Лучезарный
Ароматный и пронзительно-холодный морской ветер бил Гадару в лицо, он, жмурясь от наслаждения и кутаясь в толстый суконный плащ, воображал себя бывалым морским волком, боевым капитаном, который ведёт в бой целую эскадру мощных кораблей, набитых злыми и опытными вояками аж до фальшборта. Или до парусов? Или до рей? Интересно, как правильно сказать?
Он нехотя обернулся к командиру Детей шторма, который называл себя коммодором (но, собственно, кто мог ему помешать именоваться хоть адмиралом!), и с понимающим видом осведомился, как вообще всё идёт.
– Хороший ветер, – отозвался коммодор. Он знал Гадару цену и был уверен, что тот ровным счётом ничего не понимает в корабельном деле и войне, но считал нужным блюсти минимальную вежливость. В конце концов, принц – брат нанимательницы, а та никогда не обижала их оплатой и содержанием, и общалась достойно. – Скоро подойдём к Ардо.
– Форт пока ещё не виден?
– Нет, пока не виден.
– Но, надеюсь, ты разглядишь, поднят ли над Ардо флаг, и примут ли нас там?
– А почему вдруг могут не принять?
– Ну, я не знаю… Я полагаю… Нет, нас должны принять, но может быть… – Гадар понял, что окончательно потерял свой престиж в глазах этого человека, и даже разозлился. – Давай, смотри в оба! Мало ли, кто может попасться на пути.
Коммодор смерил его взглядом, под напором которого горячность мигом оставила его высочество.
– Мы делаем своё дело, а принц пусть делает своё.
И к отповеди-то было не придраться: произнесено вроде бы любезно – но Гадара сказанное задело. Он мысленно принялся изобретать ответы и занимался этим до того момента, когда наблюдатель с мачты завопил что-то нечленораздельное, тыкая рукой в сине-серебряную морскую даль под небом, дивно убранным облаками, – поистине королевская картина. Принц вопросительно повернулся к наёмнику, всё ещё решая, сердиться ли и упрекать, или сперва выяснить, в чём дело.
– Значит, показался форт?
– Нет, господин, – по-деловому прозвучало в ответ. – Корабль под флагами Овеяния. Будем брать?
– Э… Э… Корабли герцогини? Здесь? Бой в море? А это… боевые корабли, что там видно? Я, признаться… Я никогда не вёл сражений в море.
– Вам-то зачем, принц? Предоставьте дело мастерам.
– Так, а вы… Вы уверены, что справитесь? Сколько там врага? У вас хватит сил?
– Это не боевые корабли, – спокойно ответил коммодор, повторяя только ему понятные выкрики наблюдателя на нормальном, понятном для уха цивилизованного человека, языке. – Торговые, и, похоже, перегруженные. Три их корабля на три наших. Лёгкое дело, если, конечно, не будет сюрпризов от Глотки.
– Э-э… Глотки? О чём речь?
– О явлении, которое у вас называют Провалом, а у картографов Опорного – Великим водопадом. Мы же, моряки, зовём его Глоткой.
– Вы же не собираетесь, в самом деле, приближаться к Провалу?
Коммодор, ехидно кривясь, пожал плечами. Он смотрел на принца без какого-либо почтения, да и уважением там вряд ли пахло, и Гадару стало не по себе.
– Корабли следуют по самому краю Глотки в направлении территориальных вод Кателиппа. Если они доберутся туда, там их, разумеется, будут встречать, и мы уже не поживимся. Если брать, то брать сейчас. Решайтесь.
– Но вы гарантируете нам безопасность? Капитан, у вас на борту член королевской семьи Лучезарного, вы осознаёте серьёзность ситуации и всю свою ответственность?
– Я также помню, что у меня тут четыреста парней на трёх бортах, – брезгливо, но по видимости сдержанно ответил наёмник. – И я не хочу зря их терять. Но госпожа платит нам за войну, и платит хорошо. Мы готовы отрабатывать всё до последнего гроша.
Гадар уныло подумал о сестре и её реакции на упущенную возможность навредить герцогине, после чего подал знак, что не намерен как-либо вмешиваться. У него разом высохло во рту и взмокло под щегольской шляпой, и мысль о том, что он тоже смертен, в кои-то веки показалась вполне уместной. Если бы можно было попросить сперва высадить его на берег и лишь потом преследовать добычу, он так бы и сделал. Но от земли в отдалении осталась лишь бледная дымка, а ещё отпугивала перспектива снова поймать на себе высокомерный взгляд коммодора (он наёмник, всего лишь наёмник, имеющий наглость презирать принца, но как ему можно это запретить?). Лучше вообще не привлекать к себе его внимание лишний раз.
Командир Детей шторма приказал поворачивать, и над головами матросов звучно захлопали разворачиваемые во всю ширь паруса. Этот звук обескуражил Гадара ещё сильнее – можно было подумать, что корабль сейчас развернёт все свои крылья и бросится в атаку, стряхнув людишек прямо в воду, чтоб не мешались на борту. Это была, конечно, безумная фантазия, но суть-то верна: судну из дерева и металла действительно безразлично, везёт ли он на себе человека, облечённого величайшей властью во Вселенной, или простых наёмников, суть которых как раз в том, чтоб умирать!
Все три корабля, отданных Ианеей своим каперам (у них имелись и свои, но они остались в Опорном, здесь же Дети шторма ходили на том, что им было доверено, и, похоже, были довольны бортами), действовали заодно и на удивление красиво. Можно было подумать, что это невесть какое простое дело – развернуть парусную громадину и погнать её на врага, с каждой минутой всё быстрее и быстрее.
Гадар рассмотрел торговые суда, лишь когда те тоже заметили угрозу и попытались в свою очередь ускориться. Судя по тому, как удовлетворённо коммодор перебрасывался фразами со своими помощниками, получалось у них плохо. Наёмник вовсю разбрасывался приказами, большую часть которых принц не понимал даже приблизительно. Повинуясь одному из таких, оба сопровождающих корабля выдвинулись вперёд, но и с отставшего главного в какой-то момент его высочество разглядел вдали кромку Провала и с трудом перехватил дыхание.
– Вам бы спуститься в каюту, принц, – снисходительно сказал ему коммодор. – Возможно, будет бой. Вряд ли они сдадутся.
– Нет уж, гибнуть в каюте, если что… беспокойнее, я бы сказал.
– Никто пока не собирается гибнуть. Кто-то умрёт, конечно, но не большинство. Достаточно взглянуть на корабли, чтоб понять, откуда они пришли и в каком состоянии находятся. Они выглядят так, будто вышли из серьёзного шторма, но здесь шторма не было. То есть всё понятно.
– Да? И что же тебе понятно?
– Они поднимались через Глотку. При определённых условиях это возможно, но очень трудно.
– Что?! Через Провал? Это невозможно!
– Моряки знают о трёх таких случаях, которые были подтверждены. А также слышали о множестве неудачных попыток, всё верно.
– Но… Но зачем им это было нужно? – Гадара душило волнение.
Наёмник опять смерил его снисходительным взглядом, и принц с досадой подумал, что на сестру этот прощелыга никогда так не смотрел. Какой взгляд-то: словно на бесполезное занудное насекомое или самоуверенного мальца, влезшего во взрослые разговоры! Или ему просто ни разу не довелось быть свидетелем подобного, и Ианея тоже терпит высокомерное отношение своих наймитов?
Гадаром овладел гнев – холодный и расчётливый, тот самый, что зримо отличал его отца от других людей и помогал государю править страной даже в самые сложные годы. Он мобилизовывал внутреннюю решимость и волю к победе, все возможности воображения и рассудка и при необходимости мог выжимать из человека даже невозможное, достаточно было лишь воспользоваться ситуацией. Холодно сощурившись, Гадар уставился в морскую даль, медленно соображая, чего же он желает и к чему мысленно готовится.
– Очевидно, что герцогиня ищет возможность снабжать Овеяние в обход Лестницы. – А коммодор тем временем отвечал на заданный вопрос. – Глотка – второй путь из Опорного в Лучезарный или обратно.
– Это не путь, это смертоубийство… – медленно проговорил принц. – Значит, ты уверен, что этим трём кораблям удалось подняться по Солёному водопаду? Любопытно. Хотелось бы послушать историю о том, как у них это получилось. Проследи, чтоб твои ребята взяли пленников, которых можно будет расспросить. А теперь действуй.
– Будут пленники, – ответил один из помощников коммодора, поймав его взгляд.
– Успеешь перехватить их до границ Кателиппа? Не следует ли поторопиться?
Наёмник не ответил, но его поведение уже совершенно не интересовало Гадара – он был поглощён целью, пытающейся улизнуть из-под меча. Принцу дышало в спину исступлённое желание поставить герцогиню на место. Кем она себя вообразила, эта наглая дрянь? Хочет обойти кольцо флажков, которыми они её обложили со всех сторон? Уж не считает ли эта дама, что может заставить всё королевское семейство плясать под свою музыку? Высоковато метит, чванливая старуха… В этой гневливости и стремлении взять верх над возомнившей о себе женщиной, которая в глазах королевского сына мало чем отличалась от простолюдинки, не осталось места страху за свою жизнь, и только одна страсть преобладала – стремление побеждать.
