Потом были бесконечные алые поля, забитые дикими оленями. Светлый бог, сколько же зверья обитало в этих краях. Удивительно, что ни одна из охотничьих гильдий не добралась до столь знатных угодий. Будь я магистром какой-нибудь небольшой ватаги – непременно бы наладил маршрут отсюда и до ближайшего поселения. Мясом да шкурами можно было обеспечить себя до конца дней.
Иногда среди льдов попадались хищные стаи ледовых волков, а порою встречались и снежные львы. Повелители снегов провожали наш корабль ленивыми и сытыми взглядами. Непуганые, дикие края. За иллюминатором проплывала совсем незнакомая мне жизнь, которой не было вблизи Кассин-Онга. Понимаю, прозвучит странно, но эти вот земли за бортом корабля показались мне гораздо живее, чем окрестности родной деревни.
Несмотря на то что людей здесь, на востоке мира, мы почти не встречали.
Но так было не всегда. По истечении одного месяца пути от Приюта нам попался брошенный город. Капитан торгового судна старался держаться от высоченных домов подальше, слепо веря в легенды о древнем зле, все еще живущем где-то среди холодных стен.
Я даже не знал, что существуют такие странные края в моем мире. Высокие снежные башни, неровные, словно гниющие зубы бродяги, возвышались над плененным льдом городом, обращенным в одну холодную гору. Время и ветра завалили улочки и проспекты, засыпали площади и переулки. Пустыня вскарабкалась на брошенные дома и устроилась сверху, безразлично провожая наш корабль невидимыми глазами. Вершины древних строений сияли по ночам мертвенно-зелеными огнями, и у меня от этих вспышек бежали по спине мурашки. Три Гвоздя рассказывал, что когда-то здесь были огромные города ученых, перед которыми меркли знания самых мудрых инструментариев. Слуги науки посвятили себя целиком какому-то невероятному плану, и тот вышел из-под контроля, уничтожив безумцев.
«При должной дурости в этих местах можно найти диковинные вещи, – говорил Три Гвоздя. – Тут, мои друзья, для братства Цитадели энгу приправлена».
И действительно мы встречали здесь только крошечные форпосты Ледяной Цитадели, которые прятались под укрытием расчищенных путевиков. Небольшие ледовые избы, тщательно оберегаемые от бурана и пурги, хранили в себе секреты безумного братства.
Там, у древнего города, мы видели корабли братства и черные точки людей, копошащихся в замерзшей истории.
Наше судно проползало мимо безликих дозорных, и те провожали нас невидимыми взглядами, неловко оборачиваясь вослед всем телом. Вместо глаз на железных масках крутились шестерни, одна большая, а другая поменьше. Из висков торчали крошечные ветряки. Но увидеть это можно было, лишь заглянув под огромные меховые капюшоны, с пушистой оторочкой которых весело играло дыхание Пустыни.
Братство Ледяной Цитадели. Отчего-то их желание докопаться до старых секретов павших мудрецов казалось опасным. Мне вспоминался тот подозрительный следопыт из Приюта. Может, ему что-то было нужно?
Вдруг он почувствовал компас?!
Такие мысли я гнал в тот же миг, как они зарождались в голове. Страх, суета, сомнения – все это должно было остаться в прошлом. Теперь, когда капкан чужих планов и чувств, погубивших «Звездочку», сгинул во льдах, мне предстало заняться чем-нибудь другим.
Дни путешествия были так похожи друг на друга. Я давно сбился со счета, да и мои товарищи по команде о числах вспоминали только из шутки. Жизнь вошла в замкнутый круг. Родная каюта, теплое одеяло, вежливая побудка дежурного из торговых моряков, беседы о завтраке, гальюн, пара горстей обжигающей свежестью воды в лицо, сам завтрак и ленивые беседы, каюта Шона, каюта Шона, каюта Шона, обед, каюта Шона, каюта Шона, ужин, каюта Шона, ехидные шутки товарищей и легкая обида Фарри, родная каюта, теплое одеяло.
Перед сном я вечно ворочался, пытаясь уловить то непостижимое, что пряталось от меня в «беседах» с Шоном. Он боялся. Он постоянно боялся. И именно в этом страхе скрывался ответ.
Меня осенило глубокой ночью. Я проснулся, слушая, как храпит Сабля, уставился в потолок, по которому плыли сине-алые отсветы ночного неба, прорвавшиеся в темную каюту из иллюминатора. Страх! Все верно! Именно страх давал ему силы! Любой другой давно перестал бы терзаться и сдался захватчику.
Я повернулся на жесткой кровати, схватив за хвост столь явную догадку. Хотелось спустить ноги на пол, сунуть их в меховые тапки и пойти к Шону.
Ночью. От мысли стало совсем не по себе, и я лишь перевернулся на другой бок, размышляя.
Все наши разговоры, когда моряк прогонял прочь демона, заканчивались одним. Шон просил о помощи.
Просил!
Именно эта надежда на добрых людей, на благородных героев и мудрых шаманов подводила его. Страх помогал бороться с засевшей в теле тварью, и Шон при его помощи лишь держал рубежи.
Он не пытался прогнать ее! Раненый воин, удерживающий узкий мост от врагов, тоже думает лишь о том, чтобы продержаться до того момента, как подойдет подмога. Сквозь пот и кровь, заливающие глаза, он смотрит в лица противников и не видит того края моста.
Поднять невероятно тяжелый клинок и ударить, оттолкнуть, защититься. Стоять насмерть, пока сзади не раздастся крик друзей. Думать только о том, что нужно продержаться. Еще немного, еще чуть-чуть.
В этом и была ошибка Шона. Ярость, чувство загнанного в угол ледового волка – вот что способно выжечь безумную тварь из головы одержимого моряка. Надо всего лишь пробудить ее. Эмпату такая задача – раз плюнуть.
Я без сна проворочался остаток ночи, осененный этой идеей. У меня созрел план.
Признаюсь, на завтрак идти не хотелось. Однако, как вы сами понимаете, на корабле закон суровый. Кто последний, тому и котел мыть, так сказать, да остатки выхлебывать. Так что беседу с Шоном я решил отложить, спустившись со всеми на вторую палубу, в столовую. Вид у меня был совершенно безумный. По-моему, кто-то (наверняка Сабля или Буран) прошлись по мне, пока мы завтракали, но я не обратил на шутку внимания, прокручивая в голове свой гениальный, как мне тогда показалось, план. Кто-то засмеялся, что-то сказал Фарри с обиженной, но понимающей улыбкой. А я забросил в себя теплую кашу с мясом, отставил миску в сторону, с забитым ртом улыбнулся товарищам и покинул столовую.
Шон не спал. Он лежал на койке, привязанный, как обычно, и от него неприятно пахло. Со временем к такой вони привыкаешь. Даже брезгливость улетучивается, стоит несколько дней подряд поухаживать за таким вот больным.
– Привет, Шон! – сказал я ему. Поставил ведро с теплой водой рядом с кроватью, достал тряпку и глубоко вздохнул. Еще бы пару недель – и я точно избавился бы от чувства омерзения.
– Мне… стыдно… – просипел Шон. Мне повезло. Очень не хотелось бы вновь ждать, пока тварь уйдет. Сейчас просто необходимо, чтобы моряк слышал то, что я собирался сказать.
Я равнодушно кивнул, сделал знак рукой:
– Поворачивайся.
Моряк неловко послушался, запах нечистот ударил в ноздри, и меня замутило. Так, не время. Совсем не время. Ты же только что считал себя матерым ледовым волком, привыкшим к таким вещам.
Время пришло. Собравшись, я сглотнул набежавшую в рот слюну и сказал:
– У меня плохие новости, Шон.
Он напрягся, но промолчал.
– Вчера было голосование, Шон, – продолжил я наиболее равнодушным голосом, имитируя интонации Мертвеца. – О тебе.
Мне показалось, что в просторной каюте послышался стук испуганного сердца. Шон замер, прислушиваясь. В коридоре послышался чей-то глухой голос, ему ответил заливистый смех.
«Только не сюда. Ради Светлобога – только не сюда!»
Если бы кто-то из пиратов вдруг вспомнил о товарище (совершенно некстати), то этим испортил бы всю затею! Вслушиваясь в звуки за дверью, я тщательно смыл с кожаной подстилки грязь и с отстраненным видом взял свежую тряпку. Пауза затянулась.
Беззвучно втянув в себя воздух, я задержал дыхание и принялся оттирать самого Шона. С каждым мигом ужас в душе бедолаги увеличивался, словно снежный ком, катящийся с вершины гигантского айсберга.
Выдох.
– Шаманы не помогут. Никто не хочет рисковать. Тебе дадут дальнобой, четыре заряда к нему, спальный мешок, канистру энгу и брикет вяленого мяса. А дальше… Как получится.
Шон издал какой-то непонятный горловой звук, дернулся и обернулся.
– Вы… Вы…
– Я не хотел тебе говорить, – безразлично повторил я, чувствуя ненависть и отчаяние Шона. – Но у тебя нет выбора. Буран сказал, что может тебя прикончить. Его многие поддержали. Мертвец решил, что ты сам это сделаешь.
Моряк молчал. Я даже испугался, что ошибся. Что тварь вновь выбралась из убежища и теперь в глазах Шона опять крутятся зрачки-щупальца.
В глазах несчастного блеснули слезы, и мне стало больно от взгляда истерзанного чудовищем парня.
– Уйди, – жалобно попросил Шон.
И тут тьма вновь накатила на него. Лицо потемнело, заострилось. Губы приподнялись, обнажая звериный оскал. В левом глазу зрачок поплыл. Шон плюхнулся на топчан, но через миг вновь приподнялся, мотнул головой, не сводя с меня смертельно обиженного взгляда. Клякса в его глазах дернулась, смешиваясь. Замерла на пару мгновений неуверенно – и вновь распустила щупальца. В уголку глаза появилась первая капля крови.
