялись по горным тропам в обход. Наши отступили. И отступают дальше. Много раненых. – С каждой переведённой фразой она становилась всё мрачнее и мрачнее.
Молли сидела, чувствуя, как пылают щёки и уши. Что делать, что сказать?
Придумать она ничего так и не успела, потому что голоса внизу стихли, а миг спустя на их пороге появилась сама целительница. Жестом остановила дёрнувшуюся было Волку, быстро шагнула к Молли, схватила за руку.
«Королевство идёт за перевал. – Молли вздрогнула, и Средняя сильно, до боли сжала ей ладонь. – Слушай меня внимательно. Должна я тебя учить, да недосуг. Нужна там, где бой, раненых спасать. Мне говорят, должна я тебя к Старшей отправить… – Молли прикусила губу и взглянула на врачевательницу с ужасом. – Что, страшно? Вот и мне за тебя страшно, девочка. Никому такой силы не пожелаю, как у Старшей, даже злейшему врагу. Не хочу тебя туда посылать, Молли Блэкуотер. Поэтому у тебя самой спрошу. Хочешь со мной отправиться – туда, где стреляют, где ваши наступают; или к сестре моей выберешь в ученицы перейти?»
Только сейчас Молли сообразила, что то же самое Вольховна говорит и на своём собственном языке. Верно, для Волки.
И услыхала, как вскрикнула Волка при имени Старшей.
Вскрикнула по-настоящему, от взаправдашнего испуга.
Верно, слава третьей сестры вполне соответствовала истине.
«Я с вами, госпожа Средняя, – поспешила выпалить Молли. – Я… помогу».
«Конечно, поможешь, – суховато бросила целительница. – Учиться будешь со мной рядом, в сложных случаях силой поделишься. Её у тебя избыток. Не одну жизнь спасёшь. А учиться будем с тобой ночами. Собери одежду свою, Молли Блэкуотер. Волка тоже с нами пойдёт. Слаба ещё, драться не может, так мне подспорьем станет. Собирайся, девочка, да кошку свою не забудь. Впрочем, она тебя и сама не оставит».
Целительница резко отпустила руку Молли, коротко кивнула и исчезла за дверью.
– Всё поняла? – взглянула на неё Волка. – Собираться велено. Я с вами. Не отпускает меня Вольховна, ещё лечить хочет.
– А Всеслав?
– А что Медведю сделается? Он-то всего лишь пулю в мякоть заработал, магию не тратил. С нами, думаю, тоже отправится. Надо ж на ком-то припасы везти! – И Волка усмехнулась.
Собираться Молли было недолго, чего там собирать – её старая одежда, отмытая и отчищенная; одежда новая, полученная от Средней. Добрая одежда, теплее той, что была, – во всяком случае, от зимних холодов знаменитый touloupe защищал куда лучше старой куртки Молли. Валяные зимние сапоги, которые Волка называла valenki. Рукавицы и варежки. Шапка, меховая, с опускающимися ушами, тоже необычайно тёплая. Пояс с ножом.
Нож был тоже настоящий, длинный, выкованный из синеватой стали, с тёмной гладкой рукоятью из красивого коричневатого дерева, словно источавшей тепло. Нож дала ей сама Средняя после третьего урока.
«Бери-бери, – сказала она тогда. – Человек без оружия – не человек. А ты не пленница. Ты моя ученица. Бери нож. Что, не умеешь им драться? Не беда, Всеслав научит, как окончательно на ноги встанет».
Ей верили. Ей дали оружие – настоящее. Нож казался куда острее папиной бритвы.
Сама целительница собиралась тоже недолго. Верно, всё было приготовлено, она дожидалась лишь самого известия.
Молли и Волка покинули дом, собравшись, – Средняя уже ждала их в санях, запряжённых невысокой мохнатой лошадкой.
Молли не удалось особо погулять по городку Rooskies. Всё время отнимали занятия с Вольховной Средней, Волка, что могла бы её сопровождать, сама отлёживалась, не высовывая носа на улицу. Потому Молли добралась лишь до городского рынка с непроизносимым названием torzhische, походила меж рядами, присматриваясь и прислушиваясь, да и то очень недолго.
Теперь же она жадно глядела по сторонам. Впитывала, вбирала в себя всё – чистый морозный воздух, низкое солнце на прозрачном голубом небе, бревенчатые дома по обе стороны улицы, ставленные просторно, с размахом.
Городок, конечно, был не чета Норд-Йорку. Ни высоченных домов, ни изрыгающих дым труб. Ни паровиков с локомобилями, ни громадных фабрик, ни блистающих кофеен с кондитерскими – правда, и резкого разделения на богатые и рабочие кварталы Молли тоже не заметила. Нельзя сказать, конечно, что тут царили полная благость, всеобщий достаток и довольство – хватало бедных домов, маленьких, в два окна, встретилось и несколько покосившихся, заколоченных избушек. Некоторые из Rooskies носили одежду побогаче, с дорогим мехом, с бисерными вышивками и парчовой тесьмой, но вот нищих, бедняков-побирушек она не увидела совсем. И большинство домов в городке не сильно отличались друг от друга – ну, если не считать дивного деревянного кружева наличников, узоры на которых ни разу не повторялись.
Сейчас эти дома во множестве покидали люди. Мужчины в тулупах, валенках и меховых шапках, с длинными ружьями за спиной и непременным ножом на узорчатом поясе.
