– Ну… Вот ты какой… Не бойся. Все хорошо.
Кроме железного стола, кое-где побитого ржавчиной, и занятого толстяком стула, в комнате мебели не нашлось. Мне предстояло слушать стражника стоя. Глядя на него, я вдруг четко понял, что передо мной затравленный начальством эмпат. В его душе я вдруг уловил многократное отражение «моих-его» чувств. Бесконечность уходящих вдаль оттенков и ассоциаций, будто пойманных зеркалами пленников. Меня чуть замутило от странного ощущения. С Зораном я такого не испытывал.
– Все хорошо, – еще раз повторил старший стражник и настороженно посмотрел на дверь. – Значит, это ты показал на Джея ан Данера, да? – скучающим тоном произнес он. – Что же подвигло тебя к этому?
В нем таилось нечто большее, чем праздный интерес. Он определенно на что-то надеялся и едва сдерживался от нетерпения. Я не стал его разочаровывать. Мне показалось, что старший стражник может помочь мне. Это был хороший человек.
– Да… Я просто знаю. Вы должны понять, – затараторил я. – Он вошел во время представления. А еще я видел его до этого…
Ты подумал о Фарри?
Я осекся. Про ту женщину говорить нельзя. Пойдут не те вопросы, и под ударом окажется мой приятель. Внутри меня заныло желание рассказать все, оградить приятеля, но рассказать.
Эмпат подобрался, внимательно глядя на меня сквозь полуопущенные веки. Он наверняка почувствовал мое смятение.
– Что я должен понять? – вкрадчиво спросил толстяк.
– Я чувствую… других людей…
Стражник хмыкнул, откинулся на скрипнувшую спинку стула и закинул руки за голову, что далось ему непросто из-за грузной комплекции.
– Эмпат? – то ли спросил, то ли понял он и еще раз хмыкнул, но уже с теплом в душе. Потом глянул в сторону двери и понизил голос: – Пойми, малыш. Я сильно рискую, общаясь с тобой. Но Джей у меня на заметке уже давно. Расскажи все, что знаешь. Ничего не скрывай. Почему ты думаешь, что Данер и есть Головач?
Людям надо доверять, так говорил мой кузен. Меня окатило грустью воспоминаний о Кассин-Онге. Грузный стражник покачивался на стуле и с непонятной надеждой ждал моих слов. В нем тлел огонек отчаяния, мерцала толика безумия, но говорил он искренне. Потому я решился:
– Один раз я видел его в ледоходе с какой-то женщиной. У него были плохие мысли по отношению к ней. А потом… Я прогуливался. Мне интересны заброшенные кварталы. И я нашел ее… Мертвой и с отрезанной головой. Это точно была она.
Стражник резко подался вперед:
– Опиши ее!
Я старательно, прикрыв глаза, описал то, что помнил, стараясь освежить в памяти образ из ледохода, а не ту замерзшую голову.
– Тело номер шестнадцать, нежилой квартал Торгового района, – кивнул удовлетворенный новостями эмпат. – Значит, говоришь, что видел ее в ледоходе Данера? Кто еще может это подтвердить?
Впутывать Фарри мне не хотелось, и потому я просто ответил, что не знаю. Что я был один.
– Ты уверен? – прищурился стражник.
– Конечно, – может быть, слишком поспешно выпалил я.
– Плохо, – скуксился стражник, побарабанил толстыми пальцами по столу. – Что есть свидетель, что нет свидетеля… Ты умудрился засветиться как клеветник, и вряд ли тебя станут слушать в совете. Слово бродяги против слова знатного ублюдка. Проклятье! Ты уверен, что никого больше рядом не было?
Я изо всех сил думал о том, что тогда стоял у канала один, что рядом не мерз Фарри, и надеялся, что так мне удастся обмануть эмпата. Если мой друг попадется в руки стражникам… Да и кто станет слушать бывшего воришку?
– Ладно, малыш, – не дождался ответа толстяк и разочарованно вздохнул. – Досадно, но как свидетель ты их не устроишь, после навета-то. Это сразу оспорят законники, проклятье! Спишут на зависть.
– Но он же на свободе, – тихо сказал я.
– О, знал бы ты, как меня это злит, – оскалился стражник, и душа его полыхнула болью. – Но мне никто не верит. С начальника поста я скатился до старшего стражника только за одно предположение, что Данер и есть Головач, и не факт, что завтра меня уже не отправят в патруль просто за то, что я говорил с тобой о нем. Но у меня нет доказательств, и мне тут никто не поможет. Все боятся его, никому не хочется вылететь со службы с черным билетом и пойти работать в доки Трущоб грузчиком. А он открыто насмехается, когда видит меня! Он знает, что я знаю…
Глаза эмпата сумасшедше заблестели.
– Он знает: я чувствую. И вся эта возня с его кураторством – насмешка надо мною! Да-да! Но… – Безумие на миг покинуло его взгляд. – Малыш, запомни на будущее. Никогда, никому не говори с порога, кто ты есть и что за проклятье ты носишь. Я про наш с тобой «дар». Это бремя и так не дает спокойной жизни, а если люди знают о нем, то добра от этого не жди. Никогда. Я вел это дело, малыш. Пока его не отобрали у меня и не вручили другому стражнику, полояльнее к Данеру. О, я все про него знаю. Знаю, что он душит, прежде чем отрезать голову. Знаю, что отпиливает ее на морозе. Знаю, что все время возвращается к не найденным еще телам и выкапывает их из-под снега, словно издевается над стражей. Знаю, что никогда не прибегает к услугам шлюх Услады, потому что те вечно под охраной и принимают только в салонах. Знаю, что он охотится в основном в Трущобах. Знаю, что на борту своего ледохода он тоже убивает. Несколько тел были найдены в канале. Я много знаю. И я тоже чувствую.
Он безумно что-то забормотал. Быстро-быстро, так, что я не мог разобрать ни слова.
– Его же надо остановить, – робко проговорил я, понимая тщетность попытки. Он знал, он действительно знал, но был беспомощен, словно рыбак в обрушившейся шахте. А я не мог ему помочь, не выдав тайны Фарри, столь же беспомощно погребенный под чужим секретом.
– Закон – это Данер-старший. Данер и верхний совет Шапки, куда он входит. Если бы нашелся свидетель, незаинтересованный… Но я думаю, что если Джея снимут с трупа, с пилой в руке, то все равно не смогут остановить… – очнулся стражник. – Я надеялся, что ты прольешь немного света на это темное пятно. И мне стало легче, правда. Мне радостно, что не один я знаю истину. А где нашлись двое – непременно появится третий, да-да. Когда-нибудь я его прижму! Сейчас мне запрещено приближаться к Джею ан Данеру под страхом ареста, но когда-нибудь, клянусь, я доберусь до сукиного сына!
Он принялся лихорадочно обкусывать кожу на нижней губе. Взгляд его потускнел:
– Ладно, малыш, пойдем, я отведу тебя на свободу. Нехорошо в казематах детей держать. А так хоть одно полезное дело сделаю. Где ты живешь?
– На ферме мастера ан Гетера, – быстро ответил я.
– Хорошее место, – с отсутствующим видом кивнул эмпат. – Хорошее. Ладно, идем. И мой тебе совет. В районе знати обитает некий Зоран. Человек из гильдии Собирателей. Сходи к нему. Он тоже носитель нашего проклятья, но он умеет им управлять и, может быть, научит тебя чему-то еще.
Я кивнул.
– Данеры живут неподалеку от гильдии. – Он с намеком глянул на меня, и его полные, обкусанные губы тронула улыбка. – Учти это. Хотя… У тебя же нет жетона…
– Есть, – робко заметил я. – Я видел уже мастера Зорана.
– Тогда обязательно к нему сходи. К Зорану, да-да. Это поможет тебе в будущем. Пока, как я вижу, ты совсем не знаешь, что такое быть эмпатом в нашем мире. И последний совет, малыш.
Он неуклюже пошевелился на стуле:
– Если тебе представится шанс – беги из Шапки со всех ног. Вряд ли Джей оставит тебя в покое. Ему нравится играть с теми, кто его подозревает. И я боюсь, о, как я боюсь, что его папашка, под чьим крылышком находится гильдия Услады, знает о грехах сына и поощряет их. Дела у легальных шлюх явно идут в гору.
Толстяк моргнул.
– Если ты узнаешь что-то еще о Джее, то найди меня. Вана ан Лавоя знает каждый стражник в городе. – Он горько ухмыльнулся. – Вместе мы что-нибудь придумаем. Мальчик-клеветник и стражник-завистник. Хе-хе…
Когда я покинул стены тюрьмы – еще не раз возвращался к той странной беседе, и мне не давала покоя мысль, что чужие тайны, даже маленькие, всегда могут привести к настоящей трагедии. Секреты близких – это как заваленная снегом развилка дорог. Налево бы пойти, да потревожишь чей-то сокрытый в сугробе скелет, и потому выбирать приходится путь направо. Теряя те шансы, что богато разбросаны на нужной тебе тропе.
Если бы Фарри не оказался беглым воришкой, то мы смогли бы помочь остановить проклятого маньяка.
Наверное.
Первым делом я вернулся на ферму, где получил страшный нагоняй от старика. Раск ан Гетер кричал на меня в голос. Лицо его раскраснелось, с губ вместе с обидными словами срывались брызги слюны. Я не виню хозяина теплиц за это. Он был абсолютно прав – я подвел его уже второй раз. Непозволительно много для человека в моем положении. Поэтому в тот день, да и в следующий тоже, пришлось поработать. Без обеда, без ужина, до глубокой ночи. Я возвращался домой практически без сил и старался пробраться в комнату, никого не потревожив. Гасил лампадки, оставленные в общей комнате для меня, и крался к койке, слушая мерное дыхание Фарри и далекие похрапывания старика.
